Печатается по изданию:

Веверн Б. В. 6-я батарея: 1914–1917 гг.

Повесть о времени великого служения Родине. Париж, 1938

«Маленький памятник»
(вместо предисловия)

Автор этой книги полковник Б. В. Веверн, оканчивая свои мемуары, писал: «За время своей короткой, но бурной жизни, в длинном ряду других, более крупных памятников, [6-я батарея] все же успела воздвигнуть и себе маленький Памятник Славы, и я, первый и единственный ее командир, настоящей своей книжкой хочу его сохранить и укрепить в сознании и памяти грядущего времени». Эти слова как нельзя лучше характеризуют книгу, возвращающуюся сегодня к тому самому читателю, для которого она прежде всего создавалась, – к читателю русскому Чем же важен для нас этот «маленький памятник», для чего нужен он в сегодняшней России спустя более чем 75 лет после первой публикации в русском зарубежье? По справедливому замечанию генерала Н. Н. Головина, написавшего предисловие к первому изданию, эта «книга исключительно интересная по своему содержанию и выдающаяся по своим достоинствам. Перед читателем развертывается необычайно живая и яркая картина с характерными деталями жизни и боевой деятельности батареи, которой командовал полковник Б. В. Веверн, со дня ее формирования… по день ее тихой кончины в период всеобщего стихийного разложения русского фронта в 1917 году». Даже в обширной военной мемуаристике эмиграции нечасто встретишь столь полное и законченное описание жизни отдельного воинского подразделения, да еще такое красочное. Тем более что большинство воспоминаний русского рассеяния созданы кавалеристами или, реже, пехотинцами. Несмотря на то, что потери в артиллерии сравнительно с пехотой были в ходе Первой мировой войны сравнительно невелики, доля артиллерийских офицеров-мемуаристов чрезвычайно мала. Тем ценнее для нас «6-я батарея», к тому же созданная автором, обладавшим несомненным литературным талантом. Что же это был за человек?

Болеслав Вильгельмович Веверн прошел традиционный путь русского армейского офицера – путь славный и доблестный, но тихий и зачастую совсем не заметный для окружающих. Сын генерал-майора, он родился в 1878 году в Гродно в семье, давшей России целую плеяду достойных офицеров – артиллеристов и военных инженеров. Образование получил в Полоцком кадетском корпусе, а затем в Константиновском артиллерийском училище. Службу проходил в резервной артиллерийской бригаде. С началом Первой мировой войны в чине капитана принял командование над 6-й батареей второочередной 81-й артиллерийской бригады (81-й пехотной дивизии), развернутой из кадра 46-й артиллерийской бригады, и прошел с этой батареей от Ярославля (места мирной стоянки) и Брест-Литовска до Перемышля и Карпат. Впереди были отступление по Галиции, завоеванной дорогой ценой, и далее в глубь России, участие в наступлении на Скробовских позициях, которое было призвано поддержать и расширить успех знаменитого Луцкого (Брусиловского) прорыва весны – лета 1916 года…

Почти всю войну Болеслав Вильгельмович командовал своей 6-й батареей, почти никуда и никогда от нее не отлучаясь, за исключением непродолжительного лечения в 1915 году и двухнедельного отпуска в 1916 году В 1917 году, произведенный за отличие в боях осени 1916 года в полковники, Б. В. Веверн ненадолго принял на себя командование всей 81-й артиллерийской бригадой, однако развал фронта помешал ему превратить всю бригаду в такую же безупречно доблестную часть, какой была его батарея. В 1918 году полковник принял участие в противобольшевистском Ярославском восстании, после чего, чудом уцелев, сумел пробраться на юг России в Добровольческую армию. В 1920 году, разделив горькую судьбу многих других, был эвакуирован в Галлиполи. С 1922 года начинается период его эмигрантских скитаний – Франция, Болгария и снова Франция. О его семье известно мало: супруга, Варвара Павловна, урожденная Римская-Корсакова, в 1900-х годах родила ему сына (тоже окончившего артиллерийское училище) и двух дочерей. После Гражданской войны все семейство оказалось в изгнании с главой. Сын Александр после Галлиполи жил сначала в Болгарии, а позднее во Франции, где принимал участие в ряде мемориально-культурных проектов русской эмиграции. Там же оказалась и младшая дочь Татьяна, впоследствии вышедшая замуж за русского эмигранта – юриста и общественного деятеля В. А. Абакумова. Старшая дочь, Екатерина, также эвакуированная в Галлиполи, в 1921 году переехала в Болгарию, а в 1923 году – в Югославию. Получив образование на медицинском факультете Загребского университета, работала врачом. После Второй мировой войны, в 1950-х годах, она вернулась в Россию. Б. В. Веверн во Франции работал на заводе «Рено», а после тяжелого и совсем не интеллектуального труда отводил душу предаваясь литературным занятиям: сотрудничал в газетах «Возрождение», «Русский инвалид», журнале «Часовой» и других, печатал очерки о войне и революции. Скончался Болеслав Вильгельмович в 1937 году в Медоне, под Парижем, и был похоронен на местном кладбище. Уже посмертно вышел его двухтомник «6-я батарея. 1914–1917 г.г. Повесть о времени великого служения Родине» (Париж, 1938).

Казалось бы, что примечательного? Совсем не блестящая карьера в обыкновенной батарее второй очереди, каких в Русской императорской армии были десятки, боевой путь, проделанный многими, многими русскими офицерами в те же годы. Почему же эта книга стала признанным документом эпохи Первой мировой войны? Чем так привлекательна для нас история 6-й батареи и ее командира? Прежде всего, пожалуй, тем, что она типично и правдиво представляет читателю войну. Б. В. Веверн описывает, например, все хорошо известные по другим источникам беды и проблемы, с которыми сталкивалась наша армия в ходе Первой мировой войны. Это и несогласованность распоряжений и действий Ставки, ведшая к многочисленным напрасным потерям; и инертность многих начальников, опасающихся «кабы чего не вышло» и тем не просто гасящих инициативу наших войск, но преступно отдающих эту инициативу в руки противника; и снарядный голод 1915 года, и многое другое. Столь же типичны и ожидаемы его описания радостных моментов: ликование по поводу отправки на боевой участок или по случаю победы; примеры боевой и дружественной спайки – как между чинами одного подразделения, так и между различными родами войск, действующими на одном участке; доблесть и успешная боевая работа товарищей, например младших офицеров, подчиненных ему, и так далее. Огромный интерес представляют и случаи, где, полагаясь только на собственное знание, понимание обстановки и на собственную совесть, автор признается в неисполнении им нелепых приказов, которые могли бы повлечь за собой печальные и кровавые последствия. Увиденные глазами простого офицера, которых в Русской императорской армии были тысячи, эти бесчисленные эпизоды повседневной боевой страды имеют ни с чем не сравнимый вкус подлинности, естественности. 6-я батарея – лишь небольшая капелька в громадном море Русской императорской армии, действовавшей в 1914–1917 годах против австро-германцев; она выполняет лишь строго определенную часть боевой работы, но, читая об этом, безусловно понимаешь, что без этой работы судьба всей армии была бы иной. Мемуарист описывает важнейшие события Первой мировой – защиту Брест-Литовска, осаду Перемышля, Карпатскую операцию и другие – как бы с весьма ограниченной точки обзора, то есть так, как видели – каждый со своего места, в соответствии с поставленной каждому подразделению задачей и ее выполнением – многие и многие тысячи русских офицеров. Итак, подлинность и типичность – огромные достоинства книги «6-я батарея», но, однако, отнюдь не исчерпывающие ее ценности.

Далеко не всегда (или даже почти никогда) Б. В. Веверн знает о причинах того или иного приказа о наступлении, отступлении в глобальном масштабе, не всегда понимает причины тех или иных событий, особенно повлекших тяжелые последствия в виде кровавых потерь и отступления с захваченных территорий, – но все это и не нужно рядовому офицеру Да и читателю – не очень. Гораздо важнее то, что страницы воспоминаний полковника Веверна насыщены реальными эпизодами и дышат огромной любовью к жизни, которая, в сущности, ведь и состоит из отдельных моментов, печалей и радостей, недоумений и минут ясности и тому подобного.

«Я поднимаю голову и вижу рядом с собой сибиряка – командира батареи.

– Ну, чего мы опять отступаем? Не знаю, как у вас, а у нас на правом фланге все наши дела были в полном порядке. А мы опять бежим. Если так уже плохо у нас, если нет снарядов, нет снаряжения, нет артиллерии, если у нашего начальства есть уверенность, что мы не можем в настоящих условиях бороться с немцами, то тогда отступали бы уж прямо без этих встречных боев и контратак, без этого самоуничтожения и моря крови, а если необходимо все-таки неприятеля задерживать, то выбирали бы для этого позиции, которые давали бы нам хотя преимущество своим рельефом, своим положением, а не наоборот: все преимущества позиций непременно сами отдают неприятелю. Ну чего, скажите, пожалуйста, мы полезли под Радымно? – Я только пожал плечами».

Эта растерянность в дальнейшем никак не разрешается. Оно и понятно: распоряжение удерживать часть берега реки Сан в районе Радымно было следствием неправильной оценки Ставкой положения русских войск после Горлицкого прорыва. Не понимало командование и отдавало неудачные приказы. Тем более не понимали офицеры. Тем ярче подлинность этого печального свидетельства эпохи… Ведь спустя столетие после окончания войны, имея на руках подлинные документы, к тому же проанализированные профессиональными историками с вынесением соответствующих вердиктов, так трудно поставить себя на место обыкновенного офицера! Что думал и чувствовал он, не имеющий понятия, что напишут впоследствии специалисты об операции, в которой он принимал участие, какими причинами, глядя с птичьего полета, объяснят успех или неудачу боя? У такого офицера есть лишь его частная задача, которую ему необходимо выполнить, неся ответственность не только за доверенный боевой участок, но и за своих людей. Поэтому вкус к жизни на войне, как «узкая», «специфичная» точка зрения, но раскрытая читателю максимально в тех рамках, в которых она существовала для мемуариста (и тысяч ему подобных), – тоже драгоценное качества книги.

Все эти достоинства «6-й батареи» ценны и сами по себе, но не только. Возвращение именно таких воспоминаний в Россию, к современному читателю, в наше время важно еще и для правильного усвоения того смыслового пласта, который представляет собой для нашего народа история Первой мировой войны и который был до сих пор крайне слабо включен в национальную картину мира. А это, в свою очередь, мешало постижению тех нравственных и духовно-исторических уроков, которые преподала эта война. В течение многих десятилетий Первая мировая для нашего народа была «не своей войной»: непонятной, непонятой, неоцененной. И дело даже не в том, что один из крупнейших в мировой истории военных конфликтов требует изучения и понимания слишком большого объема информации, постоянного открытия новых источников и освоения значительного числа исторических «белых пятен». В конце концов, за сто лет, прошедших с ее начала, все-таки немало (пусть недостаточно, неисчерпывающе, но немало) было сделано для исследования событий. Но это не отменяет, так сказать, системности забывания Первой мировой войны коллективным сознанием народа. Двадцатый век осуществил это забывание столь эффективно, что и по сию пору средний житель России едва ли соотносит себя и свою судьбу с историей наиболее широкоохватной и кровопролитной из всех (за исключением лишь Второй мировой) войн, которые вела наша страна с внешним противником. Не только «сороковые роковые», но даже значительно более отдаленная во времени Отечественная война 1812 года оказываются намного лучше «присвоенными» коллективным сознанием нашего народа. Почему-то психологически более естественно нынешний российский обыватель воспринимает себя наследником тех, кто гнал с русской земли наполеоновские полчища (не говоря уже боровшихся с гитлеровцами), чем потомком тех, кто обагрял своей кровью галицийские поля и карпатские перевалы.

В сознании нашего народа война, названная ее современниками Великой, оказалась, во-первых, заслонена гораздо более масштабным и катастрофическим явлением – Второй Русской Смутой, а во-вторых, насильственно вытравлена из коллективной памяти коммунистической пропагандой. И это естественно. Придя к власти в результате революции и Гражданской войны, большевики создали иное государство и иной мир с принципиально иной историей, которая начиналась лишь с 1917 года, не раньше и не позже. Несмотря на все более поздние попытки вывести СССР (и затем современную Российскую Федерацию) из императорской России и объявить об их правопреемстве, новые хозяева жизни отменили, обнулили, обесценили всю предшествующую тысячелетнюю историю. Ту историю, которую завершила Первая мировая война, называемая не только Великой, но и Второй Отечественной. В коммунистической картине мира этой войне места не было хотя бы в силу отвратительной роли, которую сыграли в ней большевики, затем подписавшие Брест-Литовский мир. И потому нельзя было допустить, чтобы народ завоеванной большевиками России соотносил себя с теми простыми героями, подвиги которых оказались этим мирным договором попраны, растоптаны, а результаты, купленные кровавой ценой, отданы врагу. Нужно было убедить людей, что Вторая Отечественная война была на самом деле ненужной мировой бойней, не отвечавшей интересам России. Характерно, что в историографии русского зарубежья этот перекос практически отсутствует. В эмиграции историю Первой мировой и ее опыт старались всесторонне изучать, ее любили, о ней помнили, писали мемуары, издавали множество книг. В современной же России все еще сохраняется, хотя и в ослабленном виде, инерция советского взгляда. Очень трудно внутренне признать «своим» то, от чего отвращали на протяжении десятилетий. Не лишает ли всех нас такое отношение к одной из наиболее трагических страниц собственной истории чего-то важного? И если да, то чего именно? Какие уроки Великой войны могут иметь значение для сегодняшнего жителя России?

История этой войны и ее оценка на самом деле обладают колоссальным потенциалом для нашего современника, озабоченного самопознанием, ищущего места в мире для себя, своего народа, нации, истории и задумывающегося о своем (индивидуальном и коллективном) будущем. Представителей зарубежной России на сегодняшний день остается очень немного – первые поколения ушли, последующие постепенно ассимилируются в тех странах, где нашли приют. И, значит, русская история Первой мировой вновь актуальна прежде всего и почти исключительно на территории России. Столетний юбилей, праздновавшийся в 2014 году и сопровождавшийся выпуском различных изданий, появлением соответствующих интернет-СМИ, открытием памятников в ряде городов и подобными мероприятиями, актуализировал события той поистине забытой войны и самый факт ее существования в судьбе России. Но увеличение количества исследований, публикаций и монументов само по себе мало влияет на специфику исторической памяти народа. Сумма знаний о том или ином историческом явлении и место этого явления в коллективном сознании (а тем более в коллективном бессознательном, в менталитете) не равны между собой. И поэтому в случае таких глобальных катастроф, какой стала Великая война, необходимо, помимо тщательного изучения ее причин, обстоятельств, деталей, результатов и так далее в рамках собственно исторических исследований постараться понять, какое значение данная катастрофа имеет не только для своих современников, но и для нас, потомков – причем в плоскости прежде всего духовно-нравственной. Нужно ли сегодня стараться осознать себя потомками «тихих подвижников» (как называл русских солдат в своих произведениях генерал П. Н. Краснов), и если да, то для чего? И как это сделать?

Линия русской истории XX века напоминает кровеносный сосуд, внутри которого образовался тромб, и сегодня мы наблюдаем попытки излечить данный недуг. Ведь этот тромб исторического беспамятства не менее опасен, чем физиологический тромб, закупоривающий вену или артерию. Если сгусток крови, препятствуя кровообращению, приводит к параличу и смерти человеческого тела, то прекращение нормального функционирования исторической памяти народа ведет к нравственной деградации, параличу народной воли и в конечном счете к духовно-нравственной смерти нации, за которой неизбежно следуют и ее геополитическое и физическое уничтожение. Однако если тромбоз сосудов можно излечить путем хирургической операции, то «тромб исторического беспамятства» требует постепенного и медленного растворения его в волнах живой, осмысленной памяти о судьбе страны и нации, постепенно вливаемой в коллективное сознание так, чтобы она пустила корни и в национальном менталитете. Для этого мало тщательного изучения и публикации конкретных документов, мало и фундаментальных исследований, хотя наращивание суммы достоверных знаний, безусловно, также необходимо. Однако серьезные исторические штудии все-таки – удел ограниченного числа специалистов. Для обычного читателя, желающего не быть «Иваном, не помнящим родства», пожалуй, большее значение имеют живые свидетельства таких же, как он, людей, описывающих не глобальные причины и последствия разыгрывавшихся катастроф, а себя, свое скромное, но реально-деятельное место в них. Именно это рождает у читателя не просто знание об