– Ваше место по левому борту, двадцать А, – профессионально улыбнулась мне стюардесса, и я прошла в салон самолета, который обещал мне уже через каких-то десять-одиннадцать часов спасение от московской зимы среди пальм, белого песка и прекрасных мулатов с "пина колладой" на подносе. У меня наконец-то был отпуск, и я летела в Доминикану!

Место у окна на длинном рейсе – прямо благословение божье. Можно поесть, почитать и потом спать до самого прилета, и никто не будет дергать тебя, чтобы сходить в туалет, попить, размять ноги. Я летала в отпуск одна, и часто мне везло – соседнее место оставалось свободным и можно было поспать с комфортом, мало еще кому доступным в эконом-классе.

Но – увы. Не сегодня. Соседнее кресло уже занимал седой мужчина в костюме и галстуке. Очень серьезный на вид, я даже мобилизовала весь свой небогатый английский, чтобы выдавить:

– May I… It’s my seat near the window, – господи, наверняка опозорилась. А главное, только потом сообразила, что это чартер туроператора, тут иностранцев быть не может.

Он поспешно вскочил с места, пропуская меня к окну, где я быстро сняла зимнюю куртку, запихнула ее в рюкзак, а рюкзак под сиденье впереди и покосилась на своего соседа. Нам еще всю ночь рядом лететь все-таки.

Мужчина выглядел очень серьезно: очки в тонкой оправе, деловой костюм, какие-то невероятно солидные часы на запястье, газета у него в руках на английском, судя по заголовкам – экономическая, и на иллюстрациях сплошные графики. Вот только с возрастом я ошиблась – несмотря на то, что он почти полностью седой, скорее соль с перцем, чем перец с солью, лицо молодое. Красивый мужик. Такие как он никогда не обращают внимания на таких как я. Поэтому, когда он заметил, что я на него пялюсь, и кинул на меня быстрый взгляд пронзительно-синих глаз, я быстро отвернулась. Даже вытащила из кармашка кресла впереди журнал авиакомпании и принялась листать с бьющимся сердцем.

– Пожалуйста, пристегните ремни, переведите спинки кресел в вертикальное положение, откройте шторки иллюминаторов и выключите мобильные устройства, наш самолет готовится к взлету! – объявили по громкой связи.

Я полезла за своим телефоном – переводить в режим полета. Краем глаза я заметила, что мой сосед сложил газету, убрал в кожаный портфель для ноутбука и тоже достал телефон, чтобы выключить его.  Я улыбнулась – у нас обоих была последняя модель айфона. Он тоже покосился на мой телефон и перевел острый внимательный взгляд на меня.

Я тут же перестала улыбаться.

Знаю, что он подумал.

Если более-менее приличный человек – что я хипстерша, живущая не по средствам, и взяла кредит на последнюю модель модной игрушки.

Если не очень – что я на этот айфон насосала. Вот потому и окинул меня оценивающим взглядом – понять, сколько сосать пришлось.

Я без макияжа, волосы собраны в хвост, в старом свитере, спортивных штанах и пушистых шерстяных носочках – всегда так летаю, если длинный рейс. А он даже галстук не ослабил и ботинки у него сверкают так, что способны освещать путь к аварийным выходам.

И последний айфон мне подарили на работе. Вместо премии. И я до сих пор его стесняюсь, если честно. А такие вылизанные бизнесмены пусть летают в своем бизнес-классе!

Я почему-то злюсь. Стараюсь не смотреть в его сторону, но взгляд постоянно возвращается туда, и я невольно сравниваю себя с ним.

У меня обкусанные на нервах ногти, а у него безупречный мужской маникюр.

Я читаю фэнтези в яркой обложке, а он свою газету на английском.

У меня бутылка воды «Святой источник», а у него «Перье».

Мы несовместимы по такому количеству параметров, что похожи на существ двух разных видов.

Поэтому я и сама не понимаю, как так получается, что уже через час он прижимает меня к раковине в узком туалете самолета и жестко нанизывает на такой же сухой и жилистый, как он сам, член. Я вижу свои глаза в зеркале с подсветкой. Они светлы до белизны, и только черный ободок подчеркивает узкий от яркого света зрачок.

Моя голова оттянута назад холеной рукой с дорогими часами, а синие глаза за очками ищут мой взгляд в зеркале.

***

Трахаться в туалете чудовищно неудобно, вот что я скажу членам клуба «10000 над землей» – тех, у кого был секс в самолете. Никогда не стремилась туда вступить, оно само.

Пальцы пытаются уцепиться за что-нибудь, но все вокруг либо слишком хрупкое – и я вырываю с мясом пластиковый держатель для туалетной бумаги, либо слишком гладкое – и пальцы скользят по краю раковины. А ему окей – одна рука тянет мои волосы, другая нажимает на поясницу, так что я прогибаюсь назад, ловя губами его жесткие губы. Он коротко меня целует и снова смотрит в глаза моему отражению, прикусывает свою щеку изнутри, стискивает кулак с зажатыми в нем моими волосами сильнее и толкается вперед в последний раз так, что я бьюсь лбом о зеркало. Он не извиняется, да и наплевать.

Меня трясет от того, что сейчас случилось. От этого жесткого секса с незнакомцем через час после того, как мы вообще увидели друг друга. От того, как он смотрит на меня этим своим пронзительно-оценивающим синим взглядом. От удовольствия, ничего общего не имеющего ни с нежностью, ни с теплотой, ни даже с оргазмами. Это какое-то другое, адреналиново-темное удовольствие, лихое и горячее. Я бы могла сейчас кончить, просто сжав бедра посильнее, но в оргазме я потеряюсь, расслаблюсь, а я не хочу. Мне нравится ощущать брутальную повседневность происходящего. Каждую ее секунду. И этот холодный голубоватый свет обрамляющих зеркало ламп придает сцене оттенок киношной цветовой гаммы. Teal and orange, циан и оранжевый, все нереально, это арт-хаус, это история нимфоманки.

Я не такая. Но как мне это нравится!

Приличная девочка должна испытать нотку унижения от приземленности его действий: вынимает из меня опавший член, стягивает с него презерватив, завязывает узлом, заматывает в несколько слоев туалетной бумаги и выкидывает вместе с блестящей оберткой от него в диспенсер для салфеток. Кстати, презерватив он деловито достал из заднего кармана, как будто садясь в самолет планировал непременно там кого-нибудь отодрать в туалете. И сейчас застегивает ремень на брюках, а в голове ставит галочку в ежедневник: «Ежемесячный взнос в клуб 10000 – check!»

Я быстро натянула свои спортивные штаны, чувствуя, как мышцы сладко ноют, получила легкий поцелуй в губы и уже приготовилась выходить отсюда по отдельности, соблюдая конспирацию, но он взял меня за руку, отодвинул дверь и вот так же решительно прошел мимо понимающе улыбнувшейся стюардессы. На меня она даже не посмотрела, только пялилась на его задницу. Эй, сучка, это мое! Ну, пусть ненадолго, но мое.

Никого вообще не волнует, куда мы вместе ходили, зачем, как вернулись, потому что развозят ужин. Все эти «курица или рыба», «а можно второй томатный сок», «сэр, простите, алкоголь на борту не разрешен», «да, сейчас принесу еще молока». Наши коробочки с маркировкой в виде веселой коровки на крышке стоят на откинутых столиках, та самая стюардесса подмигивает и спрашивает:

– Кофе, чай, сок, вода?

– Яблочный сок, – говорю я.

Ненавижу яблочный сок, но в самолетах пью почему-то только его.

– Кофе. Черный, – говорит мой сосед, и я впервые слышу его голос.

***

Вообще-то, я совсем не такая. Я никогда в жизни не пробовала то, что называется случайными связями. У меня никогда не было секса на одну ночь. Я никогда не целовалась на танцполе с только что встреченным мужчиной. Все мои отношения начинались как положено – с кофе, поцелуя на втором свидании и постели на третьем. Именно постели. У меня дома, на нормальной кровати и белых простынях. Чтобы сначала душ, потом тоже душ, а утром завтрак. Чтобы свои шампуни, кремы, умывалки и мицеллярная вода. Свежее белье, новое полотенце, зубная щетка, любимые духи и нормальная одежда на работу, а не влезать во вчерашнее со следами страсти.

Потом можно разойтись и поразвратничать, почему нет? И минет в машине, и секс в лесу, стоя прижатой к дереву, и петтинг шаловливыми пальчиками на задних рядах в кинотеатре – я отлично умею развлекаться и совершенно не стесняюсь экспериментов в сексе. Просто все эти эксперименты должны быть с кем-то, кого я уже допустила в свое интимное пространство, кому разрешила меня коснуться.

Да и зачем мне нужны эти проходные любовники? Настоящая близость и самое лучшее удовольствие приходят, когда двое уже изучили друг друга, нашли правильные позы и приемы, попробовали все, что было интересно и научились гарантированно доставлять наслаждение друг другу. Довести меня до оргазма не так уж просто – нужно знание, умение, терпение и главное, желание слушать, что я говорю. И то с первого раза не получится, потому что я не расслаблюсь. Не всем везет быть легко взрывающейся штучкой, но я не жалуюсь, потому что потом – о, потом открываются такие горизонты…

Когда я нашла своего мужа, он искренне считал, что если все делать как в порно – результат гарантирован. Если бы мы сразу бросились в объятья друг другу – это была бы катастрофа. Даже наш первый раз был полным отстоем: он сменил десять поз за десять минут, я устала, запыхалась и у меня свело судорогой ногу, но мы не только не приблизились к моему оргазму, мы растеряли даже то возбуждение, что уже было. Так и не кончив – я уже не могла, он тоже как-то разочаровался, мы просто заснули. И попробовали в следующий раз только потому, что за время свиданий уже влюбились друг в друга и не готовы были терять это чувство из-за неудачного секса. И не сразу, совсем не сразу, мы притерлись и поняли, что и как работает для нас лучше всего.

Муж был лучший любовник в моей жизни. В браке был лучший секс в моей жизни. За несколько лет нашего брака не наберется и трех недель без секса. По объективным причинам – например, мне делали операцию, хотя уже через три дня, едва я смогла вставать, я уже отсасывала мужу прямо в больничном коридоре, спрятавшись за кофейным автоматом. Или он уезжал в командировку, а жаркий виртуальный секс, конечно, был горяч и долго потом служил нам вдохновением после возвращения, но по-честному не в счет. Я думала, это продлится до старости. Но жизнь любит обламывать наивных дурочек.

Так что я никогда бы не поверила, что могу просто встать и пойти с незнакомым мужчиной в хвост самолета, запереться там в туалете и дать себя оттрахать до искр из глаз, совершенно не думая о гигиене, оргазме и душевной близости! А он всего лишь дотронулся до моей руки…

***

Это долгий перелет. После еды выключают свет и почти все пассажиры засыпают. Кто-то смотрит кино, кто-то включил подсветку и читает – но это далеко впереди, в нашей части салона темно. И между нами все еще искрит.

Он снял галстук, расстегнул верхние пуговицы бледно-голубой рубашки – боже, я хочу видеть, как она оттеняет его синие глаза в солнечном свете! Стюардесса уже не раз и не два прошла мимо, как бы случайно задев его бедром, потом наклонилась так, что ее грудь потерлась о его щеку и предложила еще кофе, еще воды, второй плед. Говорят, в больших самолетах есть помещения для экипажа, где трахаться немного удобнее, чем в туалете. И очередь не встретит заинтересованными взглядами.

Но он, кажется, даже не замечает всех этих знаков внимания, ему почему-то интересна встрепанная хипстерша в растянутом свитере и искусанными – им же! – губами. Его руки постоянно путешествуют по моим бедрами, он наклоняется и шепчет:

– Я все еще тебя хочу.

А я вижу. Классический костюм недостаточно свободен для того, чтобы скрыть его стояк. И я тоже все еще его хочу. Вот прямо это…

Я тянусь рукой и сжимаю его член через ткань. Качественную такую. Сразу чувствуется дорогой материал, погладить приятно. Поднимаю глаза и непроизвольно облизываю губы – таким жаром обливают меня синие глаза. Он смотрит на мой язык, еле заметно улыбается и кивает:

– Давай-ка поменяемся местами.

Я не знаю, что он хочет сделать, но послушно выбираюсь в проход, пропуская его к окну. И только когда он накрывает меня и себя пледами, а потом нежно укладывает мою голову к себе на колени, поглаживая по плечу, я понимаю его коварный план.

Здесь так многие устроились – кто-то один из пары спит на коленях у другого, поджав ноги, а потом меняются, чтобы получить хоть немного нормального отдыха. Дети у матерей, парни у девушек, жены у мужей. И мы – притворяемся такими же.  На нас никто не смотрит. Только он накрывает мою голову краем пледа, а я расстегиваю там, в душной темноте, его брюки и тут только замечаю, что белья на нем нет.

Ах вот как! Я надеваюсь ртом на его член, и слышу участившееся дыхание. Тяжелая рука ложится мне на голову, он откидывается в кресле и легко-легко надавливает, направляя в нужные моменты.

Но меня не нужно понукать, я и сама жадно облизываю доставшийся мне приз, жалея только о том, что не могу как следует его рассмотреть. Ощупываю языком – длинный, жилистый, не слишком толстый, с небольшой головкой, которую так удобно обводить по краю и выбивать судорожный вдох, чувствовать напрягшиеся мышцы живота. Шелковая кожа скользит под напряженными губами, я стараюсь не увлекаться, чтобы не нарушить нашу конспирацию. Но все равно увлекаюсь, ускоряюсь, наслаждаюсь.

Я не особо люблю минет, но это не минет ради его удовольствия – это мое желание трогать и трогать, облизывать, сжимать, щекотать кончиком языка. И все кончается даже слишком быстро. Он напрягается, я чувствую, как каменеют мышцы бедер под моей щекой – и кончает. Хрипло стонет, закашливается, пряча этот стон от окружающих. А я глотаю терпкую сперму, потому что сплевывать ее некуда.

Выбираюсь из-под пледа, еще более взъерошенная, чем до этого. Он прижимает меня к себе, притискивает мою руку к своей груди и неожиданно целует – долго и крепко. Я так не привыкла, я должна почистить зубы после… всего. Но его, кажется, совершенно не волнует, где только что были мои губы.

Я откидываю кресло и довольно улыбаюсь, глядя как он застегивает свои брюки. Он поворачивается ко мне и его рука забирается под мой плед. Он убирает подлокотник между креслами, обнимает меня и шепчет на ухо:

– Твоя очередь.

***

Тогда я всего лишь повернулась к окну – люблю смотреть как взлетает самолет, как скучные фонари на шоссе превращаются в россыпь золотых бусин, любоваться странными узорами света в ночном городе.

Он всего лишь наклонился вперед – хотел посмотреть на взлет. Может, ему тоже нравятся огни ночной Москвы. Только меня окутало его запахом – свежим, древесным, легким, но при этом проникающе-мужским, так что я замерла и втянула носом воздух. Не хотелось выдыхать.

Но я отклонилась, чтобы не загораживать ему иллюминатор, и он придвинулся еще, практически прижав меня к креслу. Я думала, насколько вежливо будет указать ему, что так делать не надо, но ничего не говорила, потому что мне нравился этот запах и мужское тело, и да, у меня давно никого не было, я развелась три года назад!

Тем более, что я помнила – такие как он никогда не обращают внимание на таких как я. Вот если бы у меня был сороковой размер одежды, загар, накачанные губы, нарощенные волосы, безупречный макияж и прочие мелочи вроде обтягивающих платьев и каблуков, тогда да. Можно рассчитывать на легкий флирт, приглашение в ресторан и пару ночей в Four Seasons. Ну или хотя бы в Hard Rock Hotel.

А такие как я остаются невидимыми – недостаточно красива для женщины, недостаточно влиятельна для партнера, а также не имею внешних признаков обслуживающего персонала.

Поэтому почти лег он на меня, вжимая в окно вовсе не потому, что хочет быть поближе, а потому, что я скорее неодушевленный предмет, который мешает наслаждаться видом. Это не обидно, это нормально и привычно. Просто два разных мира. Мне его мир тоже не особенно интересен.

Но… его запах. И дыхание. Глубокое и быстрое, словно его волнует вид за окном. Меня уже нет. Я отодвинулась и закрыла глаза, я думаю о том, что надо бы купить какой-нибудь мужской аромат в дьюти-фри и нюхать иногда, чтобы в таких ситуациях не сносило крышу. Но что делать с твердой грудью, которая так беззастенчиво вжимается в мою – мягкую? Ее чем заменить?

Ладно, хватит.

Я открыла глаза, чтобы сказать ему, что, извините, мне нужно больше личного пространства… и поняла, что он давно не смотрит в иллюминатор.

Он смотрит на меня. И глаза у него непристойно, невероятно синие, таких у людей и не бывает. Или бывает, но очень, очень редко. И когда такой весь «не-для-меня» мужчина смотрит на такую всю «не-того-круга» с отчетливо читающимся желанием, тоже бывает очень, очень редко.

Почему сейчас?!

Почему со мной?!

Я ведь понятия не имею, что делают в таких случаях! И даже если я совсем не против, я не знаю, как это показать!

Я могу только опустить глаза, повести плечом, оттесняя его от себя, извиниться и закрыть шторку иллюминатора. Потому что самолет давно взлетел над облаками, и там только темнота.

И на этом все должно закончиться. И он даже отодвигается от меня, оставляя ноющее в душе сожаление о потерянных шансах.

К счастью, он как раз имел понятие, что делают в таких случаях.

Потому что через секунду он прикоснулся к моей руке, и я дернулась от прошивающего меня разряда. Мне показалось, что в кровь выплеснулось с пол-литра адреналина, сердце взяло разгон на двести ударов в минуту и… это приглашение.

И только от одного моего жеста зависит – приму я его или окончательно уйду в грезы о несбывшемся.

Я вспомнила главный урок, который вынесла из чтения Декамерона в детстве – лучше делать и каяться, чем не делать и каяться.

И сжала его руку.

А дальше все сделал он – отстегнул мой и свой ремень, вытащил меня в проход, повел в хвост самолета, затолкнул в узкий туалет, где вдвоем даже стоять тесно и первым делом поцеловал так, что зубы стукнулись о зубы, перестало хватать дыхания – а я-то думала, это художественный оборот от тех, кто никогда не целовался и не знает, что в процессе на все хватает воздуха. Нет, это, оказывается, смотря как целоваться!

И только потом развернул меня к раковине, расстегнул ремень…

Нет, похоже, он готовился. Да и наплевать! Я хотела этого траха так, как никогда не хотела никакого секса в своей жизни. И он дал мне именно то, что надо.

***

Что его пальцы творят, о боже!

Он помогает мне стянуть спортивные штаны до середины бедер, заботливо укутывает пледом, но пальцы там, внизу, внутри, они занимаются каким-то совершеннейшим непотребством. Меня не надо разогревать, я уже так давно на взводе, я бы уже кончила, если бы у меня было хотя бы десять свободных секунд, чтобы стиснуть бедра и напрячь мышцы. Но он, кажется, вовсе не желает, чтобы это случилось так легко.

В то время как у меня между ног все влажно, мой клитор жаждет прикосновений сколь угодно жестких и готов выполнить свое предназначение – подарить мне божественный оргазм за авторством этого невероятного мужчины всего за три секунды, мужчина медлит. Он проводит пальцами по всей длине между ног, добирается так глубоко и далеко, куда я и не собиралась его пускать, и снова возвращается куда положено, но перебирает складочки, будто играет с ними.

– Что ты делаешь? – шепчу я, глядя на него затуманенным взглядом.

Он устраивается напротив меня, близко-близко, смотрит в глаза. Я протягиваю руку и снимаю с него очки. Но взгляд остается таким же пристальным, не приобретая наивный и потерянный вид, как у всех близоруких.