Отзывы на книгу «Когда мы перестали понимать мир»

«Цианид убивает настолько молниеносно, что есть всего одно описание вкуса этого яда».

Знаете, что такое игра в википедию? Это когда игроки открывают вики и пытаются за наименьшее количество кликов перейти по внутренним ссылкам от одной статьи к другой, причем чем дальше эти статьи друг от друга по смыслу, тем больше радость и ощущение победы, когда цель достигнута. Я лично только что убедилась, что статьи «Дырокол» и «Аристотель» находятся на расстоянии четырех кликов друг от друга, кто бы мог подумать (и, вероятно, это еще не лучший результат).

Книга чилийского писателя Бенхамина Лабатута написана так, словно автор — чемпион мира по игре в википедию. И это, конечно, комплимент: то, как он увязывает самые неожиданные факты в единую историю, вызывает огромный восторг и ощущение вдохновенного любопытства, какое бывает, когда обнаруживаешь новые грани и связи в уже известном тебе предмете. История, которую создал из этих фактов Лабатут, не просто динамична — она несется вперед со скоростью товарняка, а ты пытаешься уследить взглядом за вагонами, чтобы потом так же гладко пересказать друзьям, как связаны между собой Геринг, кошениль, картина «Погребение Христа» и азотные удобрения.

«Когда мы перестали понимать мир» называют нон-фикшен романом и «художественным произведением, основанным на реальных событиях». В послесловии автор признается, что количество художественного вымысла растет по ходу повествования; в первой главе, сообщает он, выдуман всего один абзац (должна сказать, что это моя любимая глава во всей книге), дальше вымысла больше, но научные факты и исторические детали он старался соблюдать.

Вторая причина, почему от книги невозможно оторваться, — ее запредельная актуальность. Основное повествование происходит с диапазоне с Первой по Вторую мировую войну, герои — главные ученые того времени, выводившие науку в новые измерения, открывая великие и ужасные вещи. Вот, например, химик Фриц Габер: одно его открытие, реакция фиксации азота, накормило весь мир, другое — циклон Б — убило больше миллиона людей.

И так во всем. Наука — то, с помощью чего мы пытаемся изучить и осмыслить мир, но иногда (скорее часто) осмысление запаздывает, а иногда и вовсе ломается в попытке успеть за очередным открытием. А главное, нет такого открытия, нет такой науки, которая сделала бы нам прививку от войн, и гуманизм не прилагается к докторской степени, и чем больше мы знаем и умеем, тем больше получаем вариантов применения этого знания во зло. Иногда подумаешь, а не прав ли был Воннегут.

В общем, если ваш технооптимизм, как и мой, шатается во все стороны последние 130 дней, эта книга дает странно успокаивающее чувство, что не мы первые и не мы последние: людям довольно часто за XX век приходилось жить в экзистенциальном ужасе, и ученым, конечно, тоже, и как это все совмещалось с главными научными достижениями века, в голове укладывается с трудом.

Возможно, вопрос не в том, когда мы перестали понимать мир. Возможно, мы никогда еще и не начинали его понимать, и обратное нам только казалось. Кто знает; но все, что мы можем, — продолжать пытаться.

Одного мне не хватило в книге, вернее двух, — двух глав. Казалось, что логика повествования так и просит отдельную главу для Манхэттенского проекта, и еще одну, финальную, об изучении мозга и сознания, чтобы сделать полной и двусторонней картину осмысления мира. Интересно, что на обложке англоязычного издания книги изображен знаменитый рисунок нейронов, сделанный Сантьяго Рамоном-и-Кахалем, основоположником нейробиологии. Но в самой книге — ни нейробиологии, ни Кахаля, а так бы хотелось.

Думаю, книга понравится любителям художественных хроник вроде «1913: лето целого века» — только здесь все же меньше вымысла и больше науки.

Источником поиска для него всегда была радость художника, открывающего тонкую связь математических понятий.
Эйнштейн об астрофизике Карле Шварцшильде.

Чилиец Бенхамин Лабатут называет своими учителями в литературе Роберто Боланьо (обожаю) и Уильяма Берроуза (не переношу), возможно мое отношение к книге определяется этими противоположностями. Непонятно, по какому ведомству ее определять: это биографическая проза, эссеистика, романистика, научпоп? Утверждение дуализма любого научного открытия, равно возможного к использованию во благо и во зло? Констатация, что гениальность часто сопровождается поведением, которое окружающие воспринимают как сумасшествие? Предположение, что подлинно великие умы не вполне из породы Homo Sapiens (или обратное - только они к ней принадлежат, остальные суть двуногие прямоходящие без перьев)?

"Когда мы перестали понимать мир" попала в шорт-лист Букера-2021, переведена на 22 языка, Барак Обама включал ее в свой список летнего чтения. Вот теперь русский перевод в лонге Ясной поляны-2023, и да, моим стимулом читать была эта номинация. Кстати, абсолютно бесполезные для вас, но жаль,если пропадут, сведения: оригинальная книга была опубликована тем же издательством "Анаграмма", которое выпустило "2666" Боланьо, английская - издательством Пушкин Пресс (Pushkin Press). Можно попытаться протянуть нити к русской классике, вроде блистательной мысли, что начав Пушкиным, автор закономерно приходит к Толстому, но не стану, и сильно удивлюсь, если выбором яснополянского жюри станет в итоге эта книга.

Напомню, по условиям премии денежный приз делится поровну между автором и переводчиком, а перевод не самый удачный. Не в том смысле, что читается плохо или глаз спотыкается о неблагозвучие (как вариант "ухо режет", потому что книга есть также в аудиоварианте и читает Дмитрий Бужинский отлично). В плане переводческой гладкописи все хорошо, но здесь мы имеем дело все-таки с научно-популярной литературой, к переводу которой стоило бы подходить более тщательно, как минимум имея представление о предмете. Когда в переводе Полины Казанковой, во фрагменте о Синьити Мотидзуки читаешь: "На более чем пятистах страницах он доказал одну из самых главных гипотез теории чисел: a + b = c. До сих пор это не удавалось никому", - это несколько обескураживает. "В самом деле? - думаешь, а я и не догадывалась, что 2+3=5 это так сложно". Как-то стоило обозначить, что речь об abc-гипотезе, из которой опосредованно следует справедливость Великой теоремы Ферма. Хотя бы сноской, комментарием.

Что такое "Когда мы перестали понимать мир"? Это сборник биографических эссе о научных гениях ХХ века, чьи имена в основном не на слуху. Фриц Габер: синтез азота и спасение Планеты от голода - иприт и циклон-В. Математик-затворник Синьити Мотидзуки. Карл Шварцшильд (сингулярность, черные дыры, доказательство Теории вероятности Эйнштейна). Александр Гротенди (математик, революционный вклад в алгебраическую геометрию, теорию чисел, гомологическую алгебру, что бы это все ни значило). Вернер Гейзенберг (нобелиант, физик-теоретик, квантовая теория механики, квантовая электродинамика, квантовая теория поля, соотношение неопределенностей). Морис де Бройль (физика рентгеновского излучения, атомная и ядерная физика, физика космических лучей). Эрвин Шредингер (вопреки всеобщему убеждению, не только мучитель котов, но нобелиант, известный открытиями в квантовой механике, статистической механике и термодинамике, физике диэлектриков, теории цвета, электродинамике, общей теории относительности и космологии).

Однако это эссеистика с достаточно большой долей художественного вымысла, представляющая героев в, как бы поделикатнее - самом непрезентабельном из возможных виде. Мягчайшие образцы поведения в стиле человека рассеянного с улицы Бассейной, такое: "вместо валенок перчатки натянул себе на пятки". Наиболее жесткие - я, пожалуй, опущу подробности. Я не спрашиваю "зачем?" Если его привлек, заинтересовал, показался заслуживающим рассмотрения именно этот аспект поведения гениев, их социопатическая эксцентричность, и девиантность, граничащая в общесоциальном понимании с сумасшествием - что ж, всякий имеет право рассматривать те стороны действительности, которые наиболее полно отвечают его интересам. А люди в массе страсть как любят всякое такое.

Закончу цитатой из пушкинского письма к Вяземскому, которое мне кстати напомнили сегодня утром (никуда нам в этом тексте от Александра Сергеича):

Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете, подлецы: он и мал и мерзок — не так, как вы — иначе.

Как минимум, Лабатут предлагает необычное чтение: симбиоз художественного и научного. Он сплетает плотную литературную косу из великих и ужасных открытий математиков, физиков, химиков, к которой добавляет хорошую горсть эмоций. И, к моему удивлению, это оказалось очень захватывающе.

Наверное, самое время признаться в том, что по химии и физике я получила в школе четверку только чудом. Ну и в том, что я искренне не любила математику, хоть и грызла ее вместе с репетитором. В школе меня мало интересовало то, что не было связано с языками и литературой.

Но зачем же я тогда взялась за Лабатута, а еще и поставила ему высокую оценку? Потому что он не просто рассказал о лицах за открытиями, но добавил им жизни, эмоций, сомнений. Его небольшая, в двести страниц, книга ухитрилась стать драмой, триллером, детективом.

Начинается книга довольно резко, на сцену выходит цианистый калий: газовые камеры и самоубийства верхушки Третьего рейха. Это и сбивает с ног, и заставляет немедленно читать дальше.

Извечная моральная дилемма: есть ли грань, за которую ученые не должны заходить? Ведь открытия могут не только спасти мир, но и уничтожить на нем все живое.

Эти размышления, а еще любовь к трукрайму (а чем его история не трукрайм?) заставили меня гуглить статьи о Фрице Габере после книги Лабатута. Габер придумал способ производства аммиачных удобрений, что спасло растущее население Земли от голода. И Габер же сыграл ключевую роль в развитии химического оружия. Нобелевский лауреат и военный преступник. Еврей, чьи родственники умерли в Холокост от газа, к которому приложил руку.

И если Габер доходил до конца, то гениальный математик Александр Гротендик бросил преподавать и публиковать свои работы, когда узнал, что его институт финансируется военными. Он запретил распространять и публиковать свои работы и стал отшельником и пастухом.

А дискуссии между Гейзенбергом, Шредингером и Бором о квантовой теории еще раз доказали, что наука может быть тем еще бразильским сериалом.

Лабатут пишет рвано, постоянно перескакивает, сбивается. И именно это и дарит это очарование тревожности, эти размышления о хрупкости мира и нашем в нем месте. Ближе к финалу он, на мой взгляд, уже перебарщивает с художественностью и доводит тревожность до громкой, панической ноты. Но, в каком-то смысле, это тоже красиво.

Слушал аудиокнигу, замечательно читает Дмитрий Бужинский.

Наконец-то я нашёл увлекательную книгу о самой сложной области знаний, которая словно специально написана для гуманитариев! Книга чилийского писателя Лабатута снискала популярность, вошла в списки разных престижных премий и переведена на множество языков. И не удивительно. Ведь ТАК написать про квантовую физику надо ещё суметь!

«Заниматься математикой — всё равно что заниматься любовью»

Вообще с самого начала сложно определить жанр, в котором эта книга написана. То ли это научно-популярные заметки, то ли это полубиографические очерки, то ли это эссе, соединённые темой величайших научных открытий ХХ века. А ещё в аннотации значится "роман". Да и зачем что-то определять, если в итоге эта книга подводит нас к краху детерминизма в науке, к невозможности предугадать и понять основы мироздания, к миру Великой Неопределённости.

«Вы знаете, что первый признак психологических проблем — неспособность распоряжаться собственным будущим?»

Немецкий учёный Фриц Габер синтезировал аммиак, что позволило получить удобрения и впоследствии разрешить проблемы с голодом. За это он получил Нобелевскую премию. Но он же вошёл в историю как «отец химического оружия», причастен к появлению убийственного газа «Циклон Б», от которого родственники Габера (он еврей по происхождению) погибли в газовых камерах Третьего Рейха. Вся книга рассказывает о важных открытиях, которые, с одной стороны, стали прорывом для человечества, но одновременно в руках политиков и военных превратились в опасное оружие массового уничтожения. К этому подводит автор к концу книги, большая часть которой посвящена атомной механике и атомной физике.

«Любая материя дуальна. Всё — не то, чем кажется»

Соединяя исследовательский путь и последующие открытия из жизни учёных с их личными трагедиями и внезапными озарениями, Лабатут даёт волю воображению. У него учёные читают Гёте и мастурбируют, вступают в однополые отношения и после самоубийства возлюбленного лепят Нотр-Дам-де-Пари из экскрементов, выпивают в кафе абсент и под действием галлюцинаций осознают наконец непростую природу субатомных частиц. И читать (в моём случае слушать) всё это было сплошным удовольствием!

«Атомы, уничтожившие Хиросиму и Нагасаки, делили не генералы своими сальными пальцами, а физики, вооружившись несколькими уравнениями»

Учёный Шварцшильд писал из окопов Первой мировой письмо Эйнштейну, где дал исчерпывающее решение общей теории относительности. Александр Гротендик совершил революцию в математике и стал добровольным отшельником, заповедовав сжечь все свои работы и запретить их печатать. Его японский последователь Синъити Мотидзуки доказал abc-теорию и тоже стал затворником, уничтожив все архивы. И пока читаешь книгу, понимаешь, что каждый из неординарных и гениальных в своей области учёных доходит до какой-то границы, до такого предела, когда нет ни слов, ни знаков, чтобы с их помощью выразить или описать достигнутое, не поддающееся до конца осознанию.

Основная же часть книги посвящена открытиям Альберта Эйнштейна, Нильса Бора, Вернера Гейзенберга и Эрвина Шрёдингера, их попыткам объяснить поведение самых малых частиц, которые не видны глазу. И это было очень увлекательное чтение! Скажу только, что Гейзенберг смог выразить то, что до него никто не смог выразить.

«В свете открытия Гейзенберга прежние предположения превращались в химеры. То, для чего нам не дотянуться, — не будущее, но и не прошлое. Это настоящее. Даже состояние одной крохотной частицы нельзя постичь до конца. Как бы мы не рассматривали основы под лупой, всё равно что-нибудь останется размытым, неопределённым, неточным. Реальность будто всегда позволяет нам видеть мир чётко лишь одним глазом»

Книгу определённо надо читать. Она написана лёгким, почти поэтичным языком, но в книге много откровенных и не очень приятных мест, порою жестоких. Для меня этот в эссеистической манере написанный роман словно поэма человеческому гению, одновременно балансирующему на грани самоуничтожения.

Мне очень понравилась эта книга. 

Я открывала ее, вообще не представляя, что это за фрукт. Если читаешь аннотацию, то совсем ничего непонятно. После прочтения открываешь аннотацию снова, и: «ну да, в принципе, все , как здесь написано, так оно, пожалуй, и есть». 

Мое знакомство с нон-фикшна началось с книг о звездах, космосе, квантовой физики. Шредингер, Гейзенберг, Эйнштейн, Бор не рандомные мужики, а в каком-то смысле мои старые приятели, с которыми я была рада встретиться снова. 

Был и совсем новый для меня персонаж Александр Гротендик, который был настолько хорош в математике, что натурально сошел с ума, не вынеся ужасов наших мирских пороков. 

Каждая глава рассказывает об одном или нескольких ученых (связанных однако своими научными темами), и рассказывает не только об их открытиях, но и о контексте этих открытий, о последствиях этих открытий, не только практических, но и философских. 

Мне нравится, как Стивен Хокинг говорил о философии. Он говорил в одной из своих книг, что нам нужны не только открытия в физике, математике и других науках, но и философы, которые будут эти открытия осмыслять и встраивать их в нашу жизнь. Раньше европейские физики не только размышляли об атомах и квантовой механике, они были также философами, пускай и любителями. Поэтому довоенная европейская наука была сильно впереди американской. Роберт Оппенгеймер, пускай и был американцем, но все-таки проявил себя он именно в немецком Геттингене, куда приехал учиться и преподавать. Потому что в то время, как американская наука поощряла практическую физику в которой Оппенгеймер был очень посредственен (мои знания об Оппенгеймер я черпаю из книги «Оппенгеймер. Триумф и трагедия американского Прометея»), Европе большое внимание уделяли теоретической физики. И именно европейские физики тира теоретики построили атомную бомбу. Посмотрите на состав учёных, работавших на Манхэттенском проекте, это все сплошь беженцы из Европы. В общем оказалось, что философия нужна для изобретения ядерного оружия.

Лабатут рассказывает об учёных, и о духе времени который цари в эти времена. В его изложение открытие квантовой физики связаны с холокостом, а принцип неопределённости Гейзенберга рушит мир также как и нацистская Германия, на которую он работал. Когда он понял, что физика больше не точная наука, это было для него так же разрушительно как и всё, что произошло позже.

Я бы сказала, что эта книга про повороты судьбы, хотя пассаж про тревогу из аннотации звучит намного красивее.

Моя любимая история самая первая про Йозефа Габера, который сыграл ключевую роль в разработке химического оружия во воемя первой мировой войны. Он был ответственен за разработку и применение хлора в качестве боевого газа, который впервые был использован на Западном фронте в 1915 году под его непосредственным руководством в битве при Ипре. Габер был активным сторонником использования химического оружия, считая его эффективным средством ведения войны. После Ипра он вернулся довольный на побывку домой. 

Его жена Клара Иммерван, тоже доктор химии, была шокирована его участием в химической атаке. Она сказала ему, что это аморально и недопустимо, но он сказал, что вроде «зови гостей, будем праздновать». После бурного празднества она взяла ружье, вышла в сад и выстрелила в себя. Она умерла на руках своего 13-летнего сына, который выбежал на шум. 

Габер вернулся на фронт, продолжил свою работу, несмотря на то, что образ Клары преследовал и мучил его всю оставшуюся жизнь. 

Догадаетесь, что случилось с ним после прихода национал-социализма? Да, его стали выталкивать и притеснять за его еврейское происхождение несмотря на его заслуги в первой мировой и патриотизм. Ему хватило ума вовремя покинуть Германию и уговорить некоторых племянников сделать то же самое. Ему, пожалуй, повезло, что смерть в 1934 году не дала ему увидеть смерти тех родственников, которые выбрали остаться, он не увидел, как инсектицид его изобретения применяли в концентрационных лагерях. 

Любопытно, что Габер получил за открытие процесса синтеза аммиака Нобелевскую премию в 1918 году (всего через три года после применения хлора в Ипре! Я надеюсь, это хотя было после окончания войны, или даже окончания войны нобелевский комитет не стал ждать, чтобы присудить награду такому человеку). Любопытно, что это действительно важное открытие для сельского хозяйства. Благодаря ему у нас появились азотистые удобрения и еды стало в разы больше. Любопытно, что в итоге это изобретение спасло и дало жизнь куда большему количеству людей, чем убили его другие изобретения. Любопытно, как все в итоге поворачивается. 

Об этом примерно и пишет товарищ Лабатут.