Отзывы на книгу «Европа перед катастрофой. 1890-1914»

Барбара Такман, мастерица создания исторических панорам, обратила на этот раз свой взор на Европу конца XIX - начала XX века, стоящую на на пороге грандиозного события в истории белого человечества - Первой мировой войны. Время, когда европейцы верили в себя как никогда, их высший класс катался как сыр в масле, их низший класс пахал как вол, а остальной мир будто бы существовал только для того, чтобы из него можно было дёшево и быстро выкачивать ресурсы.

Книга разбита разбита на главы по географическому признаку: Англия, США, Франция и Германия, а ещё три главы рассказывают о межнациональных процессах, идеях и движениях - анархизме, социализме и Гаагской мирной конференции. Автор умело описывает главные действующие лица, используя воспоминания современников, вставляя прямые цитаты из речей политиков или мемуаров героев, но при этом тонко даёт понять и её собственное отношение к тому или иному человеку. Так, например, ясно, что анархистам, даже мяконькому Бакунину, она не симпатизирует, а социалисты вызывают у неё сочувствие. Вообще, Такман, как-то так удивительно выстраивает своё повествование, используя большое количество цитат, выражений на языке оригинала, лёгких и простых пояснений, без всяких канцеляризмов или тяжёлых академических терминов, что создаётся ощущение полного погружения в ту эпоху (тут, конечно, и переводчик молодец). Ради интереса, попробуйте найти и почитать отрывки о Русских сезонах. Она пишет об артистах по паре слов, а они кажутся совершенно живыми и современными. Мне кажется, чем-то книги Такман созвучны "Проекту 1917" в плане воссоздания мира прошлого. Только у её книг есть одно явное преимущество: Такман знает сама и помогает читателю понять исторического значение того или иного события, тогда как современники зачастую не понимают, что именно они сейчас переживают, и этот анализ читатель должен провести сам, в меру своих возможностей.

Главы, посвящённой Российской империи, кстати, нет, но Россия нет-нет, да выскочит где-нибудь. То Николай Второй, которого все монархи Европы считали безвольным тюфячком Ники, решит потянуть время, нужное для перевооружения армии, и устроит Гаагскую мирную конференцию, в которой всем приходится участвовать, чтоб его дураком не выставить. То угрюмый Ленин ходит букой по Европе, ни с кем не общается, а когда начинает говорить, то повторяет устаревшие уже сентенции Маркса. Думаю, полезно и забавно иногда почитать исторические книги, где Россия не центр мироздания, и узнать, что там умные иностранцы о наших вышестоящих думают.

Если хотите узнать когда и почему США перестали быть страной особенной свободы, откуда растут корни распрей США и Кубы, почему английские аристократы так вцепились в свои привилегии, как дело Дрейфуса сломало Францию, почему в Германии вырос фашизм, в чём ошибался Маркс и какую именно Европу мы все потеряли, то вам в очередь за этой книгой. Только я вот не знаю где её купить, хоть и весь КРЯКК достала этим вопросом. Пришлось на БиблиоЛитресе со смартфона осиливать. Кстати, 39 % электронной версии - это примечания и ссылки на источники. Ну это я к тому, сколько материала было перелопачено.

Кто автор?

Писательница, журналист, популяризатор истории. Обращаться с источниками и составлять библиографию умеет (список использованной литературы - 50 страниц). Четко сознает степень субъективности – и своей, и авторов источников (мемуаристов, журналистов, написателей политических программ). Весьма здравомыслящая женщина и очень толковый, честный исследователь – сначала факты, а потом уже всякие теории-шмеории. Миссис Такман последовательна, педантична и принципиальна: отделает зерна от плевел, слова от дел, публичные высказывания и лозунги от реальных (свое)корыстных интересов.

Чего написала?

Десяток книг по истории Европы – об отношениях Великобритании с Испанией и Палестиной, об отношениях США с Вьетнамом и Китаем, и две книги о Первой мировой войне («Августовские пушки», 1962; «Европа перед катастрофой», 1966). За «Пушек» миссис Такман отхватила Пулитцеровскую премию, и не зря. Но речь второй книге, которая в оригинале называется не менее эффектно, но более понятно: The Proud Tower: A Portrait of the World Before the War, 1890–1914. Ибо книга – именно что портрет. Не монография, не серия очерков, а добротное исследование на тему «как выглядела Европа за несколько десятилетий перед войной».

О чем книга?

О людях. Какими они были, откуда такие взялись, какие у них были убеждения, привычки, характеры. Чего они хотели. Какие интересы сталкивались.

Книга о том, как быт (достижения науки и техники), среда (социальное расслоение), СМИ формирует общество и его мышление. Попытка разобраться в характере людей предвоенного времени, в их настроениях, мотивах, надеждах, (от)чаяниях.

В книге присутствуют весьма познавательны пространные вставки с анализом того, как именно научно-технических прогресс менял психологию людей 20 века, как именно бытие определяло сознание.

Какой ориентации автор?

Вопрос не праздный, коль скоро мы имеем дело с такой политизированной и заидеологизированной темой как война (Первая и мировая).

Автор, без сомнения сочувствует рабочему люду и, в целом, к капиталистическому строю относится критически , а к империалистическим устремлениям «великих держав» так и вовсе отрицательно.

Такман упорно избегает классового подхода в своем анализе, считая его слишком узким, но он напрашивается сам собой. Следуя за автором, мы видим, что даже если в среде английской аристократии, американской деньгократии, германской генералократии, французской шизократии находились отдельные прогрессивные личности, то в целом они на ситуацию никак не влияли (см. Ссать против ветра). Просто потому, что богатые, образованные, умные люди, веками воспроизводясь и варясь сами в себе, давно уже поняли, в чем их выгода и сила и имеют один четкий интерес – охранять и приумножать свое богатство и привилегии. Что это, как не класс?

Автор упорно избегает экономикоцентристского подхода (экономические нужды = движетель истории) и в принципе не касается вопросов о том, кто, что и как производил, кто и чем торговал и что кому выгодно. Но следуя за автором, мы видим, что благие намерения, убеждения и принципы ничего не стОят, если у них на пути стоЯт деньги. Пацифисты, социалисты, синдикалисты могут болтать сколько влезет, могут даже митинговать и собирать сколько угодно голосов на выборах – все это мгновенно обращается в пыль на ветру, коль скоро кое-кому становится ясно, что день простоя чьего-то свечного заводика влетает в копеечку. Социалистов в целом миссис Такман считает доктринерами и теоретиками, далекими от жизни, их радикализм ей чужд и больше симпатий у нее вызывают «ревизионеры» (=соглашатели), пытавшиеся вписать свои претензии на социальную справедливость в капиталистическую систему.

Отдельно можно упомянуть присущую западным интеллектуалам шизофрению: политику США/Британии мы критикуем и осуждаем, но ни слова о том, из какого корня эта политика растет. Корень зла мы не трогаем ни словом, ни делом. Мышь плакала и давилась, но продолжала жрать кактус. В частности, миссис Такман про захват Кубы американцами пишет в том смысле, что «сама виновата».

Через несколько страниц после этого пассажа автор описывает как нечто обыденное и невинное тотальную продажность всей американской «демократии», кто кому и сколько заплатил за голоса, за продавливание нужного законопроекта, за должность. Ни о какой идейности не идет даже речи, все политические решения принимаются исключительно исходя из частных (!) интересов очень богатых людей. Политикам необходимо содержать свою «клиентелу», чтобы она подвякивала в нужный момент, а она, в свою очередь, всегда готова бросить хозяина и отдаться каждому, кто заплатит больше. Этого не стыдятся, этого не скрывают. Это система. Наличие отдельных честных и идейных людей ничего не меняет и не поменяет, покуда они будут пытаться заделать дырки в решете (см. Жизнь и судьба спикера палаты представителей Томаса Б. Рида).

Что в книге?

Много Великобритании (две главы), с обширными биографическими очерками главных фигурантов. Образ жизни английской аристократии на контрасте с жизнью простых людей описывается очень подробно и так живенько, что пролетарская ненависть так и закипает в жилах.

США пойманы автором в объектив в наиболее пикантный момент и в весьма интересной позе – как раз тогда, когда американский капитализм повернулся к американскому народу задом, а к американскому империализму передом.

Францию миссис Такман тоже застала в неглиже – там как раз вовсю полоскалось грязное белье французских милитаристов и французских же гуманистов в позорнейшем «деле Дрейфуса».

В Германии под звуки Штрауса прет вверх как на дрожжах экономика и национальная гордость принимает самые уродливые формы махрового шовинизма.

Две главы отведены для рассмотрения под мелкоскопом анархистов и социалистов как новых фигурантов истории. Анархизм оценивается как в целом тупиковая ветвь развития, а социализм – как ветвь, на которой плод еще не созрел.

Отдельно автор исследовала историю Гаагских конференций, где Николай II взывал к разоружению и миру, а Европа (читай: владельцы свечных.. тьфу, военных заводиков) отчаянно сопротивлялась.

Как читается?

Настолько легко, насколько можно. Миссис Такман – акула пера без преувеличения. Использует весь арсенал художественных приемов и – что самое ценное – без грязных журналистских уловок.

Стиль художественный. В хорошем смысле слова популярный, книга читается как роман. Сдержанная на язык, но образная проза: «…в 1911 году полубезумный, пасмурный мир Романовых покрылся таким мраком, что…», «Рошфор обладал уникальной способностью заразительно смеяться и совокуплять в своем богатом воображении почти все течения мысли, присущие Третьей Республике».

Автор умело выстраивает композицию книги в целом: начинается с пространных биографических очерков английских «патрициев» (красивая жизнь) и на контрасте с ней — вторая глава об анархистах (униженные и оскорбленные). Третья глава – «конец американской мечты» и четвертая с ней в пару – о том, как во Франции окончательно втоптали в грязь достижения Великой Французской революции. Пятая глава – передышка в Гааге. Шестая – как Германия бодро шагает к пропасти и седьмая как логическое продолжение – Англия уже подлетает ко дну этой самой пропасти.

А заканчивается все главой о блеске и нищете социалистов: об их потенциальной силе (массовая поддержка, профсоюзная мощь) и фактическом бессилии (поворот к ревизионизму, полумерам, сделкам с совестью и капиталистами, отказ от политической борьбы).

При всем этом хронологический принцип удачно сочетается с тематическим: хотя страны описываются отдельно, а происходившее там происходило параллельно – нить повествования натянута крепко и, в общем, книга читается как единая целая история с четким сюжетом.

Автор точно так же отлично компонует элементы и на микроуровне, т.е. внутри глав. Описания персонажей чередуются на контрасте, как полоски на зебре, кульминации и передышки следуют друг за другом, не давая читательскому вниманию рассеяться.

Чего в книге нет?

Экономики. Финансов. А деньги, как известно – кровь войны. Крови вот как-то маловато, да.

Отсутствует полностью все, что находится восточнее Германии и Франции, т.к. автор еще в предисловии честно предупреждает, что ей ближе Европа как по доступности материалов, так и по доступности для понимания и анализа. О России говорится только в связи с движением анархистов (Кропоткин, Бакунин), миротворческой деятельностью Николая II и пару раз (в исключительно уважительном контексте) упоминается Ленин и Плеханов.

Что в книге есть?

Культура. Особенно поразила глубиной проработки темы глава о Германии, о ее одержимости музыкой вообще и Штрауса в частности. Музыка как идеальный пропагандистский инструмент, не нуждающийся в переводчиках и интерпретаторах, как канал передачи и доставки напрямую в мозг философских идей (см. Ницшеанство). «Германия Всемогущая недолго будет оставаться в равновесии. Ницше, Штраус, кайзер – у нее явно начинается головокружение. Неронство витает в воздухе!», — пророчествовал профессор истории музыки и современник событий Ромен Роллан.

Стили в литературе, живописи и музыке автор рассматривает как барометр общественного настроения. Эволюция творчества композиторов, поэтов, писателей, художников точно следует эволюции мироощущения и взглядов Европы, ее устремлений и желаний: начинается с реализма, продолжается все бОльшей жаждой острых ощущений, проходит стадии драмы и эпатажа, желания шокировать, гиперреализм скатывается до натурализма, смакования отвратительных подробностей, главной темой в искусстве становится трагедия – насилие и насильственная смерть, проституция, самоубийство. Никакого просвета, никаких хэппи-эндов. Каждый первый главгерой погибает, жизнь – боль.

Политика. Наглядно настолько, насколько вообще возможно, показано то, из какого сора растут стихи.. тьфу, политические партии, общества, объединения. Неоднородность и разнонаправленность мнений/интересов способно разодрать изнутри какое угодно движение. Роль сильных лидеров невозможно переоценить и демократия на поверку оказывается той еще фикцией.

Что понравилось?

Анализ деятельности СМИ в общем и в частности, на примере дела Дрейфуса. Просто песня! Еще гаже дела обстояли при освещении происходящего на Гаагских мирных конференциях, там расхождение между словом и делом достигло поистине шизофренического уровня: во избежание массовых народных протестов участники конференции говорили на публике и писали в газетах прямо противоположное тому, что думали и делали.

Начало 20в. – время громких политических скандалов и публичных судебных процессов, пресса, как многотысячная стая попугаев, перевирая и перекрикивая саму себя, «формирует общественное мнение».

Что надо иметь в виду при чтении?

Журналистская поверхностность присутствует. Упрощений на почве слишком смелых обобщений избежать автору не удалось, что особенно видно, когда миссис Такман пишет о вещах от нее далеких. Например, она на голубом глазу утверждает, что революцию Ленин затеял, чтобы только за казненного брата отомстить =0)

Автор исследует общественные настроения в почти полном отрыве от экономических факторов. Такман не задавалась целью анализировать предвоенную экономику. Она изначально хотела написать «портрет эпохи», т.е. исследовать внешнюю сторону вопроса «что представляла собой Европа/Америка перед войной?». Эту специфику стоит иметь в виду, потомучто в итоге получается, что книга не отвечает на вопрос о причинах Первой мировой, т.к. причины, конечно, прежде всего экономические.

Вал имен, в которых читатель должен бы разобраться до начала чтения. Очень много политического жаргона Британии/США, разобраться в нем без справочника нереально.

Зачастую автор увлекается описанием характеров настолько, что в них теряются описание и анализ того, что тот или иной персонаж сделал. Однако, тут мы имеем дело с авторским расчетом, а не просчетом. Например, многостраничные описания характеров и кредо послов стран-участниц Гаагских посиделок очень пригождаются в тот момент, когда, собственно, посиделки начинаются. И вот тут-то внимательный читатель понимает, откуда растут ноги решений/слов/поступков каждого из персонажей, что автор не зря так скрупулезно трудился над биографическими справками каждого.

Миссис Такман сосредоточена на людях и их убеждениях/мотивах, она анализирует поступки и мысли конкретных людей, их конкретные идеи, но не идеологию, философию и течения мысли в широком смысле. Здесь показательны даже названия глав: «анархисты», «социалисты», а не «анархизм», «социализм». С одной стороны, автор показывает, как то или иное учение/идеология преломлялись в конкретном отдельно взятом мозгу, как человек примерял на себя ту или иную идеологию, выколупывая из нее отдельные подходящие ему в данный момент элементы и отбрасывая остальное. С другой стороны – телега ставится впереди лошади. Ведь описываемые Такман люди не из космического вакуума свои убеждения взяли, а почерпнули из уже существующих анархизма, социализма, либерализма и прочих «измов». Без предварительной теоретической подготовки суть явлений и поступков человеческих остается недопонятой.

Ну и вишенка на торте, она же красная нить всего повествования миссис Такман: во всем виновата Германия с ее манией величия, да-да. Так как экономическая подоплека дела автором в принципе оставлена за скобками, выявление виноватых идет по принципу «он первый начал». Что не есть правильно, точнее, совсем не правильно.

Итоги

Книга Такман может быть отличным дополнением к чтению более основательных исторических трудов по Первой мировой, но для ограничиваться только этой книгой точно не стоит.

Мне никогда не понять, зачем издатели до неузнаваемости переиначивают оригинальные названия. Барбара Такман назвала свою книгу "The Proud Tower" ("Башня гордыни"), и эта ключевая метафора служит объединяющим звеном исследования, выражает его идею и авторское видение. Переводчик же довольно безлико окрестил книгу так, как вы видите. Зачем? Чтобы название было более понятным, информативным, сенсационным? Решение, по-моему, крайне неудачное, что бы там на него ни сподвигло. Потому что в этом случае книга потеряла некую часть своей цельности, а мощный эпиграф из Эдгара По ("А с башни гордыни города / Гигантская смотрит смерть") беспомощно повис в воздухе. Ну ладно, хватит брюзжания. Главное, что книга у Такман получилась хорошая.

Объектом своего исследования Барбара Такман выбрала последние 25 лет перед Первой мировой войной. В Англии, Соединенных Штатах, Франции, Германии и России происходят события, меняющие облик этих государств и, как следствие, мира. Являются ли эти события причинами войны? Таких оценок Такман не дает, да и не обещала. Об этом написаны другие книги, а эта демонстрирует портрет эпохи, показывает социальные и политические изменения, пытается установить взаимосвязи. И одну из них автору удается обнаружить. Каждая из перечисленных стран замкнулась в своей собственной "башне гордыни". Каждая, разумеется, на свой манер, но последствия оказались ощутимыми.

Английские патриции привычно наслаждались роскошью и считали управление государством правом, данным им от рождения, веря "в свое предназначение распоряжаться государственными делами с такой же твердой убежденностью, с какой бобры строят плотины". Существующее положение вещей полностью устраивало этих людей, и единственное, чего они хотели, это чтобы все оставалось по-прежнему. Из своей башни богатства, власти, родовитости и полной уверенности в будущем они равнодушно взирали на огромную массу англичан, живущих за всеми мыслимыми чертами нищеты. А даже и не взирали - этих несчастных просто не существовало.

Соединенные Штаты вдруг обуял империализм. Заветы отцов-основателей, видящих страну совершенно новым, чуждым экспансии государством, остались в прошлом. Миролюбивость и повышение стандартов цивилизации были объявлены "жизнерадостной юностью", которая "больше не вернется". Страна приступила к созданию мощного флота, а объектами ее империалистских притязаний стали Гавайи, Куба и Филиппины. Соединенные Штаты раздувались от гордости, силы так и рвались наружу, победы давались с потрясающей, пьянящей легкостью. К прошлому, действительно, возврата не было.

Во Франции гремело дело Дрейфуса, за которым следил весь мир. Это было не просто дело несправедливо обвиненного человека, но "межчеловеческий конфликт", борьба между идеалами республики и контрреволюцией, между прогрессивными переменами и желанием вернуть старые устои. Одни отстаивали справедливость, другие "боролись за Patrie, родину, за честь армии, защитницы нации, и верховенство церкви, вождя и наставника души человека". Каждая из сторон сражалась уже не за Дрейфуса, а за идею, за будущее Франции. В деле Дрейфуса выразилась горделивая самоуверенность прежнего режима в том, что можно совершенно безнаказанно осудить человека по сфабрикованным обвинениям и пребывать в полной недосягаемости. Дело Дрейфуса и попранные им идеалы свободной Франции болью отдавались в сердце каждого мыслящего человека. Несколько лет Францию лихорадило, страна стояла едва ли не на пороге гражданской войны, свободой поплатились многие защитники Дрейфуса, в том числе Эмиль Золя. Но было во всем этом и еще кое-что, кроме борьбы за Францию. Народом владела "потребность в героизме". Возможно, дело Дрейфуса "позволяло людям почувствовать себя более великими, чем они есть на самом деле".

Глава о Германии почти целиком посвящена Штраусу. Он был величайшим композитором своего времени. А Германия была величайшей в музыке. И не только в музыке: экономика развивалась стремительно, рабочие места прирастали быстрее населения, уровень жизни повышался. Настроения превосходства витали в воздухе. Ницше написал свои великие творения, семена которых упали на благодатную почву, хотя были поняты по-своему. Кайзер Вильгельм II обожал свою армию, армия была самой Германией для него. Страна была сильна и не только не боялась войны, но желала ее. Любопытный момент заключается в том, что в Германии было самое мощное, организованное и эффективное рабочее движение. В этой среде традиционно были приняты антивоенные настроения, и считалось, что в случае войны рабочие ее не поддержат. Но случилось наоборот, и национальная принадлежность оказалась сильнее классовой.

Мир неуклонно менялся. Людские массы, привычно незаметные, выходили на первый план. Им еще не удалось взять власть в свои руки, но они пытались. Анархисты призывали к "пропаганде действием" и швыряли бомбы. Социалисты до хрипоты спорили, что же делать: ждать стихийной революции или добиваться изменений мирным путем с помощью реформ, законов и профсоюзов. Одно было ясно: эти голоса больше не удавалось игнорировать. Власть имущим пришлось покинуть свои "башни гордыни" и потесниться на парламентских скамьях. Таким был мир накануне Первой мировой. Пройдет всего четыре года, и он изменится еще более безвозвратно.

В своеобразном приквеле к «Августовским пушкам» автор создает «портрет мира» накануне Первой мировой войны, но сознательно ограничивается рамками событий в Англии, Франции, США и Германии. Россия рассматривается лишь с позиций ее участия в международных делах (Гаагские конференции). Такман акцентирует внимание не на большой политике и государствах, а на обществе и наиболее значимых его представителях, пытаясь определить, «что именно побудило людей к войне». Например, предвоенная Германия характеризуется через музыкальные и театральные предпочтения немцев. Английские премьер-министры Роберт Гаскойн-Сесил и Артур Бальфур; анархисты Петр Кропоткин и Равашоль; спикер Палаты представителей США Томас Рид, который из-за принципиальности и свободолюбия так и не стал Президентом; немецкий композитор и дирижер Рихард Штраус; первый британский «рабочий» парламентарий и лидер созданной в 1900 г. Лейбористской партии Кейр Харди; французский социалист-пацифист Жан Жорес, убитый фанатичным патриотом накануне войны, - лишь некоторые имена примечательных личностей.
Как верно подмечено в предисловии, образ La Belle Epoque во многом создан по послевоенным воспоминаниям - неудивительно, что время, когда люди еще не травили друг друга ипритом, казалось идеализированным периодом покоя и благоденствия. IRL предвоенные десятилетия стали кульминацией 19 в. - эпохи промышленного переворота и НТР, с новыми возможностями и новыми проблемами для человечества. Именно в тот период действовали многочисленные революционные движения, а жертвами терактов становились правители и сановники. Во Франции шла «моральная гражданская война» в связи с делом Дрейфуса, и все противоборствующие группировки использовали его в собственных целях, трактуя происходящее в нужном им ключе. В Британии апогея достигли социальное расслоение и нищета, вследствие чего рабочие задумались о новых способах защиты своих интересов, помимо профсоюзов, - через представительство в Парламенте. В результате должность парламентария стала оплачиваемой оплачиваемым занятием, а Палата лордов лишилась права вето. США оценили значимость в геополитике т.н. Sea Power, за которую ратовали Альфред Мэхэн и Тедди Рузвельт, и впервые выступили в роли империалистов-завоевателей, аннексировав Гавайи и отжав у Испании Кубу, Пуэрто-Рико и Филиппины, что вызвало активную общественную полемику. Антиимпериалисты усмотрели в этом поступке предательство американских идеалов и уподобление европейским странам, которые вечно грызлись за ресурсы. Иван Блиох, предприниматель и ученый, в 1898 г. предсказал, что будущая война будет носить затяжной и позиционный характер, став войной на истощение, что приведет к социальной нестабильности в воюющих странах, вплоть до революций. Бурное развитие военных технологий активизировало пацифистские движения. На Гаагских конференциях 1899 и 1907 гг. впервые поставлен вопрос об ограничении роста вооружений, который не встретил понимания у большинства участников. Призвать к активной антивоенной позиции «пролетариев всех стран» пытались конгрессы Второго Интернационала. Войну ждали все, но мало кто верил, что конфликт окажется настолько серьезным. Весьма поучительно для современных милитаристов.

В силу катаклизмов в своем отечестве русскому читателю не так хорошо знакомы события, предшествующие Первой мировой войне. Барбара Такман анализирует ситуацию, сложившуюся в западно-европейском и англо-американском мире в конце 19 - начале 20 вв. В книге умело сочетается приверженность фактам с образностью повествования. Исторические фигуры рассматриваются как живые люди со своими привычками, хобби, предрассудками, характерами.

Для каждой страны найдена ключевая тема. Для Англии - закат аристократии, классовая борьба, желание народных масс потеснить родовитые семейства в правительстве и парламенте. Соединенные Штаты стремятся к экспансии, претендуя на Кубу и Филиппины, заставляя интеллектуалов сожалеть о том, что "Америка утратила уникальную роль лидера прогресса цивилизации и заняла свое место в ряду алчных и своекорыстных наций современности". Франция 1994-1899 гг. расколота "делом Дрейфуса". Дух милитаристской Германии освещен через творчество Рихарда Штрауса. Отдельные главы рассматривают 2 крупнейших политических движения - анархистов, устраивавших теракты в разных уголках Европы, и социалистов, все более склонявшихся к ревизионизму.