Отзывы на книгу «История западной философии»

Самый лучший "учебник" по истории философии, никогда не думала, что это может быть настолько увлекательное чтиво. Наглядный пример того, что талантливый человек талантлив во всем: и в изложении собственных теорий, и в структурировании давно известных.
Искренне жаль, что Рассел не включил в книгу главы по восточной философии.

Несколько лет назад искал хороший учебник по истории философии. Пришлось много сравнивать. Оказалось, что учебников с простым и доступным изложением очень мало. В итоге, остановился на "Истории западной философии" Бертрана Рассела.

Бертран Рассел — британский философ, математик, Нобелевский лауреат по литературе. Знаменит тем, что придумал понятие "Чайник Рассела" — это аналогия, приведённая для опровержения идеи, что бремя доказательства лежит на сомневающемся.

Писатель Хорхе Луис Борхес сказал как-то, что если бы ему было суждено навсегда оказаться на Луне и взять с собой лишь пять книг, одной из них была бы "История западной философии". Не знаю, на сколько можно верить этому, но в предисловии на это ссылаются. Позже, мне попалась статья политолога Екатерины Шульман о ее любимых книгах. Она утверждает, что "История западной философии" хорошо подходит для сдачи кандидатских и общего прояснения головы. Хотя к автору как публичному деятелю у нее много претензий, но книгу считает прекрасной. В википедии можно найти положительные и отрицательные отзывы на книгу от знаменитых людей. Альберт Эйнштейн хвалит.

В итоге, книгу прочел за лето. Больше всего понравились разделы про Платона и Спарту, про возникновение христианства, а также про Макиавелли. Учебник оцениваю положительно, и солидарен с Е. Шульман. "Для сдачи кандидатских и общего прояснения головы".

"Наконец-то!" - первая моя мысль после того, как я дочитал последнюю строчку книги. В моем опыте читателя "История западной философии" - книга-долгострой, которую я много раз начинал, прерывался, возвращался к отдельным главам, перечитывал по несколько раз одно и то же, всматривался в сложную логику опровержений метафизических тезисов. Я читал вдумчиво, и на это у меня ушло почти два года. Книга прочитана, но работа над ней не закончена - не дописан конспект, не освоен окончательно материал. Тем не менее, книга завершена, ура!

"История западной философии" - серьезная тренировка для ума. Глаза всматриваются в текст, мозг пытается выхватить из него общий смысл и соотнести логику суждения и выводы. В голове рождается мысль, и роды эти отнюдь не легкие. Возникает ясное ощущение, как электрические импульсы разгоняются от нейрона к нейрону, как нарастает этот вихрь в голове; и вот внутри этого смерча лежит заветное сокровище - мудрость. Оказывается, в голове не пусто, под черепной коробкой таится что-то великое - ты чувствуешь, и чувство это приятное. У мозга, как известно, нет нервных окончаний, зато, видимо, они есть у того самого метафизического ума. Да, книга дает право почувствовать себя умным.

Парадокс "Истории западной философии" в том, что книга одновременно легкая и сложная. Рассел - публицист, и его труд служит цели популяризации философии, поэтому стиль текста достаточно дружелюбный. Автор позволяет себе выражать свое отношение к тому или иному тезису, иногда весьма остроязычно:

Мне неприятен Ницше потому, что ему нравится созерцать страдание, потому, что он возвысил тщеславие в степень долга, потому, что люди, которыми он больше всего восхищался, – завоеватели, прославившиеся умением лишать людей жизни. Но я думаю, что решающий аргумент против философии Ницше, как и против всякой неприятной, но внутренне непротиворечивой этики, лежит не в области фактов, но в области эмоций. Ницше презирает всеобщую любовь, а я считаю ее движущей силой всего, чего я желаю для мира. У последователей Ницше были свои удачи, но мы можем надеяться, что им скоро придет конец.

В общем, книга вроде бы и написана несложно, насколько это возможно для философии. Но, с другой стороны, возникающие трудности при запоминании, воспроизведении и осмыслении прочитанного, во многом, - заслуга самого автора. Книге явно не хватает системности изложения, из-за чего она, несомненно, теряет. Структура глав очень рознится: в одной главе мы видим изложение хронологии, в другой - метафизику и логику, в третей - краткое изложение деятельности того или иного философа. Поэтому, например, тяжело бывает провести сравнение - чем метафизика одного философа отличается от метафизики другого. Можно (и нужно) отвечать на эти вопросы, самостоятельно, черпая информацию из других источников, но книга-то от этого не становится глубже или системнее. Мнение:

История западной философии, вульгарная, но репрезентативная книга. Джордж Стайнер

- лишь следствие путанной структуры.
Для примера приведу часть оглавления:
Глава VI. Эмпедокл
Глава VII. Афины а отношении культуры
Глава VIII. Анаксагор
Глава IX. Атомисты
Глава X. Протагор
Еще пример. В главе XXVII об эпикурейцах Рассел строит повествование так:
• сначала выводит взгляды Эпикура и приводит некоторые положения,
• потом вдруг начинает рассказ о личности философа,
• следом переходит к положениям самой доктрины, уже затронутые во взглядах Эпикура,
• и только в конце главы раскрывает положение, о котором сказал вначале.
И это не гений автора - у читателя нет шансов проследовать за Расселом от мысли к мысли. Это или очередная путаница, или просто некачественная редактура, которая превращает полотно текста в лоскутное одеяло.

Вторая сложность при прочтении возникает исключительно для меня и таких, как я - типичных гуманитариев. Дело в том, что Рассел - видный математик XX века, внесший существенный вклад в математическую логику, написав три тома «Principia Mathematica». Это трактат, в котором Рассел доказал соответствие принципов математики принципам логики и возможность определения математических понятий логическими терминами. Этот контекст надо иметь в виду. Любое доказательство или опровержение выстраиваются логически; самомоу Расселу, видимо, логические построения и умозаключения кажутся очень простыми, но не мне! Я слышал скрип своих зубов и звук бурлящего кипятка, доносившийся откуда-то изнутри моей головы.
Ввиду манеры относиться к философии логически, Рассел негодует, что невозможно опровергнуть романтиков, так как они ничего не доказывают:

Старые доказательства были по крайней мере честными; если они правильные, то они доказывали свою точку зрения, если они неправильные, то для любой критики доступно доказать это. Но новая теология сердца отказывается от доказательства; она не может быть отвергнута, потому что она не претендует на доказательство своей точки зрения. ... если бы я выбирал между Фомой Аквинским и Руссо, я выбрал бы Фому Аквинского.

Такое же, но уже не столь острое, негодование возникает и относительно, скажем, диалектики Гегеля. Рассел привык мыслить аналитически и индуктивно, и именно с этим придется столкнуться читателю.

Рассел, будучи воинствующим атеистом, уважительно отзывается обо всех католических философах, за исключением некоторых пап. Он не осуждает взгляды отцов церкви или схоластов, не пытается опровергнуть существование Бога, переубедить читателя. В тексте нет ни намека на упрек или насмешку над "невежеством" верующего человека. Наоборот, автор очень внимательно разбирает логическую составляющую философского доказательства и Августина, и Фомы Аквинского, и многих других и находит их правильными с точки зрения целостности их теорий. Он понимает фигуру Бога, осознает, чем она была для самих философов, для истории, для философии. Рассел не хочет исключить теологическое из философии, потому что тогда истина становится неполной, а значит перестает быть истинной.

Философии социализма посвящено в книге очень мало текста. Марксу, например, только одна глава, об Энгельсе упоминается только как о знакомом Маркса, об Оуэне совсем вскользь. Для сравнения, Локку посвящено аж три главы, больше - только Платону и Аристотелю. Плюс есть главы о Беркли и Юме, много информации о Бентаме и Джеймсе Милле. Пропорционально количество доктрин либерализма несоразмерно больше социалистических. Возможно, Рассел и не хотел выходить за пределы предмета своего исследования в книге, но тогда почему он это делает, например, на многих страницах, излагающих социальную философии Локка?

Инсайт, который со мной случился только по завершении книги был следующим: это не учебник, а вполне себе нон-фикшн. Поэтому в книге мы находим именно мнение Бертрана Рассела, именно его историю философии, его акценты. Его мнение не является абсолютной истиной, и автор, в общем-то, не претендует:

Рецензенты иногда обвиняли меня в написании не настоящей истории, а предвзятом изложении событий, которые я сам выбрал. Но, с моей точки зрения, человек, не имеющий собственного мнения, не может написать интересную историю — если такой человек вообще существует. Б. Рассел "Автобиография"

История западной философии заканчивается на прагматизме и доктринах Дьюи. Что не удивительно - книга была издана в 1945 году, и многие направления философии еще либо не были открыты, либо только начали формироваться, либо еще не стали классическими. Или просто Рассел не увидел в них потенциала. Так, например, для меня было удивительно столкнуться с философией У. Джемса, но не встретить ни слова о З. Фрейде. Здесь нет ничего о структурализме, экзистенциализме, феноменологии или герменевтике.

Самая большая ценность в книге - ее исторический контекст. Рассел расставляет маяки в нужных местах так, что складывается нужное представление о влиянии того или иного философа на последующие события. Например,

В самом широком смысле мы можем сказать, что греческая философия вплоть до Аристотеля выражала умонастроение, свойственное городу-государству, что стоицизм более подходящ космополитическому деспотизму, что схоластическая философия есть интеллектуальное выражение церкви как организации, что философия со времен Декарта или, во всяком случае, со времен Локка, стремится воплощать предрассудки торгового класса и что марксизм и фашизм представляют собой философии, выражающие дух современного индустриального государства.

Драгоценности подобного рода встречаются, но их нужно отыскать. И, если вы их нашли, в вашем взгляде появится блеск, а в мыслях родится восторженная ясность - паззл сложился, перед вами открылась истина.

Я задавался вопросом, почему в последнее время так много появляется книг, если не основанных на доктринах стоицизма, то точно эксплуатирующих его основные постулаты. Смотрите:
1. Массимо Пильюччи - Как быть стоиком. Античная философия и современная жизнь
2. Уильям Ирвин - Радость жизни. Философия стоицизма для XXI века
3. Натта Мэттью Дж. Ван - Спокойствие. Стоицизм – путь мудреца
4. Жан Мари Гюйо - Стоицизм и христианство. Эпиктет, Марк Аврелий и Паскаль
5. Марк Аврелий , Луций Анней Сенека, Эпиктет - О стойкости мудреца. Сенека, Марк Аврелий, Эпиктет
6. Дональд Робертсон - Думай как римский император: стоическая философия Марка Аврелия
7. Марк Аврелий - Наедине с собой. Размышления . Это одно из изданий, Марка Аврелия очень много печатают.
Почему стоики? Почему не киники? Ответ есть у Рассела. Стоицизм существовал в то время, когда умирала эпоха, когда Римская империя входила в пике своего скорого падения. В это время вполне приемлемым способом жить была тактика замкнуться на себе, закрыв глаза на сошедший с ума мир:

Мы не можем быть счастливыми, но мы можем быть хорошими; давайте же представим себе, что, пока мы добры, неважно, что мы несчастливы. Глава XXVII. Стоицизм

Не в таком ли мире мы живем сегодня, ни об этом ли нам говорит мода на стоицизм?

Завершаю. Можно сказать, что книга только дает представление о философии и делает это субъективно, с точки зрения одного автора. Если это знакомство вам пришлось по вкусу, вы захотите продолжить. У меня такое желание точно появилось и, по крайней мере, я заполнил существенный пробел в своем образовании - философия в университете прошла мимо меня. Не ждите от книги системных знаний, это - история одного рассказчика о предмете, искренне им любимом - мудрости.

Знаете, некоторые типы деятелей вызывают ровно один вопрос: зачем? Зачем ты этим всем занимаешься? Почему ты не можешь просто прекратить? Так вот, популяризаторы науки (либо, скорее, учёные, которые становятся поп-звёздами) — одни из самых мерзких классов подобных деятелей.

Причём область знания не важна, не важна и компетенция. Я не спорю с тем, что эти поп-звёзды почти всегда сколотили себе первоначальное имя благодаря качественным исследованиям, но в итоге они демонстрируют поразительную некомпетентность в своих попытках вылезти наружу и пропустить через себя окружающий дискурс. Все эти Ноамы «Пол Пот никого не убивал, вывсёврёти» Хомские, Стивены «давайте дружно бойкотировать Израиль, потому что они режут безвинных арабов» Хокинги (бтв я безумно люблю его книги про космос и прочую физику, но отмачивал он знатно) и Ричарды «смотрите, мои лекции про религию ничем не отличаются от выступлений Карлина» Докинзы.

Я повторюсь, к их работам в лингвистике, астрономии и биологии я отношусь к уважением и их ДЕКЛАРИРУЕМАЯ цель — заинтересовать людей и заставить оглянуться вокруг, увидеть бесконечно интересный мир, — мне импонирует. Но только итогом является стадо баранов, которое они ещё своими высказываниями вне своей профильной дисциплины умудряются вести непонятно куда:

Правильно, если высказывание связано с наукой, то оно априори верно, а если с религией — точно мракобесие!

Колоссальная проблема состоит в одном общем для всех обманчивом манёвре: если я увяжу это с наукой, то все вокруг буду согласны со мной. Существует митохондриальная Ева, мы все потомки одной женщины и все люди в мире принадлежат к одному биологическому виду, следовательно, все люди равны по своим заложенным природой возможностям, следовательно, давайте откроем границы и привезём таких же людей, как и мы, только другого цвета, а кто против, тот фашист и мракобес, потому что раз он против последнего вывода, то не согласен с первым, а это НАУКА! Если вы думаете, что я сейчас передёргиваю, то ни черта подобного. Подобные логические цепочки — довольно популярный способ «опровержения» национализма (или даже контроля миграции). Помню, у Панчина даже был момент в одном из его постов вконтакте, что, мол, всем очевидно, что национализм — это неправильно и антинаучно. Проблему разницы культур и институтов все эти ребята скромно замалчивают. А чо, к ней биологию не привяжешь жи!

Собственно, Бертран Рассел — это один из наиболее ранних деятелей подобного рода. И сложность его предварительной оценки состоит в том, что, с одной стороны, он действительно в философии разбирается на уровне фактов и идеи он пересказать и дать разбор может, а с другой — это представитель того невероятно отвратительного поколения английских интеллектуалов, которое повально увлекалось коммунизмом. Бернард Шоу тот же, бывший в СССР в 30х годах, умудрился пробить дно, высказав, что про голод всё враки так сытно и вкусно он нигде не ел. Интеллектуальная честность всех этих персонажей под громадным вопросом, хотя биография и эволюция взглядов Рассела всё же позволяет сказать, что он не такой «молодец», как Шоу.

Подводя итог: Рассел разбирается в философии, у него шикарная академическая подготовка и польза от прочтения его книги есть. Польза заключается исключительно в пересказах и разборе идей представленных в книге философов. Однако эту пользу можно извлечь только имея невероятное терпение, потому что прорываться через его агитацию и попытки навязать своё мнение — это поистине титанический труд.

Но когда Рассел пытается их как-либо оценить, начинается полный ад вызванный миксом из того, что впоследствии стало проблемой популяризаторов науки и отравляющих идей, что витали среди современных Расселу английских интеллектуалов.

Во-первых, как большинство левых философов, он лишён понимания контекста, либо же не очень его уважает. К примеру, такой момент:

Платон постоянно испытывает затруднения из-за непонимания относительных понятий. Он считает, что если А больше, чем В, и меньше, чем С, то А является одновременно и большим, и малым, что представляется ему противоречивым. Такие затруднения представляют собой детскую болезнь философии.

Действительно, с точки зрения современного человека это странно. 3 больше, чем 2, но меньше, чем 4, и это не делает число 3 каким-то затруднительным для нас числом. Но обратите внимание, я специально записал числа не словами, а цифрами. Мы используем понятийный аппарат, который сформировался в несколько иной культуре. Шпенглер в «Закате Западного мира» посвящал отдельную главу разбору влияния понимания концепции числа на культуру и науку цивилизации. И это была безумно интересная и полезная глава, основные положения которой должны были быть не у Шпенглера, а именно у Рассела вот в этой книге! Но Рассел отмахивается и не замечает этой перспективной и очень интересной возможности провести исследование, называя данное различие «детской болезнью».

Во-вторых, во вступлении Рассел довольно-таки за здравие начал с того, что наука — это тоже одна из систем познания мира, и она не идеальна, там много допущений и т.д., и т.п. Но что же мы видим в тексте? Все идеи постоянно оцениваются только с позиции того, как они двинули вперёд науку. Вот ещё пример из исследования Платона:

Мысль является наилучшей, говорит Сократ, когда ум сосредоточен на себе, и ему не мешают ни зрение, ни слух, ни страдание, ни наслаждение, и когда ум оставляет тело и устремляется к истинному бытию, «и при этом у философа тело не в почёте». <...> Следовательно, пока мы находимся в теле и пока душа заражена злом тела, наше стремление к истине не будет удовлетворено.
Эта точка зрения исключает научное наблюдение и эксперимент в качестве методов достижения знания.

Когда ты Бертран Рассел и уже два абзаца не упоминал эмпирический метод познания и науку.

Ну Рассел, ну ё-моё. Ну почему вместо того, чтобы поисследовать этот способ постижения мира (ну или, чёрт возьми, хотя бы не лезть со своим Очень Важным Мнением через каждые два абзаца, я читаю «Историю западной философии», а не «Отношение Бертрана Рассела к западной философии и кто виноват в том, что мы не открыли электричество на пару веков раньше») он СРАЗУ ЖЕ, без переходов, говорит что всё это отстой и никак не поможет нам в науке. А нафига тогда писалось всё это вступление, довольно разумное, про то, что помимо науки есть много других способов постижения мира?

То, что после Платона и Аристотеля философия ушла поактивнее в этику и эстетику, Рассел расценивает как большую проблему. И это меня окончательно добивало, потому что было ощущение, что для Рассела весь смысл жизни и человеческого существования — это сдвинуть культуру мышления на 100% в науку. Причём именно естественную и эмпирическую: абстрактные математические упражнения Пифагора тоже не угодили нашему английскому философу.

В общем и целом, складывается очень чёткое ощущение, что философия для Бертрана Рассела — это не предмет живого интереса и изучения, не цельный разнообразный организм, а инструмент, который долгие годы работал неправильно, и вот сейчас английский философ нам всё по-быстрому объяснит.

Все популяризаторы науки в один голос говорят одну абсолютно правильную вещь: взгляните на мир вокруг, не замыкайтесь в унылом потреблении контента уровни жвачки, слепом поклонении идолам, вокруг так много красоты, которую можно если не увидеть, то хотя бы попытаться постичь! Ведь ну доказывают же — и правильно доказывают! — что изучение чёрных дыр может отправлять воображение в такие дали, какие никакой фантастике не снились. И разве не является ещё одним прекрасным явлением, что люди, жившие за 2500 тысячи лет до нас, смогли без микроскопов, без химии одними рассуждениями вывести существование атома, додуматься до существования орбит и зависимостей во вращении небесных тел. Они не проводили никаких расчётов, кроме самых примитивных, но на одной философии, связанной с попытками осмыслить Бога и людей, эти великие древности смогли как-то додуматься до того, что учёные откроют только через 2000 лет. Как же нужно не любить философию, насколько утилитарно к ней надо относиться, чтобы, будучи маститым учёным, не восхищаться этим и не пытаться понять?

В моей критике этой книги можно увидеть ещё один очень напрашивающийся вывод. Есть много философских споров, которые не разрешены. У большинства философов, от Сократа и до Маркса, есть последователи, неглупые тоже люди, которые с не менее убедительными аргументами смогут защитить любого из них. Но Рассел умудряется походя разрешать почти все вопросы (всё же спор номиналистов и реалистов он прям так разрубать не стал, но, быть может, я до этого просто не дочитал), и очень редко в форме «моё мнение таково». Я не спорю, что шарики и ролики в мозгу у Рассела работают с достаточно хорошей частотой, но, извините, не считаю его человеком, который способен решать вековые споры, вскрывать недостатки и низвергать с пьедестала. Просто потому что если бы это было так просто, то это уже бы сделали.

Разрешать неразрешённые ранее конфликты можно, как правило, только одним способом: при помощи аргументов, которые содержат если не логическую ошибку, то, как минимум, некоторые умолчания, которые, в случае, если эти аргументы верны, потребуют долгого и сложного доказательства (и мб в итоге придёт другой человек с достаточным знанием, опровергнет их и всё начнётся сначала). Очень здорово, зачастую, ему помогает в этом игнорирование контекста и способа мышления людей в изучаемом периоде.

Также он не обходится без мелких речевых ловушек, не достойных сколько-нибудь серьёзного исследования. Особо пестрит ими начало первой главы про Аристотеля: «орфические элементы Платона разбавлены у Аристотеля и смешаны с большой дозой здравого смысла». Ну или шедевр, когда он убил двух зайцев разом, и покритиковав Аристотеля с Александром Великим, и выразив своё английское отношение к Российской Империи:

Правда, Александр питал некоторое уважение сноба к афинской цивилизации, но это уважение было обычным для всей его династии, члены которой хотели доказать, что они не были варварами. Оно аналогично чувству русских аристократов XIX века к Парижу.

Well, gentlemen. Ну это уже совсем не дело, обычная подлость агитатора, не более.

Как итог, мы имеем довольно годный пересказ идей философов (не всех этих идей, конечно), сдобренная некоторым их пояснением, но выполненная в форме пропагандистской книги. Рассел последовательно навязывает свой взгляд на мир, даже не пытаясь показать читателю всё прекрасное разнообразие философской мысли Запада, чтобы тот сам сформировал себя и свои воззрения. И, что самое плохое, в отличии от условного Хокинга, говорившего о чёрных дырах с огромной любовью настоящего исследователя, Рассел не выглядит как человек, любящий философию и желающий заинтересовать ею других. Так что удовольствие от чтения этой агитационной википедии весьма сомнительно. Все баллы, которые я поставил ей в оценке, набраны исключительно довольно широким представлением и внятным объяснением представленных идей.

«Чтобы понять эпоху или нацию, мы должны понять её философию, а чтобы понять её философию, мы должны сами в некоторой степени быть философами».
Бертран Рассел

Когда в четвёртом тысячелетии какой-нибудь философ задумает написать историю древней философской мысли (если к тому времени ещё будут существовать столь хрупкие явления, как философы и письменность), то вполне может статься, что в разделе о философии XX века «великий» Бертран Рассел будет упомянут лишь как «один из философов времён Витгенштейна». Нельзя назвать подобное представление справедливым, но кто сможет возразить к тому времени?

Первоначально «История западной философии» произвела на меня впечатление книги, рассчитанной на школьников и домохозяек. Тому было две причины: во-первых, явное упрощение материала, например, Гераклит – это тот, кто говорил, что «всё находится в состоянии постоянного изменения», Парменид – «ничто не изменяется»; а во-вторых, некая игривость, даже фривольность изложения: «Пифагора можно коротко охарактеризовать, сказав, что он соединяет в себе черты Эйнштейна и миссис Эдди», «в Спарте не болтали чепухи о культурном или научном образовании; единственной целью было подготовить хороших солдат, целиком преданных государству» (звучит несколько вульгарно, не правда ли?). Как показалось, автор был убеждён, что не-философ всё равно не поймёт какое-либо философское учение, и объяснять не стоит, а философ их и так знает, поэтому как в подборе материала, так и в его изложении исходил из личных предпочтений и побуждений. В результате, читатель этой книги вряд ли получит представление о мировоззрении Платона, но зато узнает, с чем в теории Платона не согласен Рассел. Поэтому, учитывая стиль изложения и композицию, книгу можно назвать удобной для чтения, но с точки зрения содержания - несовершенной: история философской мысли представлена здесь отрывочно и достаточно поверхностно. В то же время надо учесть, что «История западной философии» после своего издания в 1945 году пользовалась большой популярностью и имела коммерческий успех и даже «поспособствовала» присуждению Расселу Нобелевской премии по литературе 1950 года.

Содержательно книга состоит из трёх элементов. Собственно истории – как это подразумевает полное название работы: «История западной философии и её связи с политическими и социальными условиями от античности до наших дней» – описание исторических событий, биографии правителей и основные этапы их деятельности, история культуры, всё это занимает примерно половину книжного объёма. Затем идёт изложение философских концепций рассматриваемых мыслителей – иногда очень краткое, иногда более подробное. И, наконец, критика или полемика автора с тем или иным философом. Здесь Рассел часто допускает одну ошибку, которая характерна и для современных читателей, когда они пытаются сформулировать впечатления о книгах прошлых времен: Рассел оценивает практически все концепции древней философии с точки зрения современности. Он может сказать, что такой-то философ был «новатором для своего времени», но затем совершенно серьёзно раскритиковать его взгляды, потому как впоследствии они не нашли научного подтверждения.

Как и многие другие атеисты и агностики, Рассел довольно нетерпим к христианским философам, а в истории философии это довольно большая группа мыслителей, о которых он вынужден писать. Тут автор в полной мере проявляет своё остроумие или сарказм (что позже приведёт к знаменитой идее «летающего чайника»), но правильнее будет сказать, что Рассел убеждён в ошибочности подобной философии, если не сказать глупости, что не позволяет ему достаточно беспристрастно и содержательно, как того требует идея книги об истории науки, рассказать, например, о Фоме Аквинском. Отсюда, правда, вытекает второе достоинство книги (в дополнение к принципу рассмотрения философии как продукта социально-культурной и политической обстановки эпохи) - вера в науку, в фундаментальный и самый надёжный критерий истины – практику, как основание интерпретации истории философии. Нет необходимости уточнять, что подобный эмпиризм сложно назвать адекватным подходом к истории человеческой мысли, но, разумеется, это здравомыслящий взгляд.

В сущности, лучшей частью «Истории западной философии» является предисловие, где автор выступает как оригинальный философ, а не комментатор и делает ряд мудрых заключений, среди которых и идея о смысле философии: «учить тому, как жить без уверенности и в то же время не быть парализованным нерешительностью». Пожалуй, именно предисловием и нужно ограничиться, а историю философии изучать по книгам не столь выдающихся мыслителей.