Отзывы на книгу «Утешение философией»

Одолевшим землю, небо наградой.

Нормально, когда философский трактат читает преподаватель, ему для работы нужно. Нор­мально, когда студент (скрипя зубами и скрепя сердце) — ему для учебы. Ненормально, когда я, на сорок девятом году жизни, никакого отношения к философии не имеющая и не само­го большого ума. Однако потребность читать работы философов время от времени настига­ет с неотвратимостью категорического императива, и, не умея противостоять, берусь за то, до чего удается дотянуться: от Платона до Кьеркегора. Наверно потому, что чтение фило­софии особым образом организует мышление, на некоторое время придает аморфному чет­кую структуру. Для интеллекта как профилактический визит к стоматологу для полости рта. Нет, не ужасное сравнение: «Из­вестно ли тебе, – говорит она, – что все сущее дотоле длится и существует, доколе оно едино, но гибнет и разрушается, как только перестает быть единым?» Необходимость содержать в порядке ум для меня залог единства. Есть ли для тебя что-нибудь драгоценнее тебя самого?

А началось с Боэция в 1996 году. Я тогда открыла для себя Андрея Лазарчука, читала подряд и в его «Транквилиуме» эпиграфы к частям романа взяты из «Утешения философией». Не знаю, способствовала ли любовь к автору более пристальному, чем обычно бывает, интересу к эпиграфам или слова Боэция так уж поразили, что совершенно увязла в обаянии писателя, но как-то получилось, что книга уже давно была прочитана и отложена (и перечитывалась после раза два), а те отрывки про «это самое место, которое ты называешь изгнанием», про «есть ли что на свете более ценное для тебя, чем ты сам», про « всякое различие разъединяет, а подобие стремится к подобию» - они впечатались в память, влились, как вода в сосуд, словно всегда там были. И случалось бессонными ночами, когда накатывал ужас перед жизнью (экзистенциальный?), повторять по кругу, как мантру. Убеждаясь, что утешение философией вещь действенная . По крайней мере, для меня.

Прочесть полностью не стремилась. Случая не выпадало и боялась, что непосредственный контакт убьет очарование первой любви. Пока не узнала о новом переводе Шмаракова. А к Роману Львовичу я с большой читательской любовью за «Овидия в изгнании» и «Каллиопу», и с куда меньшей за «Жнецов» и «Скворцов» (мои вкусы более тяготеют к мейнстриму, нежели к безупречным стилизациям). Однако написанное им умеет очищать ум от шелухи повседневности. Явился повод прочесть «Утешение философией». Дальше для себя, чтобы не потерять впечатления. Труд состоит из пяти книг, написан в форме платоновского диалога, наподобие «Государства», где роль Сократа отдана Философии, а с обязанностью Главкона задавать наводящие вопросы, горячо соглашаться и время от времени выражать осторожное недоверие, не без изящества справляется сам Бозций. Прозаические фрагменты перемежаются поэтическими вставками, долженствующими еще более укрепить читателя в добродетели, подытожить сказанное и наметить пути дальнейших рассуждений.

Первая книга знакомит читателя с рассказчиком и кратко обрисовывает беды-злосчастия, обрушившиеся на него по вине доноса недостойных противников. Стеная над злосчастной судьбой и не находя утешения, Боэций удостаивается визите прекрасной дамы. Не подумайте худого, это персонификация Философии (а последующий долгий диалог между ними дает положительный ответ на вечный вопрос «возможна ли между мужчиной и женщиной дружба без сексуального подтекста»). Итак, Философия является, дабы утешить адепта, объясняя ему, что главная причина сегодняшних его несчастий в том, что под градом обрушившихся неприятностей, он позволил себе забыть о том, что есть он сам. Возвращение в себя и к себе решено начать с гомеопатических средств, постепенно переходя к сильнейшим и увеличивая дозы, когда пораженный душевной хворью организм достаточно укрепится, чтобы воспринять лекарство..

Книга вторая посвящена рассуждениям о Фортуне, на переменчивость которой Боэций сетует. Как дважды два Философия доказывает ему, что сему обстоятельству следует радоваться, а не огорчаться, потому что: во-первых сам он, его жена, дети и тесть (тесть, о да!) живы, здравствуют и пребывают в приличных должностях (кроме жены). Во-вторых внутренняя сущность Фортуны такова, что она представляет собой колесо: за подъемом неизбежен спад, а за спадом последует новый подъем. В-третьих, если у тебя что-то отнялось, так оно, верно, не очень и нужно было, а если чем хорошим обладаешь, то заслуга в том не твоя, но эссенциальное достоинство предмета.

Книга третья знаменует переход от умягчающих припарок к более радикальным средствам. Поговорим о Благе, что оно есть и отчего все к нему стремятся. Поочередно выдвигая на передний план соблазны, к которым влекутся люди: власть, богатство, популярность, Философия опровергает абсолютную ценность, показывая червоточину в каждом из них, искаженных мирским восприятием. Но нельзя отрицать, что существует абсолютное благо и оно есть Бог и содержится в Боге. Все, что не Он — есть обман, ложные блага, которые принимаются за истинные, но ведут взыскующего к гибели. А подлинное благо в единстве, нарушив которое, человек погибает. - Ну а как же злонравные люди, - возражает Боэций, - живут ведь и в ус не дуют. - Они ошибаются, думая, что живут, на самом деле они мертвы. Кому как, а мне этот поворот разговора нравится и живо напомнил любимый кусочек из пелевинского «Затворника и Шестипалого»: - Все, что люди делают., они делают ради любви. - А как же многие живут без любви. - Они ошибаются, думая, что живут. Виктор Олегович, наверно, тоже утешался философией.

Книга четвертая переходит к тяжелым и темным материям внешнего выражения всегда торжествующей добродетели и всегда наказанного злонравия, и концепции, согласно которой человека злого необходимо жалеть, ибо сам он уже достаточной мерой наказан. Я перечитала трижды, но воспринять смогла лишь приняв априорность загробного воздаяния, метампсихоза или теории инкарнаций. В противном случае, если оперировать понятием «здесь и сейчас» - быть здоровым и богатым лучше, чем бедным и больным, вы, воля ваша, профессор, что-то нескладное придумали. Оно может и умно, но больно непонятно.

Книга пятая посвящена большей частью предвиденью и предопределенности и тут уж я заблудилась в сумрачном лесу. Никак не хватило моего малого разумения на постижение хитросплетенных аргументов. Спасла внутренняя непоколебимая убежденность в том, что мир устроен правильно и справедливо в глобальном смысле, как бы локальные его проявления ни убеждали наблюдателя в обратном. Полагаю, что главный посыл пятой книги в том и заключается.

Чтение этой книги действительно было приятно проведённым временем. Автор сочетает и переплавляет психологию, философию и лирику в замечательное лекарство для души и разума. Вы видите и сочувствуете человеку, оказавшемуся перед сложным выбором, на одном из самых горьких перекрёстков его жизни; вы чувствуете его боль и вместе с ним бросаете судьбе горькие вопросы. И судьба вам отвечает. И вы понимаете, что на самом деле счастливы, и залог вашего счастья - в чистоте мысли, души и воли.

Боэция так часто поминают, что решил причаститься. Впечатление осталось тяжёлое.
Текст невнятный. Глубоких идей не вижу. Не возникло желание запомнить какую-нибудь цитату. Не понимаю, за что Боэция так хвалят вот уже полторы тысячи лет.
В целом я согласен, что следует стремиться к благу. Вопрос в том, что есть благо? Для христианина вопрос решён: благо есть Бог. Что ж, завидую христианам. У них всё просто: соблюдай заповеди и будешь счастлив.
Кстати, мусульманам труднее. У них аналогичная мысль выражается так: соблюдай заповеди и, возможно, будешь счастлив если того пожелает Аллах. Исламская версия кажется мне более соответствующей самой идее божественности, но это не моё дело, сами пусть разбираются.

Философы почти всегда пишут витиевато. Боэций в этом искусстве преуспел немало:

Все, о чем говорится как о несовершенном, представляется таковым из-за недостатка совершенства. Так что если в чем-то обнаруживается недостаток совершенства, то в нем же имеется и доля совершенства. Ведь если убрать совершенство, станет совсем непонятно, откуда происходит то, что оказывается несовершенным. Ибо мир вещей берет начало не из ущербной и несовершенной природы, но, напротив, происходя от полного и совершенного, вырождается в нечто ущербное и лишенное собственной силы. Но мы показали немного выше, что в преходящем земном благе заключено какое-то несовершенное счастье; значит, не следует сомневаться, что существует счастье более прочное.
...
То, что Бог – повелитель всего сущего – есть благо, является мнением, общим всем человеческим душам. Так как нельзя и представить себе ничего лучше Бога, можно ли усомниться, что тот, лучше кого нет ничего, является благом. Ведь разум с такой очевидностью свидетельствует, что благо есть Бог, что именно в Нем заключено совершенное благо. Если бы это было не так, то Бог не мог бы быть повелителем всего сущего, ибо с необходимостью существовал бы некто, превосходящий [Его] и заключающий в себе совершенное благо, и он бы должен был предшествовать Богу и был бы более древним, ибо все совершенное, конечно, предшествует менее совершенному. Вследствие этого необходимо избежать бесконечного аргумента и высказать утверждение, что высший Бог преисполнен совершенного блага. Но, как мы установили, совершенное благо есть истинное блаженство. Следовательно, обитель истинного блаженства должна находиться во Всевышнем.

Завидую христианам снова. У них есть один-единственный постулат, из которого можно бесконечно выводить какие угодно следствия, пока не надоест. Ну или, в случае Боэция, пока не приведут в исполнение смертный приговор.
Философия, посетившая Боэция в тюрьме, именно этим и занимается. Полкниги она ходила вокруг да около, занимаясь натуральной софистикой. Объяснила мне, что богатство, могущество, власть, уважение, почести, чины, знаменитость, слава и всё прочее -- как минимум пустое и даже вредное. Включаем сюда и телесные радости. Наконец на середине третьей книги (из пяти) добралась, кажется до сути. А суть такая:

до́лжно восславить Отца всего сущего.

В общем, всё ясно. Две последние книги я читать не стал. Хорошего понемножку, дальше разбираться в этой софистике просто нет смысла, рассуждений такого рода я слышал тонны.
Может быть, в заключительных книгах и есть что-либо достойное траты времени, но не похоже.

Ну и напоследок ложку ехидства добавлю в бочку не знаю чего.

Перед тем как читать Боэция, рекомендую выучить следующий список:
• Эвр = западный ветер
• Нот = западный дождливый ветер
• Зефир = западный теплый ветер
• Кавр = северо-западный ветер
• Аквилон = сильный северный или северо-западный ветер
• Борей = северный ветер
• Австр = порывистый южный ветер
При этом не удивляйтесь следующим стихам:
Народами, что под семью звездами
В просторах обитали ледяных,
И теми, коих Нот сжигал в пустынях.
В самом деле, почему бы дождливому ветру кого-нибудь не сжечь? Боэций, разумеется, ни при чём, вопрос следует адресовать тому, кто писал пояснение о Ноте.

И вспомните ещё раз того неведомого редактора, когда дойдёте до звёзд. В одном из примечаний он утверждает, что
Сириус – наиболее яркая звезда летнего неба в северном полушарии.
Сейчас как раз лето. Даю рубль всякому, кто увидит в северном полушарии Сириус в ближайшие недели.
Боэций снова не виноват. Он как-никак написал несколько учебников астрономии. Жаль, что филологи никогда не смотрят на небо.

Бог с ним, с Боэцием. Ознакомился, и ладно.
У меня ещё Сенека в очереди. Вот от него ожидаю большего. По крайней мере, о скоротечности жизни он написал славно.

Этот автор по значимости второй после Августина, который будет главным читаемым автором на протяжении многих столетий. Если говорить об Августине и Боэции, они определяют до середины 12 века главные ресурсы, литературные и философские для многих поколений интеллектуалов. От 5 века до середины 12 века их текста будут главными текстами на основании, которых будет развиваться теология, философия и система образований.

Жизнь Боэция трагически оборвалась. Его казнили. Если бы ему удалось осуществить его замысел и перевести все тексты (Аристотеля, ПЛатона), то Запад получил бы полного Платона и Аристотеля уже в начале 6 века. В трактате он пытался оплакивать свою судьбу, но он оплакивал как философ. Говорил, что нет правды на Земле, почему же так, если Бог правит миром, почему праведники страдают, и вот поэтому появилась философия в образе прекрасной дамы, предвосхищения многих средневековых сюжетов. И стала вести с ним диалог, и вот содержания этих диалогов составляет все 5 книг. ЭТо риторические приёмы. Персонификация каких-то важных идей она также античности свойственно. Помним, что и Сократ разговаривал с Законом в тюрьме.

Общий сюжет трактата таков: он находится в тюрьме, жалуется на судьбу, не понимает, как он такой хороший, добрый, благородный человек приговорен к смерти. Его утешают музы. Но вдруг в его темницу появляется прекрасная дама философии и говорит музам, что вместо того, чтобы успокаивать подопечного, вы ему только теребите раны, уходите отсюда. И она выступает не только в образе утешительницы, но она ещё выступает в образе терапевта. Она и лечит. Все эти аргументы она рассматривает, как лекарство души. Это старый образ Платоновской философии. Философия, как лекарство. Во многих диалогах Платона, Сократ говорит о фармацевтике его вопросов. О том, что он излечивает душу, успокаивает душу заговорами, философская речь для него – заговор, чтобы успокоить душу. И Философия она как покровительница всех философов, она выступает баронессой, королевой царства философии. Если представить себе королевство, где правит философия, то это прекрасная дама, правящая философами. Такая вот замена Девы Марии в философском мире. В этом государстве есть и негодяи, например стоики, как считает Боэций. Эпикурейцы и стоики это плохие для него граждане королевства. Ну это так… способ преподавания философии детишкам)))

Ещё в первой книге, когда он описывает Философию – заметен сюжет платоновских диалогов, платоновский философский эрос. Да и, в общем, Боэций находится под влиянием платоновской космологии. После этого идет, поскольку она терапевт, она должна поставить диагноз. А чтобы правильно поставить диагноз нужно исследовать. А поскольку это философия, то она исследует вопросами. Она спрашивает, верит ли он в то, что этим мирозданием управляет Бог, разумное существо, он говорит, что да, и потом она спрашивает, что такое человек. И он даёт ей ответ по Аристотелю, человек это разумное живое существо. После этого она задаёт 3-и вопрос, это, что всё? Да, это всё отвечает. И она говорит, тогда я начну тебя лечить, вначале я тебе дам более простые лекарства, риторические.

Философия и Боэций проходят шаг за шагом главные проблемы философии. Боэций не может понять, сочетать, что мир устроен благим Богом, и тем, что он страдает и хорошие люди страдают, он не может это принять. Для него как бы мир разваливается. Он не понимает почему в разумном порядке праведники страдают. И философия проводит его по всем путям терапии, чтобы показать ему, что это является главным смыслом мироздания. Именно потому что мир устроен справедливо, кажется, что праведники страдают. Но праведники всегда торжествуют, а злые всегда получают по заслугам. Чтобы это доказать ему, она опускается в достаточно сложные аргументы, она учит, что такое Бог, что такое человеческое счастье, что такое свобода и необходимость, что такое время и вечность, что такое судьба в провидении. И там мы видим скрытую полемику с Августином.

И книга за книгой становится всё более насыщенней. Ну как-то так вот, леньки продолжать