Моя философия, между тем, – единственная, которая воздает морали все должное: ибо только в том случае, если признать, что сущностью человека служит его собственная воля и что он, следовательно, в строжайшем смысле слова, является своим собственным произведением, – только в этом случае его поступки действительно составляют всецело его поступки и могут быть ему вменяемы.