Глава 1

Ее лондонский третий сезон подходил к концу, а она так и не выбрала себе достойного жениха, за которого ей хотелось бы выйти замуж, хотя недостатка в поклонниках у неё не было. Однако все эти джентльмены, настойчиво просившие ее руки, казались ей чересчур напыщенными, тщеславными, пустыми и на удивление недалекими. Поэтому она с ужасом осознала, что ежегодный выход в высший свет так и закончится ничем для нее.

Леди Олимпия Делфорд, дочь маркиза Рейнд, незаметно усмехнулась над своими невеселыми мыслями и взглянула на своего партнера по танцам. Увидя, что он ловит почти каждый ее взгляд, она постаралась мило улыбнуться ему и боковым зрением заметила свою тетю, леди Элизабет Клейторн, вдовствующую графиню Доз, не спускавшую с нее глаз.

Олимпия уже три года находилась под ее опекой. Зная, что пожилая дама до сих пор не теряет надежду на то, что она в конце концов сделает правильный выбор, племянница даже пожалела ее. Ясное дело, тетя полагала, что среди многочисленных кавалеров, волочившихся за ней, обязательно найдется тот единственный, кого она предпочтет всем.

Но, к досаде тетушки, Олимпия была слишком разборчивой и одно за другим отклоняла предложения, как град, сыплющиеся на нее. И, несмотря на то, что жаждущих повести к алтарю молодую особу с каждым днем все прибавлялось, она никого не выделяла среди них, хотя некоторым и оказывала внимание.

Графиня Доз, сидя на одном из мягких стульев, стоящих вдоль стены, обмахивалась веером, когда очередной кавалер очаровательной племянницы после окончания танца подвел ее к ней.

– Олимпия, дорогая! – негромко воскликнула она, глядя на девушку. – Почему у тебя такой скучающий вид?

– Должно быть, тетя Элизабет, оттого, что сегодняшний бал не доставил мне обычного удовольствия.

– Да неужели? – насмешливо спросила леди Элизабет Клейторн, перестав обмахиваться веером. – Не поверю, чтобы на этом великолепном балу, данном герцогиней Кендал в своем чудесном дворце Ньюхеме в честь своего племянника герцога Ормонда, ты не получила никакого удовольствия. Говорят, этот красивый таинственный затворник наконец решил покончить с уединенной жизнью, чтобы найти себе невесту.

– Удовольствия? Но от чего?

– Разумеется, от лицезрения затворника.

– Тем не менее, это так, – вздохнула леди Делфорд. – Ибо загадочная персона, которая у всех на языке, нисколько не смутила мой ум.

– Весьма жаль, что твой холодный рассудок полностью лишен всякого воображения, – в сердцах парировала графиня Доз, злясь на племянницу.

Ей казалось, что Олимпия недостаточно откровенна с ней. Не может быть, чтобы она, как и другие молодые особы, не охотилась бы за таким завидным женихом. По ее мнению, только герцог Ормонд был достоин племянницы. Но видя, что Олимпия молчит, озираясь по сторонам, и не думает отвечать ей, леди Элизабет улыбнулась:

– Хотелось бы верить, дорогая, что ты говоришь от чистого сердца. Ведь нынешний выход герцога в свет оставляет надежду, что не будет последним.

– Да, – сухо согласилась девушка, высоко задирая белокурую головку. – Считаю, что это было потрясающим зрелищем. На минуту мне показалось, что я в зоопарке.

– Боже мой, что ты такое говоришь?! – возмутилась добродушная матрона, пораженная таким сарказмом.

– А разве нет, тетя? Ведь его, как диковинку, выставили напоказ.

– Мне так не показалось, – улыбнулась та. – Хотя, надо признать, гости так и пялили на него глаза. Впрочем, долгое затворничество уже само по себе вызывает любопытство. Я рада, что герцог Ормонд положил этому конец.

– Ну и что же? – резко спросила ее племянница. – Что мне до этого?

– Разве ты не понимаешь, дорогая моя? – графиня не сводила с нее пристального взгляда.

– Что я должна понять? – Олимпия изумленно распахнула глаза.

– Неужели неясно? – досадно поморщилась леди Элизабет. – Ведь герцог Ормонд весьма достойный и приятный мужчина, с которым можно связать свою судьбу. И теперь все девицы на выданье только и будут грезить о нем. А их родители, безусловно, постараются заманить его в ловушку, чтобы не упустить такого жениха.

– Думаю, вы правы, – она скучающе зевнула, но вовремя прикрыла рот расписным веером, и ее близорукая тетя ничего не заметила. Иначе пришлось бы выслушать нотацию о светском этикете прямо здесь, на балу. – Кстати, я очень устала, тетя Элизабет.

– Уж не заболела ли ты, дорогая? – забеспокоилась графиня Доз, вглядываясь в лицо племянницы, сиявшее необычайной красотой. Внезапно ее осенило, что эта красота отнюдь не грела, а, скорее всего, парализовывала людей своей недоступностью. И было удивительно, как многочисленные поклонники племянницы все-таки осмеливались ухаживать за ней? Наверное, несмотря на леденящую красоту, в ней было нечто такое, что так и притягивало мужчин. – Хотя танцы только в разгаре, может, нам вернуться домой?

– И тем самым испортить бал моему кузену Джеффри, который почти не отходит от леди Уинхелд, рыжей уродины с лошадиной мордой?

– Дорогая моя, у тебя явно дурное настроение, – заметила тетя, смеясь. – Что за выражения, так не пристало говорить леди, ты же не в конюшне своего поместья! Вдруг кто-нибудь тебя услышит. – И она опасливо посмотрела по сторонам.

Однако никому до них не было дела. Одни танцевали, другие подпирали стены вследствие того, что на них не пал благосклонный взор светских щеголей, третьи стояли группами, занятые разговором, а некоторые просто разглядывали танцующих. Все гости выглядели оживленными и веселыми, и на их лицах лежал отпечаток удовольствия. А вот Олимпии, похоже, этот бал ровным счетом ничего не дал, хоть она и приехала сюда, чтобы развлечься.

Леди Элизабет тяжело вздохнула и строго взглянула на свою сумасбродную племянницу, имевшую несчастье свалиться на ее бедную голову. Ах, если бы она не старалась угодить своему зятю лорду Вильяму Делфорду, маркизу Рейнд, отправившему к ней свою единственную дочь, то давно отослала бы Олимпию назад. Ей совсем нелегко было выводить в свет свою племянницу, страдая сильной отдышкой.

– Не думаю, чтобы нас услышали, тетя Элизабет. Все же заняты героем бала, – с усмешкой отрезала Олимпия, заметив толпу пестрых юбок, немедленно обступившую появившегося в бальном зале затворника.

Графиня Доз не расслышала ее последних слов и вновь предложила:

– Если ты плохо себя чувствуешь, Олимпия, мы можем вернуться домой.

– Тетя Элизабет, уверяю вас, я вполне здорова, чтобы выдержать еще один вечер для Джеффри, – слишком торопливо возразила та, не отрывая взгляда от герцога Ормонда.

– Дорогая моя, вполне в твоем духе думать о других, – улыбнулась леди Элизабет, ошибаясь на ее счет. – Но когда же ты сделаешь окончательный выбор? Маркиз Рейнд будет крайне недоволен, если ты и в этот сезон не выберешь себе мужа.

– Успокойтесь, милая тетушка. До конца сезона еще две недели. Стало быть, у меня предостаточно времени, чтобы сделать свой выбор.

– Прекрасно, иначе твой отец, потеряв терпение, отзовет тебя в ваш родовой замок в Кембридже. Или же заточит в дальнем поместье Делфорд-Холле. Ты этого хочешь, милочка?

«О-о-о… Это было бы ее наказанием, – пронеслось у тети в голове, – тогда она не казалась бы столь высокомерной красавицей, что немало озадачивает джентльменов. Но, несмотря на ее чрезмерную холодность, за ней настойчиво увивались столичные кавалеры… Этому, надо полагать, было одно объяснение – слишком богатое приданое».

Леди Элизабет Клейторн хорошо знала, как умела Олимпия своей ядовитой насмешкой охладить пыл слишком назойливого поклонника, навсегда отбив у него охоту ухаживать за ней. Это сильно огорчало тетю. Она неоднократно журила свою племянницу за ее колкость в беседах с молодыми людьми. Хорошо зная её, графиня опасалась, что та никогда не сделает решительного шага.

Поэтому она сухо бросила:

– Советую тебе, дорогая племянница, все же не тянуть с выбором жениха.

– Две недели – немалый срок, к вашему сведению, – с холодной улыбкой выдавила девушка.

– Сомневаюсь, милая. Если ты не сделала этого за три года, то что можно говорить о каких-то ничтожных двух неделях?

– Обещаю, тетя Элизабет, что к концу сезона я непременно познакомлю вас с рыцарем моего сердца, – заявила девушка, пряча усмешку.

– Надеюсь, это будет не рыцарь из сказки, – недовольно проворчала леди Клейторн, окинув Олимпию недоверчивым взглядом.

От тети на укрылась невыразимая скука, написанная на лице племянницы. И в самом деле, Олимпия внезапно почувствовала беспричинную тоску. Бал, в начале обещавший быть весьма занимательным по случаю присутствия здесь таинственного затворника, быстро надоел ей. Герцог Ормонд, только появившись в бальном зале, тут же исчез от жадного взора толпы. Не видя перед собой предмета общего любопытства, Олимпия невероятно скучала, даже находясь в самой гуще привилегированного общества. Без него все вокруг казалось ей рутинным и чересчур однообразным. Даже шутки и остроты, утратив свою первоначальную новизну, до невозможности приелись молодой особе.

Олимпия, стоя в бальном зале и равнодушно взирая на окружающих, вскоре так заскучала, что почти обрадовалась, когда к ней подошел молодой и красивый лорд Роджер Стенхоп, граф Денби, один из самых завидных женихов в Англии, которого она отличала более других.

И, едва он предложил ей совершить небольшую прогулку, девушка немедленно взяла предложенную руку и, переглянувшись с тетей, царственно удалилась с ним под завистливыми взглядами уязвленных особ, присутствовавших на ярмарке невест.

Они медленно прошли через анфиладу великолепных залов, сверкающих золотом и серебром, и, спустившись по широкой лестнице, оказались в картинной галерее, которая, к ее удивлению, была совершенно пустынной. Должно быть, в этот вечер среди шумных гостей герцогини Кендал не нашлось ни одного любителя живописи.

Олимпия облегченно вздохнула и остановилась посреди длинной галереи, сплошь увешанной картинами, чьи позолоченные рамы сверкали при свете горящих свечей. Она тут же почувствовала, как граф Денби, притянув к себе, крепко обнял ее за талию.

В следующее мгновение он прошептал:

– Олимпия, как я рад, что мы наконец уединились!

Судя по его прерывистому дыханию, девушка поняла, что он неимоверно волнуется и сказанные слова дались ему нелегко. Поэтому она мягко проговорила:

– Вы так неосмотрительны милорд, ведь сюда в любую минуту могут прийти гости.

– Ну и что же?

– Мне вовсе не хочется давать им пищу для разговоров. И полагаю, пока нам лучше держаться на должном расстоянии, – отстраняясь от него, холодно сказала Олимпия.

– Но до каких пор, Олимпия? – отчаяние звучало в его голосе.

– До конца сезона, дорогой Роджер, – быстро нашлась она, пытаясь успокоить пылкого кавалера.

– Почему вы всегда так холодны со мной? – граф Денби заглянул в бездонный омут ее глаз.

– Напротив, я к вам испытываю совсем иные чувства, нежели к другим.

– И какие же именно? Позвольте узнать, дорогая моя.

– Граф Денби, я выделяю вас среди остальных, по-моему, этого вполне достаточно.

– Ах, жестокосердная Диана! Что вы делаете со мной? – Роджер взял изящную руку Олимпии и приложил к своей груди.

Она мгновенно ощутила бешеное биение его сердца, которое, несомненно, волновалось. Но от любви ли? Быть может, это было вызвано чувством физической близости. Держа в крепких объятиях молодую особу, он все теснее прижимал ее к себе.

– Позвольте мне, милая, доказать вам свою любовь! – его рука ласкала спину Олимпии, а губы искали ее рот. – Как вы божественно прекрасны! Как соблазнительны! – нежно шептал граф в ее ушко. – Только отчего вас не сжигает этот огонь любви?

– Прошу вас, милорд, отпустите меня! Я задыхаюсь! – потребовала она, стремясь высвободиться из его объятий.

Похоже, он не слышал её. Приблизив свой рот к лицу девушки и обдав ее горячим дыханием, Роджер был полон желания насладиться ее губами. Страсть с такой силой овладела им, что он не мог более сдерживаться. Когда пламенный рот графа впился в холодные губы Олимпии, она даже не поняла, что случилось. Еще ни разу ни один мужчина не целовал ее. Имея немало воздыхателей, она держалась с ними высокомерно и не позволяла по отношению к себе никаких вольностей. Кроме простого целования рук дело дальше не шло. И потому такая смелость молодого человека, его наглость глубоко возмутила и уязвила ее гордость. Она же не легкомысленная девица, чтобы позволить малознакомому мужчине творить с ней, что ему вздумается!

Олимпия совершенно забыла, что частенько поощряла ухаживания Роджера и минуту назад она недвусмысленно сказала, что питает к нему особые чувства.

Невероятно обозленная такой дерзостью, Олимпия сначала хотела влепить графу звонкую пощечину, но чисто женское любопытство удержало ее. И она позволила ему поцеловать себя.

«Вероятно, пришло время познать науку любви, – мелькнуло у нее в голове. – Ведь у меня нет никакого опыта в любовных играх».

Между тем граф Денби, завладев ее губами, наслаждался их нежным ароматом. Олимпия замерла, с возрастающим интересом ожидая, что же будет дальше. Сначала она ничего не почувствовала, хотя его губы нежно и пылко ласкали ее. Когда же он, раскрыв ей рот, принялся исследовать его глубину, голова у нее невероятно закружилась. Язык Роджера совершал нападающие движения, ловя ее язык, и Олимпия нисколько не возражала против этих ласк, а быстро обвила свои руки вокруг его шеи. Слегка простонав от удовольствия, она раскрыла свои губы навстречу ищущему языку графа. Все больше погружаясь в поцелуй, Олимпия стремилась испить до конца любовный напиток, так восхваляемый поэтами, но поцелуй, к ее удивлению, неожиданно оборвался.

– Олимпия, я не могу показать вам в полной мере силу своей любви! – горящие глаза Роджера виновато смотрели на нее. – К сожалению, картинная галерея – не место для любовных игр. Я хочу, чтобы вы стонали под моими ласками.

– Я совсем не против, Роджер, – улыбнулась она.

Немного удивленный таким ответом, граф Денби как-то странно взглянул на неё. После чего нежно погладил рукой её лицо и, приблизив свой рот к её губам, ласкающе провел языком. Он пытался разжечь в ней ответный огонь, испепелявший его.

Затаив дыхание, Олимпия ждала. Ей хотелось вкусить гораздо большее, нечто волнующее, то, что делает девушку настоящей женщиной.

Роджер, бережно ласкавший ее губы, снова взял их в плен долгим и горячим поцелуем. Он все больше возбуждался, и дрожь бурно сотрясала его тело. Олимпия, впервые в жизни увидев мужскую страсть, пришла в ужас и мгновенно почувствовала к графу сильное отвращение, поднимавшееся из глубины души. Не чувствуя больше ничего, кроме брезгливости и разочарования, она оставалась в его руках совершенно холодной.

«Боже мой, что со мной? Неужели я не создана для любви?» Ей вдруг стало страшно за себя. Быть может, она уже никогда не встретит того, единственного и неповторимого, который способен разжечь в ней огонь любви.

Словно прочитав ее тайные мысли, Роджер внезапно понял, что его любовный пыл разбивается о каменное изваяние. Разомкнув объятия, он поспешно выпустил Олимпию.

Когда она встретилась с ним взглядом, он с огорчением проговорил:

– Отчего вы так сдержанны, Олимпия? Мне показалось, будто я целовал статую. Даже моя чрезмерная пылкость не смогла растопить ваш лед.

– Вы заблуждаетесь, Роджер. – Олимпия отвела свой взгляд.

– Разве?

– Безусловно.

– Дорогая моя, я так мечтал дать вам восторг поцелуя, вы просто свели меня с ума. Но я был так неловок, что не сумел воспламенить в вас страсть.

– Можете не оправдываться, милорд. Мне понятно ваше желание, – обезоружила его Олимпия.

Граф Денби открыл рот от изумления. Он никак не ожидал найти в молодой девушке столь искушенную особу. И, видя перед собой гордо вскинутую головку со снисходительным взглядом, пришёл в явное заблуждение. Роджер не сразу нашелся, что ей ответить.

Но в следующее мгновение, овладев собой, он сконфуженно проговорил:

– Не смею спорить с вами, леди. У меня не так много опыта в любви.

– В самом деле? – точеные брови Олимпии взлетели вверх. – А мне так не показалось. Почему вы целовали меня, как шлюху?

– Потому что я люблю вас всем сердцем, Олимпия, и прошу вашей руки! – выпалил он на одном дыхании, глядя в прекрасные, но невыносимо холодные глаза.

Предложение графа отнюдь не было неожиданным для нее. После такого поцелуя его следовало ожидать. Однако ее замораживающий взгляд мог начисто отбить у него всякую попытку признаться в любви. Поэтому Олимпия по достоинству оценила его решительность, хотя чванливость в ней так и поднимала голову.

– Считаю ваше признание несколько преждевременным, граф. Пока я ничего не могу вам сказать. Мы же как следует ещё не узнали друг друга.

– Напротив, – Роджер не отрывал от неё глаз. – Думаю, мы достаточно знаем друг друга. Лучше ничего не говорите сейчас. Просто оставьте мне надежду…

– Хорошо, – согласилась она. – Обещаю, что скоро вы узнаете о моём решении. А теперь, пожалуйста, оставьте меня здесь. Я хочу побыть одна.

– Как вам будет угодно, Олимпия. – граф Денби изящно раскланялся и покинул картинную галерею.

Как только Олимпия осталась одна, она не спеша двинулась вдоль висящих картин. Однако её блуждающий взгляд не задерживался на них. Пройдя галерею, она вышла на террасу, откуда открывался великолепный пейзаж цветущего парка, манившего к себе. Не раздумывая, Олимпия спустилась по каменной лестнице, где навстречу ей попадались приглашенные, очевидно, как и она, вышедшие подышать свежим воздухом.

Она медленно пошла по широкой аллее акаций, всё больше отдаляясь от дворца. Теплая летняя ночь, царившая над городом, казалось, таинственно шептала ей волшебные слова. Мечтая, она пробиралась в глубь парка. Олимпия не раз бывала здесь, и потому могла прекрасно ориентироваться в стоящем полумраке. Ноги сами несли её туда, где цвели дикие орхидеи, которые она обожала.

Спустя какое-то время Олимпия попала в оранжерею, залитую мерцающим светом фонарей. Олимпия вдохнула терпкий запах, исходящий от моря цветов, чьи буйные краски ещё сильнее оттеняли черноту ночи, заглядывавшей в оранжерею. Бросив рассеянный взгляд на это великолепие, она механически проследовала дальше. Но приближаясь к клумбам, где за живой зеленой изгородью росли дикие орхидеи, Олимпия явственно ощутила там чьё-то присутствие, хотя никого не было видно.

Внезапно неистовое бешенство охватило молодую особу. Проклятие! Кто-то уже опередил её, хотя она, направляясь в оранжерею, мечтала, что в ночной тишине только она будет наслаждаться ароматом экзотических цветов. Теперь это невозможно. Какой-то любитель экзотики тронул нежную красоту орхидей своим развращенным взглядом.

Её невероятно уязвило то, что в этот наискучнейший вечер не она первая будет любоваться их прелестью. Должно быть, этот дилетант в полной мере вдохнул свежесть орхидей. Чёрная зависть поглотила Олимпию. Ярость так и закипела в ней, требуя выхода.

Когда Олимпия наконец оказалась за густыми кустарниками, глаза её сразу же наткнулись на гиганта, склонившегося над клумбой. Он только что сорвал цветок и теперь вдыхал его неповторимый аромат, а на земле валялось несколько помятых орхидей.

Судя по всему, незнакомец провёл здесь немало времени.

На звук её шагов мужчина обернулся, и она мгновенно узнала пресловутого затворника, смутившего женскую половину приглашенных на бал. Прежде, чем лорд Эдгар Раслинг, герцог Ормонд, смог разглядеть её, она выплеснула на него всю свою желчь.

– Как вы могли меня опередить, гадкий отшельник?! Как посмели первым насладиться прелестью диких орхидей?