©Борис Батыршин

Часть первая
Чужой февраль

I

– Так, дети, ещё раз последнюю сцену! Сёма, Лёша, по местам! Как девочки закончат диалог – вступаете вы. И не прозевайте, как в прошлый раз!

Мальчик тяжко вздохнул и поплёлся на своё место. Ему нравилось играть в театре, но сколько можно прогонять один и тот же эпизод! Тем более такая пьеса…

Школьный английский театр ставил «Чарли и шоколадную фабрику». Выбора Сёмка не одобрял – неужели мало пьес и книг, чтобы брать эту голливудскую лабуду? Вон в прошлом году ставили «Робин Гуда»… И, к тому же, скажите на милость, кому в восьмом классе интересна эта конфетная история? А он предлагал кое-что получше: рассказ О′Генри про мошенника, который разводит «продвинутого» фермера, – он сразу отбивает охоту смотреть всякие «Магазины на диване»! Увы, не поняли. Вот и приходится изображать «шоколадного короля»…

Сёмка, как мог, отбивался от этой чести. Но всё зря – высокий, стройный, с неизменно насмешливым выражением лица, он как нельзя лучше вписался в экранный образ. Цилиндр и фрак из проката завершили трансформацию – оставалось лишь саркастически ухмыляться, приправляя реплики капелькой яда. Людмила Ивановна качала головой, хмурилась, но молчала: хватало возни с другими исполнителями, не столь артистичными. – Воскресенский! Проснись! Твоя реплика! Сёмка вздрогнул. – Да, Людмилванна, простите, сейчас…

Англичанка – она классная. Пожилая, сухонькая, она в свои шесть с лишним десятков сохранила юношескую порывистость. «Шестидесятница» – говорит про неё дядя Витя. Это мамин друг; отец Сёмки давным-давно живёт в другом городе, а дядя Витя одинаково охотно обсуждает и обновления к онлайн-играм, и новости политики, до которых Сёмка с недавних пор сделался большим охотником. Дядя Витя и в школу захаживает – это он помог соорудить декорации для спектакля. А в прошлом году притащил для «Робин Гуда» охапку луков, настоящих железных кольчуг, шлемов и упоительно тяжёлых мечей и кинжалов.

Школа у них замечательная. Старое, довоенной постройки здание; красный фасад, украшенный алебастровыми медальонами с профилями Менделеева, Ломоносова и других светил. Высоченные потолки, на полу – тёмный, старинный – сразу видно! – дубовый паркет. Диван с кожаными валиками и резной спинкой, стоящий в учительской бог знает с каких времён. И неповторимый, сладковатый аромат: Татьяна Леонидовна, классная руководительница восьмого «В», рассказывала, что раньше полы в их школе натирали настоящим воском. И запах никак не выветрится, хотя с тех пор прошло лет семьдесят. Из-за этих полов учителя особо свирепствовали по поводу сменной обуви. Когда-то это раздражало Сёмку: до дома две минуты бегом, а тут переобувайся каждый раз! Потом привык – полы слыли предметом всеобщей гордости, а Сёмка, конечно, был патриотом родной школы.

– Всё, перерыв, – англичанка устало махнула рукой. – Лямова, Овчинникова, неужели трудно выучить, наконец, текст? Через неделю премьера, а вы…

Из-за двери актового зала послышалась бархатная мелодия – закончился четвёртый урок. Раньше в школе звонок был дребезжащим, металлическим, пронзительным. Теперь не то – каждую неделю выбирается новая мелодия, оповещающая о начале и окончании занятий. Сёмка назло поставил на телефон старомодный сигнал – звонкий, задорный, как на старых телефонах с наборным диском. Дома, в коридоре, висит такой – в белом пластиковом корпусе. Мать наотрез отказывается менять его на современный. Дисковый старичок служит теперь элементом интерьера – Сёмка не помнил, когда последний раз пользовался этим раритетом. Звук аппарата ему нравился, к тому же он разительно отличался от попсы в мобилах одноклассников.

– Все свободны, до завтра! – Людмила Ивановна поверх очков взглянула на «актёров». Те, сгрудившись на краю сцены, преданно смотрели на неё: англичанку в школе любили, загонять палкой в английский театр никого не приходилось. – И, прошу вас, выучите, наконец, слова!

С облегчением выдохнув: «До свиданья, Людмилванна!» – все кинулись к своим рюкзачкам. От перемены осталось минут десять – англичанка сняла их на репетицию только с одного урока. Сегодня прогон был «костюмным»; девчонки, хихикая, забились в тесную каптёрку за сценой, а мальчики принялись стаскивать нелепые цветные пиджаки прямо в зале.

– Сём, напомни – что сейчас по расписанию?

Это Балевский, одноклассник. Сосед по парте и приятель, в основном на почве онлайн-шутеров.

– История. Сегодня презентация про этот… Порт-Артур, да! Старшеклассники делают – типа юбилей войны с японцами.

Балевский наморщил лоб.

– Порт-Артур? Это чё, про американцев? Авианосцы, крутые камикадзе?

Недавно приятели посмотрели дома у Сёмки «Пёрл-Харбор» и «Тонкую красную линию» – в основном ради кроваво-натуралистических боевых сцен. Увы, из четырёх рекомендованных книг Сёмка наскоро пролистал лишь одну.

– А кто его знает. – пожал плечами мальчик. – Но вряд ли – с чего это нам отмечать штатовские юбилеи?

– Ладно, я побежал, – невпопад ответил Балевский, закидывая на плечо рюкзак. – Может, успею ещё в буфет…

Оставалось спрятать фрак и цилиндр – не таскать же с собой целых два урока? Пришлось всю перемену торчать в актовом зале: девчонки, как всегда, копались, и с негодованием отвергли предложение приоткрыть дверь, чтобы принять у Сёмки пакет. Но вот наконец смешливой стайкой пропорхнули мимо, оставив мальчику пустую каптёрку.

Сёмка вошёл. Справа, до потолка – шкаф с реквизитом; вдоль стен стулья, на спинке одного белеет футболка с мультяшной зверушкой. Это Светки Лариной – она играет в пьесе одну из девчонок-экскурсанток. Светка появилась в их классе с прошлой четверти: её родители перебрались в Москву с Сахалина.

Сёмка подумал, что надо бы вернуть вещь хозяйке; но стоило взять футболку, как его ноздрей коснулся лёгкий аромат то ли духов, то ли дезодоранта и ещё чего-то, незнакомого, сладкого. Мальчика будто током ударило, он поспешно бросил тряпочку на стул. Вдруг войдёт кто-нибудь – а он, как извращенец, нюхает девчачью майку!

Светка Ларина нравилась Сёмке – неделю назад он даже решился проводить её до дома и поднести рюкзак. Поскорее, чтобы не было соблазна, мальчик отвернулся от стула со скомканной футболкой. Надо торопиться: вот-вот гомон школьных коридоров прорежет трель звонка.

Внизу что-то брякнуло. Сёмка наклонился. Возле ножки стула валялся большой ключ.

Такие он видел разве что на винтажных развалах Вернисажа, куда они как-то ездили с дядей Витей. Массивный, со сложной гребенчатой бородкой… Бронзовый? Пожалуй – для латуни слишком глубокий оттенок, а благородная тяжесть отметает версию о напылении поверх дешёвого сплава. Может, кто-то принёс для спектакля? Нет, в сценарии ключей не было…

Ничего, старый ключ – это не футболка. Его лучше прибрать, хозяин точно сыщется.

Уже первый звонок! Что-то он завозился, историчка Татьяна Георгиевна наверняка посмотрит с упрёком. К Сёмке она благоволит, хотя и поругивает порой за вольное отношение к программе. «У тебя, Воскресенский, язык хорошо подвешен, ты за счёт одного этого можешь ответить на любой вопрос. Но на ЕГЭ это не поможет!»

Это мы ещё посмотрим – поможет или нет! И кто сказал, что он собирается брать для ЕГЭ историю? Физика с химией – дело другое. Сёмка видел своё будущее в технике. Даже скачал на планшет старые подборки журнала «Техника – молодёжи», и теперь изучал серию статей по истории техники. Сёмка, в отличие от многих своих сверстников, обожал ползучее, плюющееся дымом железо.

Недавно они с мамой были в железнодорожном музее, и там Сёмка, вдоволь полазил по «овечке» – паровозу серии «О» дореволюционной ещё постройки. К сожалению, рубка локомотива была задраена фанерными щитами – а так хотелось покрутить штурвалы парового котла, подёргать рычаги управления ретро-механики! Это вам не стеклянная блямба айпада! В тот день Сёмка твёрдо решил связать жизнь с железными дорогами. Решение продержалось два месяца, пока дядя Витя не отвёз его к своему старому приятелю, подмосковному фермеру. Там Сёмке дали посидеть за рычагами почти старого, почти антикварного гусеничного трактора. Вот это была мощь – руки до сих пор помнили упоительную дрожь рычагов и скрежет фрикционов.

Интервал между звонками – минуты две; кабинет истории располагался сразу за рекреационным залом, заставленным по периметру стеклянными шкафами с вымпелами и грамотами. Стены коридора увешаны яркими постерами с портретами русских полководцев и юатальными картинами. От угла до двери кабинета их было три: Пётр Первый, вышагивающий вдоль ряда галер, портрет маршала Рокоссовского и черно-белый фотоплакат с панорамой морской бухты, уставленной военными кораблями. И надпись дореволюционной вязью – «Порт-Артуръ».

Сёмка чуть не споткнулся на бегу. И было с чего!

Рядом с плакатом, возле двери кабинета истории ни к селу ни к городу появилась ещё одна дверь. Сёмка руку дал бы на отсечение, что всего час назад её тут не было – он сам пробегал по этому коридору, когда торопился на репетицию. Но вот же она! Низкая – чтобы пройти, Сёмке пришлось бы согнуться.

Пройти? Куда? За стеной одноклассники уже уселись за парты и Татьяна Георгиевна поглядывает на часы.

Странно… он оглянулся. В коридоре – ни души, будто уроки уже давно начались. Может, тот звонок был вторым, а он зазевался, разглядывая Светкину футболку?

– Сём, ты чего в класс не идёшь?

Мальчик вздрогнул. Светка. Вот ведь… Ноги вдруг подкосились, и, чтобы не упасть, он упёрся рукой в непонятную дверь.

И чуть не заорал: руку до плеча пробило будто электрическим разрядом. А в ладонь отдалось жёсткой, затухающей пульсацией. Ключ? Да. Оказывается, всё это время Сёмка сжимал его в руке. Но он ведь убирал ключ в рюкзак?

– Сём, что с тобой? – в голосе Светки прорезалась лёгкая тревога. – Ты прям побелел…

– Не, Свет, всё в порядке… Ты чего не на уроке, опоздала?

– Меня биологичка в холле задержала, внизу. Сём, да что с тобой, тебе плохо?

Девочка продолжала говорить, но Сёмка уже не слушал. Его неумолимо притягивала дверь – вся в ровных вертикальных желобках.

«…Она что, из досок сколочена?»

– Гхм… Свет… – в горле стоял колючий комок, будто там застрял клубок сухой мочалки. – Скажи, ты дверь эту видишь?

Света посмотрела на него с недоумением:

– Какую дверь, Сём? Ты о чём? Решил на историю не ходить, хочешь, чтобы я тебя отмазала? Не надейся, не буду ради тебя перед всем классом дурочку валять! Разве что очень попросишь… – и кокетливо улыбнулась.

Как это «какую?» – удивился Сёмка. Да вот эту самую, из досок, покрытых глубокими морщинами, как обветренное лицо старого моряка… И цвет подходящий – красновато-бурый. Ручки нет, зато есть замочная скважина – массивная, окантованная медью… Стоп! Может, ключик как раз отсюда?

Сёмкина рука сама – сама! – нашарила замочную скважину бородкой ключа. В ушах пушечной пальбой гремел металлический скрежет.

– А что это у тебя за ключ? Какой интересный… можно посмотреть?

«…Выходит, ключ она видит?

… и не провернуть – туго…»

– Сём, это что? Какая-то дверь… Откуда она здесь?

Сёмка толкнул шершавые доски. В глаза ударил дневной свет, хлестнуло холодным ветром. Что-то чужое накрыло его – будто покрывало, наброшенное на пристроившегося на диване щенка. Накрыло – и тут же отпустило, забрав с собой всё привычно-знакомое. Пропал школьный коридор, пропал дубовый паркет под ногами. Сёмка стоял, ошалело вертя головой и щурясь от яркого солнца.

Бред? Галлюцинация? Сёмка крепко зажмурился, досчитал до десяти. Открыл глаза.

Не помогло. Всё на месте – и солнце, и ветер, и запах моря, такие неуместные в школьном коридоре…

Сёмка изо всех сил ущипнул себя у основания большого пальца и взвыл от боли.

Не бред. Самая что ни на есть реальность…

Светка? Стоит рядом и потрясённо озирается.

Как отличить галлюцинацию от реальности? А как в книжке написано – читали, «Понедельник начинается в субботу», братьев Стругацких? «Нажимаем пальцем на глазное яблоко, и…»

Картинка перед глазами, как и положено самой реальной реальности, не раздвоилась.

«…Никакая это не галлюцинация…»

Тогда – что? Виртуальная реальность? Матрица? Онлайн-игра со сверхглубоким погружением? Так он вроде не подключался ни к каким незнакомым устройствам? И капсул не глотал, ни красной, ни синей – вообще никакой!

«Значит, Матрица отпадает? Кто её знает… Будем считать, что да…»

Остаётся третий вариант: популярный жанр о попаданцах во времени.

Вздор? Ещё какой! Он-то не в книжке и не в кино! Всё это – взаправду!

«А взаправду ли? Так не бывает! Не бывает!