Когда мне было девятнадцать лет и я вступал в коммунистическую партию, для меня, как и для десятков тысяч таких же идеалистических юнцов, не было никакого сомнения: это делается для блага народа. Иначе и быть не могло. Допустить, что какая-то группа профессиональных революционеров проходит через это море жертв и крови для того, чтобы захватить все богатства страны, пользоваться ими и пользоваться властью, и что это и есть цель социальной революции, – такая идея нам представлялась кощунственной. Для социальной революции, которая ведет к благу народа, мы готовы были рисковать жизнью и, если нужно, жертвовать ею.