Глава I.

Иван уже восемь минут сидел в зале ожидания Павелецкого вокзала и прокручивал в голове последние два часа своей жизни.

Все ли правильно он сделал? Никакой ошибки в своих действиях он не находил. Почему же он не может избавиться от ощущения, что за ним наблюдают?

Волки, на которых ему приходилось когда-то охотиться, чуют запах крови за несколько километров и стремятся на его зов, спеша вмешаться в чужую драку и заявить свои права на добычу.

Иван словно волк чувствовал запах опасности, запах смерти. И чем дольше он сидел в полупустом полуночном зале ожидания, тем сильнее становился запах, бил по ноздрям, требовал действий.

Иван почувствовал за собой глаз сразу, как только завершил ликвидацию человека, указанного ему Крестным.

Крестный получил на него заказ от людей, которых Иван не знал и знать не хотел.

Он был исполнителем и исполнял свою партию виртуозно. «Иван-нож», как называл его иногда Крестный, большой любитель Армстронга. Хорошо зная Ивана и умея взглянуть на жизнь его глазами, Крестный не приказывал Ивану (ему вообще никто не мог ничего приказать), а просил его об услуге, о помощи. Крестный никогда не заикался о деньгах, поскольку деньги Ивана никогда и не интересовали.

Выполнив очередную просьбу Крестного, Иван всегда обнаруживал или на своем личном счету в банке или в известном лишь ему и Крестному тайнике очередную пачку долларов и, честно говоря, никогда не прикидывал, сколько и за убийство какого человека ему заплатили. Он знал, что в этом-то Крестный его не обманет и не обидит.

Знал и Крестный, что Иван убивает не за деньги.

Деньги – такая же грязь, как и все остальное в этой жизни.

За деньги Ивана нельзя было купить. За деньги покупают и продают душу, а душа Ивана сгорела в Чечне в огнеметных залпах, после которых восемнадцатилетние руские пацаны горящими факелами бессмысленно бегут, не разбирая пути, навстречу своей смерти, – и если бегут они в твою сторону, выход у тебя один: остановить их пулей...

Опасностью уже не просто пахло, ею воняло. Смертью несло как дерьмом из выгребной ямы, в которую его сажали вместо карцера, когда он был рабом у чеченского крестьянина.

Он понял, что следующие пятнадцать секунд без движения станут последними секундами его жизни.

Иван встал и направился к выходу из зала, так и не определив, где находится источник опасности.

Не дойдя до лестницы шага три, он уловил боковым зрением начало какого-то плавного движения, целью которого был он, это Иван почувствовал каждой каплей своей «отмороженной» в Чечне крови. Смерть летела ему навстречу грозным дурно пахнущим океанским валом, грозящим растворить и утопить в своих пучинах.

Нырнув вперед и вниз, Иван проскользил по мрамору пола и покатился по ступеням лестницы.

Застекленный стенд расписания поездов южного направления, слева от которого он только что находился, осыпался дождем осколков.

Звука выстрела Иван не слышал, да и плевать ему было на звуки. Катясь по лестнице и сбивая своим телом спускавшихся впереди него «уважаемых пассажиров», он не переставал анализировать ситуацию.

«Что сделал бы я на их месте? Расстрелял бы весь этот катящийся по лестнице клубок. Пять попавшихся под руку лишних жизней пришлось бы забрать, но моя смерть была бы гарантированна. Раз я еще жив, значит они ждут, когда я докачусь до низа и клубок тел распадется на отдельные цели. Секунда понадобится мне на то, чтобы подняться на ноги. Я буду неподвижен, тут-то и получу пару очередей в любую часть тела. По их выбору. Не дождетесь, суки...»

Иван остановил свое движение за пять ступеней до конца лестницы, предоставив трем женщинам и двум мужикам с какими-то баулами катиться вниз под пули.

Когда тело первого из них взорвалось фонтанчиками крови и судорожно задергалось на мраморе, не выпуская из рук своих баулов, Иван, сидя на ступенях, уже послал три пули на вспышку и с мгновенным удовлетворением отметил, как брызнула осколками какая-то лысина чуть выше вспыхивавшего выстрелами ствола, и тут же забыл об этом, занятый проблемой отхода с огневой позиции.

Выбив зубы рукояткой своего еще дымящегося ТТ какому-то застрявшему на его пути пенсионеру с клюшкой, он сложным зигзагом пересек нижний зал и нырнул в переход к станции метро, постепенно тормозя свое движение и готовясь принять темп окружающей его людской массы и раствориться в ней без следа, как капля вина в стакане воды.

Он успокоил дыхание и, стараясь не делать резких движений, снизил скорость до нормальной торопливой походки опаздывающего куда-то обывателя.

Не садясь в вагон, он прошел параллельно перрону, смешавшись с массой выходящих из вагона людей, и уже поднимаясь на эскалаторе, проконтролировал обстановку позади себя, прикрываясь, на всякий случай, пухлым телом какого-то толстяка, пыхтящего на одной с ним ступеньке в обнимку со своим не менее аномально пухлым портфелем.

Сзади все было спокойно. Никакого турбулентного возмущения обывательской массы он не зарегистрировал. Запах смерти выветрился из его ноздрей.

Он вновь почувствовал себя иголкой в стогу обывательского сена. Опасность утратила свою остроту и сконцентрировалась где-то на периферии сознания.

Ситуацию нужно было серьезно обдумать.

Он как всегда сделал все чисто.

Изучил распорядок дня этого кретина, зажавшего в своем банке очень крупный правительственный кредит, уже давно четко расписанный по конкретным людям в том же правительстве, которое его и выдало. Большего ему Крестный не сказал, а он и не поинтересовался.

– Ваня, помоги, – просто, как мужик мужика попросил его Крестный. – Люди нервничают, обижаются на меня, сколько можно ждать, говорят. Я не могу его взять, дважды уже осеклись, я троих людей потерял. Он, сука, бережется, знает, что за эти деньги загрызут его. Зря он этот кусок изо рта не выпускает, все равно проглотить не сможет. Загрызут. Беда в том, что загрызть я должен. А он мне уже три зуба вырвал. Убери его, Ваня. Ты сможешь, я знаю. Ты все можешь.

Банкир и вправду берегся.

Он ездил в бронированном «мерсе» с такой плотной охраной, что пуле просто нельзя было пробиться к его телу, она застревала в телах окружавших его охранников. На выходе из машины его закрывали зонтами, уводя из поля зрения возможных снайперов, радиоуправляемые взрывные устройства на пути следования от офиса до дома блокировались локальной радиолокационной защитой, подавляющей сигнал на производство взрыва.

За неделю наблюдений Ивану так ни разу и не удалось увидеть будущую жертву. Впрочем, его это волновало мало. Стрелять он не собирался.

На пальбе, кстати, и погорели двое из людей Крестного. Работали они в паре, и страховали друг друга. Вооружившись спрингфилдами с оптикой, они засели на чердаках соседних домов и недели две наблюдали за приездом и отъездом банкира домой через оптические прицелы, развлекая друг друга анекдотами по кодированному радиоканалу.

Стоило охране на секунду замешкаться и выпустить банкира из машины, не прикрыв его зонтом, как один из киллеров выпустил по нему три пули, свалив на землю, а другой двумя выстрелами раздробил банкирскую голову.

Охрана, однако, повела себя так, словно больше беспокоилась о своей безопасности, чем о жизни своего объекта. Первое, что сделали охранники – заняли безопасные на их взгляд позиции, совершенно не обращая внимание на распростертое у машины тело. Прицельный выстрел из гранатомета по чердаку, который еще не успел покинуть первый стрелок, показал, что они озабочены не столько сохранением жизни хозяина, сколько наблюдением за окнами и крышами окружающих домов. Гранатой стрелка разорвало на части.

Второго, успевшего вовремя покинуть огневую позицию, но не успевшего точно оценить обстановку, выловили при выходе с черного хода и расстреляли оцепившие дом охранники.

Крестный смирился бы с потерей, будь задание выполнено. Но он тут же выяснил, что расстрелян был двойник банкира, хотя и «Эхо Москвы», и «Дежурная часть» РТР сообщили, что погиб сам председатель совета директоров «Интегралбанка» Сергей Кроносов. Разведка у Крестного четко работает.

Кроносов пару дней поддерживал версию о своей смерти, а потом вдруг неожиданно вылез на расширенном заседании правительства с заявлением о необходимости изменить целевое назначение застрявшего в его банке кредита, аргументировав свое предложение заботой о наибольшей эффективности его использования.

Ситуация вернулась на исходную точку. Кроносов берегся пуще прежнего. Чужие деньги были все еще у него и делали его уязвимым.

Крестный решил предпринять еще одну попытку.

Сняв квартиру в доме напротив «Интегралбанка», его человек смонтировал в ней ракетную установку ближнего действия и разнес вдребезги пятый этаж в тот момент, когда, по его расчетам, в кабинете председателя происходило заседание совета директоров.

Взрывом искалечило секретаршу и убило пять банковских клерков и начальника одного из отделов, который проводил в кабинете директора совещание с персоналом. Директора же действительно совещались в это же время, но не на пятом этаже, а в подвале, в бронированном хранилище денег.

Ракетчика взяли менты, не сводившие глаз с «Интегралбанка» после выступления его руководителя в правительстве.

Вернее, пытались взять.

Ему отрезали путь вниз, он ушел на крышу и начал спускаться по водосточной трубе, пока почти все менты ломанулись внутрь дома. Но дом был старый, полувековой постройки, и на уровне четвертого этажа прогнившая труба не выдержала. С двухметровым куском трубы в руках он упал спиной на гребень крыши магазина-пристройки и был еще жив, когда менты снимали его оттуда.

Он умер по дороге в больницу и правильно сделал, потому что жить ему оставалось в любом случае всего несколько часов.

Крестный не прощает таких промахов.

Иван сразу решил не соревноваться с охраной Кроносова в точности стрельбы или неделями ждать, когда она допустит промах.