Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)

Замечательно.
Этьенн Жерар в 28 лет уже был в чине полковника и за свои 60 лет 18 ранений получил. Его карьера пошла бы в гору, он бы стал маршалом, если бы не одна драка в Бельгии...
Он человек храбрый и порядочный.
Но не без недостатков. Напоминает того старика солдата который в Каире дал императору арбуз и попросил орден Почетного легиона. Анекдот, надеюсь, знаете.
И как при таких заслугах не щеголять красно-голубым мундиром, от которого все барышни млеют.
И в поражении Наполеона (которым я восхищаюсь как человеком) виноват термометр. Если в его армии были такие люди, то точно зимы у нас прохладные.

И снова Конан Дойл не просто оправдал все ожидания, но и преподнес несколько замечательных сюрпризов.
Казалось бы, его имя у всех на слуху, его знают и помнят. Но слава Шерлока Хомса сыграла с Дойлем неприятную шутку - мало кто догадывается, насколько интересны не детективные произведения автора.
Вот и в случае с бригадиром Жераром - шикарная книга, легка, увлекательная.
Восемь баек из жизни отставного военного, долгие годы служившего в наполеоновской армии.
Восемь небольших рассказов с напряженным сюжетом, приправленные тонким юмором и оттененные ироничным отношением к французам.
Бригадир - недалекий, туповатый фат и рубака, основной смысл жизни которого в лошадях, завитых усах, храбрых драках и умении вовремя дать деру, преклонении перед Императором и любви к женщинам.
Идеальное произведение для разгрузки мозга и получения удовольствия от хорошей книги.

Артур Конан Дойль не случайно утопил Холмса в Рейхенбахском водопаде: Холмс ему до смерти надоел, вместе с Ватсоном. Не о них писатель грезил в часы уединения: Конан Дойлю как автору были милы исторические романы.
Часто бывает так, что творческого человека тянет делать именно то, к чему у него нет дара: так, великий портретист Брюллов все хотел писать исторические полотна, что-нибудь в духе "Последнего дня Помпеи" (а любим мы его все же за "Всадницу" и "Итальянский полдень"). Может показаться, что и с Конан Дойлем было нечто подобное: хотел быть автором исторических романов, а получались как следует одни детективы. Но на сей раз это не так, просто читательская любовь распределилась так странно и асимметрично: все знают Холмса, и мало кто читал, скажем, "Родни Стоуна". И зря.
Среди исторических произведений Конан Дойля особо притягательным обаянием обладают "Подвиги бригадира Жерара". Это книга не обычная хотя бы уж тем, что главный ее герой, звезда и сюжетообразующий центр - французский офицер эпохи наполеоновских войн. И это герой бесспорно положительный. Иными словами, британец Конан Дойль самым беспечным образом воспевает мужество и обаяние врага, того самого бригадира Жерара, который в каждой главе, как горинский Мюнхгаузен, непременно совершает какой-нибудь замечательный подвиг. Кстати, о названии: писатель очень хотел избежать в заглавии избитого слова "приключения", но от судьбы не уйдешь - читателям так понравился этот француз, что пришлось написать про него вторую книгу, не уступающую первой, и тут уже в заглавии появились неизбежные "приключения" - "Приключения бригадира Жерара".
Сам Жерар - великолепный гибрид, в разных смыслах. В литературном плане он слеплен из персонажей плутовских романов, скрещен с Фигаро, имеет немало общего с д'Артаньяном (наш же читатель не сможет удержаться от воспоминаний о поручике Ржевском: вечен этот обаятельный хулиган, кочующий по книгам, фильмам и анекдотам). Биография Жерара при этом по кусочкам взята из реальных мемуаров реальных героев Великой армии, которые Конан Дойль с удовольствием читал и изучал. Подлинность этих невероятных историй, кстати, факт не менее интересный, чем увлеченность Конан Дойля обаянием наполеоновского мира. Это сегодня, особенно как посмотришь на нынешних французов, выходки Жерара кажутся классической приключенческой сказкой, сценарием для фильма 50-60-х (производство: Франция - Италия), а когда-то все это было самой обыкновенной прозой жизни. И какая ж у них, дамы и господа, была проза! Нам бы такие стихи.
Пересказывать подвиги и приключения нашего храбреца нет смысла: о них лучше прочесть, он сам прекрасно рассказывает о своих похождениях от первого лица.
Мне же больше всего нравится вылепленный Конан Дойлем характер. Жерар может временами показаться смекалистым самовлюбленным дураком (впрочем, очень обаятельным), но дураком он только кажется. Образование и интеллект нашему гусару с успехом заменяет роскошно развитая "чуйка", великолепная изобретательность и умение на лету оценивать ситуацию. Это такой народный тип, который везде и всегда - как рыба в воде, которому не нужны иностранные языки в объеме, превышающем английский словарь Фигаро, чтобы не пропасть средь иноземцев, и который мгновенно находит выход из положений, способных надолго задержать вдумчивого Холмса в состоянии "надо подумать".
Вот, например, Жерар, переодетый монахом, проникает в осажденный испанский город (география приключений нашего героя широка, как Европа). Его разоблачают, и он спасается бегством, пробиваясь через плотную толпу испанских патриотов, ненавидящих французов. Преследователи гонятся за ним с криками "Держите его, хватайте!", и, кажется, сейчас нашего голубчика сцапают, иначе уже просто не может быть. Что ж делает наш голубчик? Не умея повторить по-испански "Держите шпиона!", он просто показывает неравнодушным гражданам рукой и горящим взором куда-то вперед, давая понять, что сам он находится в авангарде погони за кем-то. Неравнодушные граждане мигом глотают наживку и пускаются в погоню за тем невидимым, кого "преследует" Жерар. Тут, конечно, образуется такая свалка и неразбериха, что подлинным преследователям уже ничего не удается сделать. Тщетно пытаются они объяснить из задних рядов, кого ловить и зачем, Жерару же остается лишь раствориться в толпе.
Так же мгновенно и легко наш герой принимает решения, которые сулят ему не спасение, а верную смерть, но не такой он человек, чтобы смущаться мелочами.
К примеру, в той же Испании Жерар получает трудновыполнимое задание разжечь на вершине какого-то холма сигнальный костер. Холм оказывается занят испанскими партизанами. Надо отметить, что эти ребята, известные не только героизмом, но и зверствами, не вызывают у Конан Дойля ни малейшей симпатии: зверства внушают ему искреннее отвращение. Жерар попадает в руки испанцев, и они пытаются придумать ему какую-нибудь особо жестокую казнь. Ни секунды не раздумывая, Жерар невозмутимо подает им идею: сжечь его на костре. Он, оказывается, всю жизнь мечтал умереть ярко.
Умирать Жерару не приходится, его спасают случайно зашедшие на огонек англичане: они оказываются не меньшими джентльменами, чем придумавший их автор, и целиком разделяют его чувства по отношению к патриотичным садистам. Посему они временно объединяются со своим врагом (Жераром) против союзников (испанцев), одерживают, разумеется, блестящую победу... а между делом Жерару как-то все же удается добиться того, чтобы на холме что-то загорелось. Итог: задание выполнено, жизнь и шкура сохранены, а с англичанами можно отлично провести время, играя в карты. Война джентльменов, чего вы хотите.
Впрочем, поиграв в карты, англичане все же берут Жерара в плен и доставляют его в Англию (каждому порядочному приключенческому герою нужен эпизод хорошего побега). Англия позволяет Жерару встретиться с еще одной страстью Конан Дойля: профессиональным боксом. И тут с помощью одних только решительности и смекалки Жерару удается не только объясниться с профессиональными британскими костоломами, но и заставить их себе помогать.
Поскольку рассказ в обеих книгах ведется от первого лица, то Англия и англичане в "Подвигах..." и "Приключениях..." оказываются увиденными глазами Жерара. И этот ход позволяет писателю создать чрезвычайно забавный и обаятельный портрет своей родины и соотечественников, с тонкой иронией пройдясь по их смешным чертам и слабостям и отдав должное достоинствам.
Краской, полученной из смеси добродушной иронии и восхищения, окрашена, впрочем, вся книга, и прежде всего этой краской написан портрет главного героя. Конан Дойль постоянно заставляет своего Жерара демонстрировать читателю свои забавные недостатки, главный из которых - простодушная и искренняя самовлюбленность. К примеру, Жерар не сомневается в своей гипнотической власти над женщинами (просто кощунством было бы сомневаться!). Женщины, встречающиеся ему на пути, делятся на тех, кто способен скрыть свою страсть к нашему "поручику Ржевскому", и на тех, кто не способен. Жерар одобряет и первых, и вторых: в первых он к тому же ценит великолепный актерский талант - ведь надо уметь так мастерски скрывать столь естественные чувства под личиной равнодушия!
Сам Жерар к женщинам, конечно, неравнодушен, он вообще ценитель изящного; например, он долго таскает за собой прихваченные где-то картины: одну - с нимфой, неприличную, другую - тоже неплохую, какого-то "Титиена" (с последней случается в итоге беда: ее проминает копытом чуждая изящному лошадь). Однако не все произведения искусства способны понравиться его строгому вкусу. Скажем, лошадей с венецианского собора Сан Марко Жерар оценивает весьма сурово, как истинный кавалерист: для кавалерии эти лошади решительно непригодны. Венеция вообще так себе городишко - самый опытный кавалерист не смог бы ввести туда войска как следует. Венецианцы, живущие в воде, конечно, не ведают глубины своего ничтожества, им даже несчастные кони с Сан Марко нравятся (что они видели-то из лошадей, бедные). К венецианцам с их дурацким городом и гонором Жерар относится с великодушным снисхождением, а ради одной хорошенькой венецианки даже жертвует кусочком собственного уха и решает в итоге, что в целом городок не так уж плох, развлечься в нем можно.
Но главной страстью Жерара являются, конечно, Франция и Император. Тут сердце старого вояки начинает трепетать так, что ему изменяет даже всегдашняя сообразительность, и хитрый приказ Императора, приказ с секретом, Жерар выполняет с такой блистательной точностью и доблестью, что Наполеону остается только стонать, испытывая смешанные чувства: отчаяние, восхищение и изумление.
Добрая улыбка, освещающая страницы дилогии про бригадира Жерара, отчаянно храброго, благородного, доброго, недалекого и неунывающего (какой хрестоматийный и безнадежно ушедший тип!), - одно из главных достоинств этого чудесного произведения. И лишь иногда эта улыбка гаснет, и подвиги с приключениями уходят в тень, скрывающую годы былого, уступая место реализму дня сегодняшнего. А в этом сегодняшнем дне молодой красавец с лихо загнутыми усами уже старик: бедный, одинокий, живущий блестящими воспоминаниями о той эпохе, которая была ему по размеру. Если бы не подлинность мемуаров, лежащих в основе сюжета, могла бы закрасться мысль: а не фантазирует ли старый хвастун? Нет, все куда печальней: он не фантазирует, он рассказывает чистую правду о том, что было некогда прозой жизни, а теперь неуместно даже в стихах. Рассказывает тем, кто готов послушать. Это одна из немногих оставшихся ему радостей; другая - смотреть военные парады с трибун для зрителей и, напрягая ослабевший стариковский голос, кричать "Ура!", на минуту вновь чувствуя себя молодым-горячим. Но поздно: последняя великая эпоха Франции миновала, хотя ее свидетели еще живы. Новой Франции старые герои не нужны.
Но воспоминания - это то, чего никто не сможет отнять у старого бригадира. В них он по-прежнему на коне, в обоих смыслах. Храбрец, хвастун, авантюрист, обаятельнейший плут и задира, смекалистый простак с добрым сердцем, галантный кавалер и бретер: живая эмблема страны, которая больше не существует, но которая до сих пор живет в наших сердцах - потому что нам дороги вот эти славные парни: бригадиры Жерары, Фигаро, д'Артаньяны и Сирано де Бержераки, веселые безбашенные проходимцы, ушедшие в небытие вместе со своей Францией-Атлантидой.