© Артур Дрейк, 2019

ISBN 978-5-4485-7474-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Конфуз

Жизнь Жана-Антуана Ревельера была столь мала и незначительна, по мнению его самого, что могла бы уместиться в одной из банок, что стоят внизу во владениях кухарки семьи Ревельер. А будь его жизнь пьесой, она оказалась бы самой скучной постановкой за всю историю театра. С тем же результатом Жан-Антуан мог бы быть узником какой-нибудь темницы, где никогда ничего не происходит. Стоя у окна в обрамлении тяжелых темных штор, этот молодой человек часто размышлял о достижениях, совершенных мужчинами, о которых все говорили. Простирающиеся за окном покрытые снегом владения когда-нибудь достанутся ему по праву наследства, но в отличие от людей, с которыми Жан-Антуан сравнивал себя в обреченной быть неутешительной попытке проанализировать свою маленькую незначительную жизнь, он не обладал теми качествами, чтобы заработать подобные владения собственным трудом и упорством. Ссадины, недавно полученные Жаном-Антуаном во время прогулки с терьером его сестры, никогда не могли бы оказаться ссадинами, полученными им в отважной схватке с бесчестными дикими представителями неблагополучных слоев общества за честь и достоинство какой-нибудь светской красавицы. Все самое волнующее, что случалось с Жаном-Антуаном большую часть его жизни – было наблюдением за тем, как день сменяется ночью, а сезон сменяется другим сезоном за окном его покоев.

Именно таким образом прошли 20 лет его жизни. Юноша остро чувствовал необходимость изменить что-то в ней, не подозревая, что судьба уже готовила для него совершенно невообразимые перемены.

Проснувшись тихим декабрьским утром 1850 года, он поспешил подняться, чтобы быть готовым к охоте на семейных угодьях, на которую запланировали отправиться его отец Роббер Ревельер с добрыми друзьями их семьи Огюстом Мутоном, с дочерью которого Жана-Антуана связывала дружба детства, генералом Густавом Жарди и его племянником Франсуа Моно Людо. Последний был зрел, но сравнительно молод и относился как раз к тем представителям благородных Парижан, которыми Жан-Антуан восхищался и желал бы жить хотя бы немного похожим образом на их насыщенную, успешную и, несомненно, многообещающую жизнь.

Жан-Антуан поистине был очень рад возможности порасспросить господина Мутона о том, как дела у его дочери Полин, давно не оказывающей чести своими визитами, а так же заняться таким мужским занятием, как пешая охота с гончими по зверю. Наравне с Франсуа Моно Людо бросить вызов природе и своим первобытным инстинктам, уподобиться хищникам в их стремлении заполучить добычу собственным трудом. Будучи человеком неискушенным в этом популярном развлечении, Жан-Антуан на радость генералу относился к охоте очень серьезно.

Потуже повязав шарф-галстук на шее, и надев старый сюртук в довершение своего охотничьего облачения, Жан-Антуан не смог сдержать гордой, но в то же время, и чем-то робкой улыбки, глядя на свое отражение в напольном зеркале. За окном еще только светало, и в холодных сумеречных тонах человек в зеркале показался Жану-Антуану кем-то незнакомым, что придало юноше уверенности.

Пустив нормандских гончих в утренний лес, охотники двинулись следом, время от времени покрикивая собакам, чтобы те знали, где находятся охотники, и, помогая гончим вспугнуть зайца. Но погода оказалась явно недооценена мужчинами. Крепкий морозец заставлял двигаться быстро, в то время как собакам требовалось больше времени, чтобы причуить след, с которого они частенько сбивались. Шли, переговариваясь между собой, не плотной группой. Между прочими разговорами отец Жана-Антуана с генералом Жарди увлеченно обсуждали предполагаемые места заячьих лежек. Господин Мутон втянул Франсуа Моно Людо в череду своих расспросов, утоляющих его любопытство, а Жан-Антуан шел рядом, с интересом слушая рассказ Франсуа о недовольстве министра.

Неожиданно кто-то схватил Жана-Антуана за локоть.

– Скажите, как вы определите нужное прицельное положение упреждающего выстрела по движущейся цели, когда псы погонят зайца? – хитро улыбнувшись, спросил генерал Жарди своим резким голосом, застав юношу врасплох.

В силу своего почтенного возраста и многих лет, отданных делам военным, генерал к своей пенсии сделался весьма дотошным, прямым и требовательным человеком.

– Снова вы взялись за старые расспросы! – посмеялся господин Мутон.

– Даже бывалый охотник может потерять сноровку без регулярной практики, – возразил генерал Жарди. – Тем более важно убедиться, что все новички помнят основы охоты, в такую погоду, как нынче, когда точный выстрел может сберечь несколько часов. Погода не располагает к промахам.

– Не беспокойтесь, господин Мутон, я хорошо изучил теорию, – сообщил Жан-Антуан и повернулся к генералу Жарди. – Уходящего зайца следует бить по кончикам ушей, а встречного по концам передних лап…

– Он у вас и вправду впитывает все, что узнает, Роббер! – одобрительно воскликнул генерал Жарди, недослушав, и кивнул в сторону сына Ревельера. Затем придвинулся ближе к Жану-Антуану и грозно прищурившись, предупредил, чтобы тот не нервничал и слишком крепко не сжимал ружье, когда увидит зайца.

Мутон окинул взглядом редеющий впереди участок леса.

– Предлагаю разойтись шире, господа, – сказал он.

– Вот это я понимаю решение! – поддержал генерал Жарди.

Еще долго лес хранил тишину и убеждал охотников в том, что сегодняшний день оказался не самым благоприятствующим охоте за сезон, и они единственные живые существа, движущиеся между темных стволов деревьев под тяжелым пасмурным небом. Но потом произошло неожиданное. Словно появившись из-под земли, маленький белый с серыми подпалинами заяц со всех лап ринулся меж голых стволов. Две нормандские гончие погнали зайца чуть не наравне с добычей, но вскоре заяц оставил псов позади себя на несколько корпусов. Так стремительная погоня постепенно удалялась в снежную мглу вдали леса. А охотники начали спорить о месте, откуда был поднят заяц. Франсуа Моно Людо утверждал, что он был ближе всего к зайцу и зверь сорвался в паре шагов слева от него. Роббер Ревельер и Огюст Мутон считали, что заяц поднят из под дерева, но не могли сойтись в том, из под какого именно дерева. Жан-Антуан не видел, откуда вообще взялся заяц, но был склонен доверять Франсуа, так как тот, с его слов, был ближе всего к зайцу, в самый первый момент, когда зверь побежал. А генерал Жарди требовал немедленно прекратить всякий шум и определить заячью лежку на глаз. Мутон не доверял способностям генерала, так как в прошлом генералу уже доводилось ошибаться в определении лежек. Все закончилось тем, что охотники договорились, что заяц был поднят не из-под дерева, не в паре шагов от Франсуа, а между всеми указанными местами. Решив, наконец, этот вопрос, они стали ждать, когда ведомый своими строго установленными повадками заяц, побегав кругами от собак, вернется к месту своей лежки.

Став под деревом, чтобы возвращающемуся зайцу было сложнее его увидеть, Жан-Антуан приготовился делать то, что бывалые охотники называют самым увлекательным – ждать. Ждать добычу, предвкушая волнительный момент, когда первобытные инстинкты глубоко в глубине его цивилизованного разума будут утолены застигнутой врасплох жертвой.

Но ждать пришлось очень долго. Весь его слух был устремлен в простирающиеся вокруг лесные просторы, в то время как сам Жан-Антуан оставался недвижен. Кровь начинала согреваться в жилах молодого охотника при мысли, что вот-вот впереди или сбоку появится заяц, и палец Жана-Антуана плавно нажмет на холодный металлический курок. Небольшой и все же важный в мужском кругу ритуал будет пройден, и Жана-Антуана примут, как принимают Франсуа, а в обществе ему, наконец, будет, о чем рассказать. Он устал от того, что никогда не имел возможности воспользоваться своим талантом умело слагать фразы лишь только потому, что у него никогда не имелось тем для увлекательных рассказов. Если бы у него было столько же опыта, воспоминаний и впечатлений, как у пользующихся популярностью парижан, его рассказы оказались бы ничуть не хуже тех, что рассказывают они. Но даже если он вернется без трофеев, ему все равно уже будет, чем поразить собеседников. Будет, чем поделиться с Полин.

Невзирая на ломоту в замерзших пальцах, сжимающих ружье, сердце Жана-Антуана наполнилось мягким трепетным теплом при мысли об этом прелестнейшем юном создании. Светлые волнистые волосы, ясные янтарные глаза и почти кукольное с мягкими чертами, чувственное лицо. Он видел, как она росла и взрослела вместе с ним. Наполнялась женственностью, цвела подобно бутону тюльпана. Превращалась на его глазах в нечто настолько исполненное красоты, что былая дружба таяла в развивающейся нежности, которую Жан-Антуан испытывал по отношению к Полин.

Но, скорее всего, она и помыслить не могла, что он уже давно относится к ней с трепетом, намного превосходящим прежние дружеские отношения. И в то время, пока он месяцами напролет просто стоял и смотрел в окно, любуясь переменой красок в небесных облаках, думая о своей жизни, о вселенной и о волшебстве духовной близости мужчины и женщины, Полин удалялась в мир светского общества. В кругу ее появлялись и другие молодые люди, способные завоевать ее сердце. Они способны часами рассказывать о промышленности, политике и прочих малопонятных для Полин вещах, создавая образ самодостаточных господ. А Жан-Антуан оставался для нее тем, кто практически всегда лишь слушал Полин, потому она имела смутное представление о том, каким человеком он стал.

Он немо участвовал в ее жизни, а она только изредка заглядывала в его собственную жизнь. Если бы он откровенно заговорил о своих чувствах, то быть может, их жизни переплелись. Но он молчал. Хотя все слова уже давно были придуманы. И первый шаг на пути к этому разговору был шагом в общество, которым интересовалась Полин. А в подобном деле следовало заручиться дружеской поддержкой таких основательных людей, как, к примеру, Франсуа и генерал Жарди.

Издали, показалось, донесся собачий лай. Но Жан-Антуан не был уверен. Он затаил дыхание и долго вслушивался в утреннюю даль, пока не убедился, что лай ему просто послышался. Видимо заяц, невзирая на такую скверную для длительных прогулок погоду, решил сделать приличных размеров круг. Может быть, ему никак не удавалось оторваться от гончих и он, кружа, ушел очень далеко. Но в то же время, следовало уже приготовиться в любую минуту сделать долгожданный выстрел.

Пальцы теперь и вовсе онемели, насквозь промерзнув. Едва уловимый восточный ветер медленно опускал редкие снежинки на его лицо, и они еще долго не таяли на замерзшей коже. Тишина. И никакого движения. Кроме беззвучно удаляющего пара его собственного дыхания.

Жан-Антуан заметил, что в лесу стало намного светлее, а может быть, он слишком долго смотрел на снег. Он успел изучить изгибы стволов и дивные узоры веток каждого дерева, что находились в поле его наблюдения. Когда он закрывал слезившиеся на морозе глаза, силуэты виденных деревьев все равно оставались перед его взором в виде лилово-синих разводов. Иногда он спрашивал себя, что он здесь делает, но причин быть здесь, участвовать в собственной жизни было больше, чем смотреть на жизнь других из окна.

Наступал день. Солнце так и не появилось. Где-то в стороне хрустнул снег под ногами Франсуа. От этого звука рука Жана-Антуана, сжимавшая ружье, дернулась, но он быстро распознал происхождение хруста. Промерзнув и начав сомневаться в постоянстве заячьих повадок, юноша заскучал. Жажда охоты постепенно заменялась мыслями о распространяющемся замерзании, но он гнал прочие мысли. Если бы он был волком, то не жалея себя он преследовал бы лишь одну единственную в данный момент цель. Добычу. Терпение и выносливость щедро вознаграждаются природой, сказал он себе.

Вдали снова послышался лай. На этот раз Жан-Антуан был уверен. Посреди сухих кустарников в бледном росчерке леса означилось какое-то движение. Жан-Антуан, стараясь производить как можно меньше шума, приготовился сделать выстрел. Плечи его напряглись от веса ружья, целиком взгромоздившегося на замерзшие и онемевшие руки. Вот стремительным стрекачом, то появляясь, то исчезая, между стволами деревьев с северо-востока резво приближался заяц. Молодой охотник взял его на мушку. Он ослабил хватку накрепко впившихся в ружье пальцев и теперь сосредоточенный и забывший думать о том, что может промахнуться и спугнуть зайца, плавно нажал на холодный курок. Выстрел волной оглушительного эха прокатился по всему лесу, встрепенув стылый воздух облаком раскаленных паров.

Заяц упал в снег. Жана-Антуана наполнила гордость. И вдруг, он увидел, как через несколько деревьев слева еще один стрелок опускает свое ружье, и испытал горечь поражения, поняв, что он промахнулся, а Франсуа – нет.

Франсуа повесил ружье через плечо и направился к убитому зайцу, с улыбкой кивнув Жану-Антуану. Где-то позади раздались голоса приближающихся Ревельера старшего, Мутона и генерала Жарди. Франсуа опустился на одно колено над своей добычей, перерезал перегородку между ноздрями зайца и немного подержал его вниз головой, пока не стекла кровь. От кровяной струйки в воздух поднимался пар. Гончие бегали вокруг и размахивали хвостами, в ожидании, когда им кинут поощрительное лакомство.

– Пускай в этот раз вы меня обошли, но следующий заяц будет моим, – решительно сообщил Жан-Антуан, подходя к Франсуа.

Тот улыбнулся.

– Конечно. Но я не преследовал цели обойти вас. После того, как вы не попали, я предпринял незамедлительный выстрел, чтобы заяц не убежал, – он перевернул зайца и теперь, придерживая его за голову, нажал на низ брюшка, чтобы спустить мочу. – Если хотите, я не буду стрелять в следующий раз.

– Не нужно ему уступать! – отрезал генерал Жарди из-за спины Жана-Антуана. – Держу пари, парень сможет сдержать слово.

Франсуа вопрошающе посмотрел на Жана-Антуана.

Юноша заметил на себе заинтересованные разговором взгляды своего отца и Мутона.

– Безусловно, это так, – поспешил подтвердить Жан-Антуан.

После того как гончие проглотили брошенные им внутренности зайца, охотники двинулись дальше. Они пошли под пригорок, обходя густо заращенную овражистую чащобу, следом за которым открывались поле и низко холмистые леса, в которых заканчивались земли Ревельеров. Таким образом, их общий маршрут выполнял большой крюк. К полудню планировалось охоту завершать. По дороге к полю им попались подряд сразу два зайца. В одного стрелял Мутон, в другого Жан-Антуан почти сразу, как зайцев подняли и погнали собаки. Оба охотника попали по целям. С зайцем Жан-Антуан провозился дольше остальных. Сначала он подрезал носовую перегородку, но кровь почему-то не потекла. Потом долго копался с внутренностями зайца, отмечая для себя, что не каждый охотник должен заниматься потрошением. После этого они погоняли гончих по полю, но собаки никого не подняли, и провели в переходах по лесу еще пару часов. Возвращаясь южной тропой, охотники случайно наткнулись на еще одного зайца, которого бил старший Ревельер. Генерал Жарди на обратном пути долго молчал, видимо негодуя по поводу своего промаха. Тем не менее, мужчины заговорили о государственных делах. И снова Франсуа оказался в центре внимания.

– А вы знаете, господа, что я вчера наносил визит министру? – оживился вскоре генерал Жарди.

– И что же? Как у него дела? Есть какие-то интересные новости? – осведомился Мутон.

– Кое-какие имеются! – хитро протянул генерал. – Мы разговаривали о внешних делах республики и о премьер-министре с его застойным кабинетом, потом я поинтересовался, как обстоят дела в его министерстве. Министр сообщил, что со следующего же года пост его помощника освобождается, и он, министр, дал понять, что у нашего Франсуа есть основания рассчитывать на продвижение в министерстве! Подразумевается должность его помощника.

Удивленный Ревельер посмотрел на Франсуа в поисках подтверждения слов генерала:

– О! В самом деле?

– Что ж, это весьма в его духе. Министр никогда не отличался выдающимся терпением, – сдерживая радость, проговорил Франсуа. – А я ведь просил его пока никому не говорить до официального назначения…

– Так ведь вы знали об этом, но все это время молчали? – спросил Мутон.

– Конечно, знал, – улыбнулся Франсуа, – но не хотел хвалиться заранее.

– Вот он, достойный муж республики! – провозгласил генерал.

– Тогда долженствует поздравить вас, господин Людо, – громко отозвался Ревельер, и все единогласно поддержали.

– Да! Тысячу раз да! – отозвался генерал.

На Франсуа посыпались поздравления и расспросы, требующие разного рода подробностей, на которые будущий помощник министра отвечал уклончиво.