Маленькая девочка лет пяти усиленно мела двор. В её детских руках была метла, сделанная из бурьяна полыни. На голове у девочки был повязан светлый в мелкий цветочек платок. Она всегда его повязывала, когда что-либо делала по двору, по хозяйству. Этот платок ей очень нравился, он был мамин. Она вдыхала запах, который сохранился от самого родного человека в её жизни, от мамы.

Анастасия или просто Настенька, как все её звали, хотела сделать родителям приятное, когда они придут с работы, замести земляной двор. Она давно бы всё закончила, если бы не её маленький братик Жорка. Этого карапуза она усадила в холодке под большой развесистой акацией на старом одеяле. Но Жорка, то и дело отползал на чистое место во дворе, и его обступало стадо жирных важных индюков. Самым важным был индюк по прозвищу Васька. Они всем скопом набегали на Жорку, и тот орал во всё своё громкое горло. Настенька уже несколько раз возвращала брата на место под акацией, но всё повторялось сначала.

– Да где же этот Мишка бегает? Вот придёт, я ему задам! – подражая родителям, стала возмущаться Настя на ещё одного брата. Разница в возрасте у них была небольшая, но Настенька знала, что надо помогать родителям, а вот Мишку никакими калачами не заставить что-то делать дома. Он целыми днями проводил где-то с такими же ребятами, как и он, играя в казаки – разбойники или лазая по чужим огородам в поисках лакомства. Часто и густо родители его наказывали, он затихал в своих проказах, но через некоторое время всё повторялось. Настя домела двор и бросила метлу прямо в гурт индюков, которые опять окружили Жорку. Животные, булькая своими красными зобами, разбежались в разные стороны. Подхватив брата на руки, Настенька подошла к одеялу и присела в холодок вместе с маленьким Жоркой. Она посмотрела на солнышко, прикрыв рукой глаза.

– Родители ещё не скоро придут домой с работы, а есть хочется, да и Жорка наверно проголодался, – глядя на брата, сказала Настя.

Настя поднялась и на цыпочках протянула к узелку руки, который висел на сучке акации. Когда утром мама уходила на работу в совхоз, она собрала на столе продукты, чтобы дети не были голодными целый день. Но Настя всё положила в узелок и теперь решила, что пора покушать прямо вот здесь под тенью большой ветвистой акации. Развязала и разложила нехитрые хуторские харчи. Мама утром подоила корову, и налила парного молока в стеклянную бутылку. Варёные вкрутую яйца и несколько небольших, варёных в мундире картошин. Мягкий душистый хлеб с румяной корочкой мама испекла ещё до работы, и Настя положила краюху в свой узелок. Теперь всё это богатство лежало и манило своим аппетитным ароматом.

Она сначала накормила брата и уж потом сама утолила голод. Жорка сытый тут же уснул, и Насте ничего не оставалось, как лечь рядом с братом. Индюки не дремали, всё время гогоча, пушили хвосты и прохаживались рядом, но близко подходить боялись.

Настенька лежала и смотрела на солнечных зайчиков, которые играли в листьях большой акации. Не заметно для себя она уснула, и неизвестно, сколько бы она проспала, если бы не заревела их корова Зорька возле калитки, требуя, чтобы ей кто-нибудь открыл вход во двор.

Настя быстро подскочила и побежала открывать калитку. Корова прошла мимо, обдав её жаром своего тела и тяжело неся вымя, полное молока.

– Сегодня молочка больше будет. Ишь вон, как сиськи торчат в разные стороны!

Она всё думала и делала, как маленькая взрослая женщина. Когда их родители уходили на работу, она оставалась за хозяйку. На ней были два брата и хозяйство. В основном её задачей было наливать воды курочкам и индюкам и присматривать за маленьким братом. Ей так всё надоело, что она не рада была ничему, потому что ей нельзя было играть с подружками, которые уходили на край хутора, и оттуда доносился их весёлый заливистый смех. Но она не могла ослушаться родителей. Настя была послушной дочерью.

Настя прошла за коровой, подгоняя ту тонкой хворостинкой, хотя в этом не было необходимости. Животное хорошо знало своё место, где всегда её ждало ведро вкусного сытного пойла. Девочка привязала корову, накинув на шею верёвку, и вернулась под акацию. Жорка проснулся и теперь пытался подняться на ножки.

– Что, хочешь сам ходить? Да пора уже. Все руки я оборвала с тобою, тяжёлый такой, что поднять мне уже трудно тебя. Давай помогу тебе, пошли, вот так, вот так…

Она подхватила брата под мышки, придерживая его своими руками, и тот, чувствуя, что ему помогают, потопал своими ногами. Залаяла собака, и Настя увидела, что гурьба мальчишек пробежала мимо их забора.

– А где наш гуляка. Ну и попадёт ему сегодня от отца!

Настя не успела закончить свою мысль, как калитка открылась, и появился Мишка.

– Наконец-то, явился. Где же ты был целый день? У тебя что, дома нет, ты что сирота? Вот придут родители, они тебя накажут за твоё поведение.

Настенька смотрела на брата и качала головой. Мишка весь был измазан грязью, рубашка на спине разодрана и висела клочком.

– Вот вода, она тёплая, на солнышке нагрелась. Умойся, пока тебя ещё никто не увидел такого грязного, – пожалела она брата.

Она поставила большой таз перед ним и пошла укладывать Жорку спать. Солнце уже давно село за горизонт, и она поджидала мать с работы. Мама всегда приходила первой. Она работала санитаром на свиноферме. Помогала ветеринару лечить и делать прививки беленьким маленьким поросяткам и большим жирным свиноматкам. Отец работал трактористом в совхозе и приходил домой, когда на улице было совсем темно.

Настя покормила братика и уложила его в люльку, подвешенную к потолку в большой комнате, где спали отец с мамой. Она покачала, припевая песенку, которую мама всегда пела, когда их закачивала. Жорка тут же уснул, поджав ладошки в кулачки и подложив их под головку. Настя услышала, как скрипнула калитка, значит, пришла мама. Она посмотрела на брата, тот спал, сладко посапывая во сне. Когда она хотела выйти навстречу матери, то не успела, дверь отворилась, и на пороге стояла мама.

– Настенька, вы здесь? Что, Жорку укладывала? Спит? – с заботой спросила мама, поглаживая по спине дочь. Потом подошла к люльке, посмотрела на сынишку, поцеловала его в макушку, прикрыла его стёганным тёплым одеяльцем. Постояв ещё немного возле люльки, она повернулась в дочери и спросила:

– А Мишка где? Что-то его не видать нигде.

– «Да только что был во дворе. Наверно сбежал к бабушке. Он только что пришёл, его целый день не было.

– Вот засранец. Ну как его ещё наказывать? Прямо не знаю, что с ним делать? Ничего не понимает, всё ему нипочём! А бабушка приходила?

– Нет, не было ни её, ни деда. За целый день даже не заглянул никто.

Настя как взрослая говорила с матерью, подбоченившись обеими руками в свои худенькие бока.

– Я пойду корову доить, а ты потом отнесёшь им молока, да и заодно посмотришь, как они там. Старые оба, всё может случиться. Только недолго, надо ужин готовить, скоро отец придёт с работы домой.

Настя в знак согласия кивнула головой и пошла в сторону большой печи, на которой готовили летом еду и пекли в ней хлеб. Она знала, что мама без неё не обойдётся, ведь в топку надо подкладывать, чтобы огонь всё время горел жарко. В печку подкладывали немного хвороста, а в основном клали отходы от подсолнуха, старую кукурузную ботву и толстые палки бурьяна. Настенька притащила хворост, натаскала из кучи бурьяна и всё сложила возле печки. Потрогала руками комель.

– Тёплая ещё. Не успела остыть. Значит, жар есть, быстро разгорится. Ладно, пойду отнесу молока, и надо подложить бурьяна, чтобы само разгорелось.

Когда мать налила в кувшин молока, Настя взяла его и обошла их хату с задней стороны. Там был лаз через плетень из тёрна. У них на хуторе все так делали. На окраине рос дикий тёрн, и его заросли время от времени вырубывали, чтобы плести заборы.

Настя осторожно перелезла через колючий забор и пошла по тропинке к хате. Когда она почти уже в темноте подошла к двери, то увидела деда Фадея, он как всегда сидел и курил свою трубку, сидя завалинке.

– Вот, деда, я молока вам принесла, оно ещё тёплое. Может, попьёшь?

– Ни, не надо. Отнеси у хату, там бабка, вот ей и отдай, – проговорил дед.

Настя ступила ногой по ступенькам вниз и очутилась в тёмном коридоре, но она знала в какую ей сторону идти и одной рукой нащупала дверную щеколду. Открыла дверь и вошла в первую комнатку, где жили её дед Фадей и бабка Марфа. Комнатка была настолько маленькой, что Настя не понимала, как вообще в ней можно развернуться. Большая русская печь занимала почти полкомнаты и выходила во вторую, которая была больше, чем первая. Там горела лампа, и Настя уже смело шагнула на свет.

Бабка Марфа стояла на коленях и молилась на большую икону, доставшуюся ей ещё от прабабки. Об этом Настя узнала от своей матери, когда спросила у неё, откуда у бабушки такая красивая картинка. Мама объяснила, что это икона и научила Настю креститься и читать отче наш. Настя оглянулась и увидела, что Мишка сладко спит на кровати, где всегда спал дед. Она подождала, когда бабушка окончит свою молитву, отдала той крынку с молоком.

– Шо, мать уже дома? А я була на огороде, стоко бурьяна наросло. Умаялась, его дёргать.

Бабка Марфа была от роду казачкой, и до сих пор она не говорила, а гутарила.

– Да, дома, вот молоко вам принесла, мама сказала. А вот Мишке не надо было разрешать у вас ночевать. Он нашкодил и к вам убежал. Хитрый негодник. Ну, я пошла, некогда мне, надо ужин готовить.

Настя не стала ждать, когда бабушка помоет и отдаст ей крынку, развернулась и вышла на улицу. Дед всё сидел и курил.

Она молча прошла мимо и по тропинке заспешила к лазу в заборе. Мать уже хлопотала возле печки. Она разожгла огонь, и в кастрюле что-то уже кипело, распространяя вкусный запах. Настя присела на маленькую скамеечку против топки и потихоньку подкладывала хворост, чтобы в печке всегда было жарко.

– Мама, а отец скоро придёт? Хоть бы успели ужин приготовить. А чем это так вкусно пахнет?

– Борщ варится. Петушка молодого забила, это он так вкусно в кастрюле пахнет. Мишка у деда?

– Да. И уже спит. Хитрый сорванец.

На улице было совсем темно, но от печки исходило тепло, и было светло от горящего хвороста. Они почти уже управились с ужином, когда пришёл с работы отец.

– Ну, что вы мои хозяюшки, управились, а то я проголодался. А как у тебя, дочка, дела? Как твои братья? Мишка помогал тебе по хозяйству?

Настя понимала, что сейчас от неё зависит, как строго родители накажут брата.

– Да, помогал. Только скажите ему, чтобы он завтра никуда не уходил, пусть с Жоркой поиграет.

Насте было очень жалко своего непутёвого братца, он ещё такой маленький, а пояс у отца кусачий. Её родители никогда не наказывали, а вот Мишке доставалось частенько, и кусачий пояс на его худенькой попе оставлял красную полоску. Но он горевал недолго и забывал о порке через два-три дня, и опять убегал со двора. Никто не знал, где он пропадает целыми днями. У Мишки был заступник дед Фадей. Внук ходил у него в любимчиках и пользовался этим без зазрения совести. Из троих детей Мишка был очень похож на отца, и дед с бабкой Марфой души не чаяли во внуке. Поначалу Насте было обидно, что её брат всегда ел сахар кусочками, и в его карманах иной раз был круглый ароматный пряник. Потом она успокоилась, ведь Мишка был младше её, а она всегда уступала своим братьям. Бабка Марфа была родом из казачьей станицы. Они с сестрой остались одни, их родители умерли, когда они были маленькими. Сестра Пелагея пошла батрачить в соседнею деревню и работала на кулака за еду и жильё. А бабку Марфу, ещё маленькую девочку, взяли в няньки нянчить маленьких детей в зажиточной семье. Потом, когда она подросла, стала прислуживать у барона, у которого были конюшни. Он разводил племенных лошадей, и на этих конюшнях работал красивый парубок с реки Дон по имени Фадей. Они полюбили друг друга, и барон благословил их на брак. Они обвенчались в церкви, и хозяин подарил им маленького жеребчика, из которого потом вырос красивый конь. Они бы так и жили там на конюшнях, но тут случилась революция, и их благодетель укатил за границу. За их исправную службу, он одарил их деньгами, и они переехали в город, купили небольшой домик. Жеребца у них отобрали по законам тогдашнего времени, и они часто видела, как на нём разъезжал комиссар, в кожаной, блестящей куртке. У них родились два мальчика, отец Насти и его брат Михаил. Тут случилась война, и они волею судьбы перебрались жить на хутор. Тогда он назывался колхоз «Рабочий молот». Отцов брат с войны не вернулся, а папа раненый, но живой вернулся с фронта. Мама, молодая красивая девушка, жила и работала в большой соседней станице в колхозе. Папа возил зерно на лошадях в город и часто проезжал мимо маминого посёлка. Вот там они и встретились, полюбили друг друга, поженились. Это было спустя год после войны, а Настя родилась три года спустя, потом Мишка и Жорка.

Всё это девочка знала от матери, когда длинными зимними вечерами под завывания ветра в печи она рассказывала о прошлом и пела песни. Обычно, когда они шелушили кукурузу, мама всегда пела им песни, а пела она очень красиво. У неё был красивый, сильный звонкий голос, а если ей подпевал отец, то дети сидели, раскрыв рот, слушали, как поют родители. Насте казалось, что никого красивей и лучше, чем её родители, нет никого на всём белом свете. Она росла, думала, что всё хорошо, что так и надо жить, как они живут, так, как живут все в их хуторе, все хуторские семьи. Отец с матерью работали, чтобы у них всё было. Они не голодовали, но и не жировали. В хате Насте казалось, что у них всё есть. Кровати железные. Правда спали на досках, но мама набивала матрасы кукурузной шелухой, и им казалось, что мягче не бывает. Пол в хате был земляной, и Настина обязанность была время от времени его мазать глиной. Она брала немного глины и коровьего навоза, всё это разбалтывала с водой до жидкого месива и тряпкой смазывала весь земляной пол. Потом, когда он подсыхал, разбрасывала чабрец, который сушили всегда весной. В хате потом пахло пахучими травами, и казалось, что в комнатах сушили сено из разных трав. Настя сидела напротив топки, и ей так было тепло, и уютно. Она прервала свои мысли и посмотрела на отца с матерью. Те сидели и о чём-то разговаривали.

«Какие они красивые, наши папа и мама. Наверно ни у кого нет таких родителей», – наблюдая за ними, думала Настя.

Настя улыбнулась и подложила очередную охапку хвороста.

– Настенька, не надо, хватит, ужин уже готов, давайте вечерять, а то завтра опять рано надо вставать, – сказала мама.

Они поужинали тут же возле печки на улице при свете от огня, который исходил от топки. Настя чувствовала, что глаза её слипаются, но она не противилась этому, знала, что отец её донесёт до кровати на своих руках. Ей так этого хотелось, что она склонила голову на старую фуфайку, на которой сидела, и тут же заснула крепким тихим детским сном.

Утром её разбудил плачь маленького Жорки. Он видимо проснулся, никого не увидел и теперь сидел в люльке и громко орал. Настя встала со своей кровати и прошлёпала в комнату родителей, там уже никого не было.

– Наверно управляются на дворе.

Она подошла к брату, и тот тут же протянул к ней свои ручонки.

– Ух! тяжёлый какой. Раскормила на свою голову.

Настя беззлобно бурчала на маленького брата, вынимая того из люльки, тот был весь мокрый.

– Ну конечно, сам намочил, а теперь орёшь. Я ещё спать хочу, а ты мне не даёшь выспаться. Каждое утро одно и тоже. Надо уже проситься, если чего тебе надо.

Настя усадила брата на кровать родителей, а сама стала вытаскивать из люльки всё, что было мокрым. В одну руку она подхватила Жорку, а в другой несла мокрые тряпки. Как раз в это время мать выходила из сарая с подойником полным молока. Заметив Настю с Жоркой, она спросила:

– Что, сорванец опять всё обмочил? Настенька, развесь вот тут на заборе. Вечером приду, будем с тобою стирать. Я сегодня пораньше приду с работы. Отец вот дров приготовил, и воды наносил с колодца. Как солнышко будет клониться вот туда, так ты печку затопи, пусть вода будет горячей, когда я приду.

Насте было пять лет, она всё никак не могла научиться понимать время по часам. Она научилась понимать время по солнышку и всегда знала, когда придут родители с работы.

– Хорошо, я всё сделаю. А Мишка не приходил? Чует, что попадёт и тянет время, пока вы не уйдёте на работу. Сегодня опять убежит с дому, это точно я вам говорю.

Настя называла мать на «вы», в семье у них так было принято. В других семьях, она слышала, что дети своих родителей зовут на «ты», но сама никак не решалась так разговаривать с родителями.

– Ладно, Настёна, не обижайся на него. Он мал ещё, и много не понимает, подрастёт, всё поймёт. Ну ладно, и мне уже пора. Помоги мне молоко опустить в погреб, а то жара вон какая, ещё прокиснет до вечера. Надо перегнать вечером через сепаратор. Я буду стирать, а ты будешь крутить молоко на сливки.

Мать спустилась в земляной погреб, установила молоко на прохладный пол, вылезла и плотно прикрыла крышку. Чмокнула Жорку в щёчку, тот ещё видимо не совсем проснулся и тихо сидел на одеяле под веткой. Подошла к Насте, тоже поцеловала её в щёку.

– Ну, я побежала. С утра бригадир людей выделил по наряду, будем свиноматок прививать. Надо раненько управиться, пока жары нет.

Мать махнула рукой и скрылась по ту сторону калитки.

Настенька стояла посреди двора, ещё ощущая материнское прикосновение и слыша её голос. Как бы ей хотелось хоть один денёк, чтобы все они были дома, все вместе ели борщ с курятиной, пили терпкий квас из погреба. Или просто так посидели у тёплой печки на улице, когда было уже темно на улице, но никому не было бы страшно, потому что рядом были бы папа и мама, их родители. Настины мечты оборвались, и она услышала звук кнута. Это местный пастух собирал коров в стадо.

– Ой, Боженька, надо же нашу Зорьку отвязать, не успею, буду потом стадо догонять.

Она быстро побежала в сторону сарая, где уже мычала их кормилица, чуя своих подружек, коров. Проворно справилась с привязью, и, подгоняя хворостинкой Зорьку, выпроводила за калитку, как раз вовремя в проходящее по улице стадо. Немного постояла, проводила глазами уходящее облако пыли, которое образовывалось, от множества копыт коровьего стада. Прикрыла маленькой ладошкой глаза, посмотрела на восходящее яркое солнышко.

– Опять жарко сегодня будет. Ой, совсем я тут застоялась, забыла за Жорку.

Настенька повернулась и быстро вошла в калитку во двор. Жорки на одеяле не было. Её обдало жаром.

– А где же он есть? Сам-то он не смог уйти и уползти, тоже далеко не уполз».

Она просмотрела все закутки, все сараи, хотела посмотреть даже в погреб, но увидела, что крышка плотно закрыта. Потом решила сходить к бабушке.

– Может быть он у них?