Повесть написана на основании сна десятилетнего (тогда еще десятилетнего) мальчика Нефёдова Андрея.

Ему эта книга и посвящается.

Дизайнер обложки Артем Патрикеев

© Артем Юрьевич Патрикеев, 2019

© Артем Патрикеев, дизайн обложки, 2019

ISBN 978-5-4474-5249-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Часть 1

Поезд Москва – Санкт-Петербург еще не проехал и половины пути, а большинство пассажиров уже скучало. Кто-то пытался поспать, кто-то читал, большинство же сидели с унылым видом и то и дело шастали в туалет и обратно. Нам повезло (нам – это Андрею, десятилетнему мальчику, сыну моей хорошей знакомой, и мне, тридцатилетнему мужчине, как говорил один известный герой, в самом расцвете сил): мы не знали, что значит скучать в поезде. Ведь есть окно, за которым все время проплывают новые, сменяющие друг друга виды, есть настольные игры, те же карты. У Андрея еще была игровая приставка, в которую он с удовольствием «рубился» первое время, но теперь дал ей отдохнуть – подзарядиться в поезде было негде.

– «А» восемь, – сказал Андрей.

– Мимо, – ответил я.

Игра «Морской бой» – вот что нас занимало на данный момент.

– «К» десять, – сказал я.

– Мимо.

– «Б» два. – Андрей старательно отмечал произведенные выстрелы.

– Ранил.

– «Б» три.

– Ранил.

– «Б» четыре.

– Ранил.

– «Б» пять.

– Убит. – И вот мой четырехпалубный корабль идет ко дну.

Лицо Андрея заметно просветлело. Мало какое удовольствие может сравниться с попаданием в корабль противника.

Игра продолжалась с переменным успехом. Корабли тонули один за другим, оставляя все меньше места для маневра. В конце концов, по моим расчетам, осталась всего одна необстрелянная клетка. А у Андрея оставался всего один однопалубный корабль.

– «К» пять, – уверенно сказал я, подводя итог нашей партии.

– Ха-ха, – услышал я в ответ. – Мимо.

– Не может такого быть! Я уже все клетки прострелял, ничего свободного не осталось, – заспорил я.

– А вот и нет, одну ты пропустил! – Андрей весело улыбался.

Споры, конечно же, ни к чему не привели, поэтому мы решили сойтись на ничьей и посмотреть друг у друга расположение кораблей. Неподбитый корабль нашелся, и стоял он на клетке, которая у меня была отмечена как простреленная. Но раз уж договорились о ничьей, значит, ничья.

Андрей снова взялся за приставку, а я прилег у окна и принялся смотреть в окно, рассматривая верхушки деревьев и белые пушистые облака, плывущие по небу.

Петербург встретил нас вполне приветливо. Мы выходили из последнего вагона практически самыми последними, и, как оказалось, правильно сделали. Народ почти весь разошелся, стремясь побыстрее пробраться к метро. Мы же теперь могли спокойно идти, разглядывая вокзал и сами поезда.

– Красота! – Я улыбнулся Петру Первому, встречавшему нас в центре вокзала.

– Да, симпатично, – поддакнул Андрей, разглядывая, однако, не сам вокзал, а множество палаток и ларьков, торгующих едой и различными сувенирами.

Вещей у нас было немного, два спортивных рюкзака, набитых запасными вещами, едой и предметами обихода – что еще надо обычным путешественникам?

В метро «Площадь Восстания» на удивление было свободно, а ведь вроде вокзал под боком. Быстро купив карточки и получив разъяснения по их использованию, мы прошли через турникеты – трехрогие создания пугали одним своим видом, но мы смело просочились мимо их зубов.

Красные края эскалаторных ступенек чем-то напоминали кровавые разводы, я никогда не видел такой расцветки, поэтому втихаря сфотографировал их несколько раз на мобильный телефон.

– Как тебе эскалатор? – спросил я, с усмешкой показывая на «кровавые разводы».

– Отлично! – Андрей вообще любил поезда, а также все, что с ними связано, а так как эскалатор был связан с поездами, гудящими где-то там внизу, то и их он тоже любил. – Эти эскалаторы раза в два длинней московских!

Я ничего не имел против длинных эскалаторов, но под конец складывалось впечатление, что ты спускаешься в преисподнюю (особенно глядя на красноватые ступеньки).

Это только на первый взгляд казалось, что людей было немного. На самом деле эскалатор не пустовал и мимо нас то и дело пробегал очередной торопящийся пассажир.

– Ты поаккуратнее, не высовывайся, – сказал я Андрею после того, как меня уже в третий раз зацепили по черной спортивной куртке.

– Я вижу, вижу, – как всегда отмахнулся он.

На платформе мы пропустили один поезд, для того чтобы получше рассмотреть его снаружи. Андрей хотел посмотреть еще несколько поездов, но я уже не согласился. Нам надо было переходить на «Маяковскую», а стоять на платформе просто так слишком скучно, к тому же мы и так уже весь день в дороге, пора бы и домой добраться. Родственники, к которым мы ехали, наверняка скоро начнут волноваться.

На «Маяковской» мы встретились с одной из достопримечательностей питерского метро – двойными дверями (станции с такими дверями называются закрытого типа, если не ошибаюсь). В плане безопасности пассажиров это была безупречная вещь (но только, вероятно, не для машиниста, которому приходилось очень четко рассчитывать остановку поезда, чтобы двери вагонов совпадали с дверями на станции), но в плане интересности, как-то не очень. Все же московская привычка видеть поезд никак не хотела изживать себя. Да и рано это было требовать от привычки, выработанной за многие годы путешествий по московскому метро.

Гул поезда оповестил нас о том, что он вот-вот откроет свои двери.

– Ну и как тебе двойные двери? – спросил я, пытаясь оттащить Андрея от щелей между дверями и стеной, куда он пытался заглянуть во что бы то ни стало.

– Интересно, – только и хмыкнул он в ответ.

Честно говоря, прибывший поезд мне не понравился. Я таких никогда не видел: серые, дымчатые, но прозрачные окна, красноватый пол, с белыми вкраплениями, матовые потертые поручни да старые сиденья непонятного темно-бордового цвета.

– Такое ощущение, что этот вагон когда-то служил для перевозки бомжей, – прошептал я Андрею на ухо. – Может, поехать на следующем?

Но увидев такой необычный вагон, Андрей конечно же захотел поехать именно в нем.

Двери с неприятным скрежетом закрылись. Поезд тронулся. Пассажиров было немного, в принципе, можно было бы и сесть, но когда я посмотрел на сиденья, мысли о сидячем отдыхе сразу же покинули меня. А Андрей всегда с удовольствием ездил стоя, он любил смотреть на пробегающие за окном огоньки. Скрепя сердце я прислонился к двери с надписью «Не прислоняться» и осмотрелся. В принципе, вокруг не было ничего необычного, в московском метро такие или почти такие поезда ходили по кольцевой, но именно поэтому я старался избегать этой линии.

Мы вошли в вагон и прислонились к закрытым дверям. Надпись «не прислоняться» меня с Андреем никогда не смущала. Слева от нас расположились крупный мужчина в темных очках и, вероятно, его жена – маленькая миловидная женщина, на вид слегка затюканная жизнью. А справа примостился парень с костылями и перебинтованной ногой. С ним ехала девушка в желтой футболке и темно-синих джинсах. С противоположной стороны, чуть правее, сидела грузная женщина в широкой шляпе и очках, слева от нее ерзал толстый мальчишка лет шести-семи, постоянно ее задевая и периодически толкаясь. Рядом с этой парой, конечно же, никто не садился. Через проход, слева от нас, сидел здоровенный лысый детина неопределенного возраста, явно частенько посещающий спортзал. Мой взгляд остановился на нем, но ненадолго, после него на остальных пассажиров смотреть уже не хотелось. «Да и чего тут всех разглядывать», – немного раздраженно подумал я и уставился в окно. Как и в любом метро, поезд в тоннеле сопровождали толстые черные кабели, мелькание огоньков да редкие светофоры.

Неожиданно правая стенка кончилась, остались только висящие кабели – на чем они только держались?

– Смотри, смотри! – воскликнул Андрей.

Рядом появился поезд. Он выглядел очень ярким, даже каким-то веселым, однако что в нем могло быть веселого, сказать было трудно. В хорошо освещенных окнах виднелись лица пассажиров. Казалось, они что-то кричат. Я приписал это своему воображению, продолжая наблюдать за соседним поездом. В Москве тоже есть такие места в метро, когда можно увидеть проезжающий поезд, только обычно эти поезда едут навстречу, а не параллельно. Сложившаяся ситуация выглядела несколько странно.

Соседний поезд засвистел. Наш ответил долгим пронзительным гудком. То ли поезда поздоровались, то ли поорали друг на друга, сразу понять было трудно. Наш поезд стал набирать ход. Мы переглянулись.

– Ничего себе, как мы несемся, – заметно тише сказал Андрей. Я кивнул в ответ, продолжая всматриваться в окно.

Соседний поезд не отставал и не исчезал в каком-нибудь другом тоннеле, продолжая катиться рядом с нами. Создавалось ощущение, что между нами было всего лишь три-четыре метра. Оба поезда продолжали набирать скорость. Происходило что-то неладное.

– Куда мы так мчимся?! – крикнул Андрей, пытаясь перекричать нарастающий шум.

Гул стоял просто невообразимый, казалось, что поезд мчится изо всех своих железных сил, стараясь обогнать соперника. Соперник, возможно, тоже ревел что есть мочи, но наш поезд ему явно было не «перекричать».

– Что происходит? – я едва расслышал крик толстушки.

Люди в вагонах начали понимать, что происходит что-то неладное. Здоровяк поднялся и стал всматриваться в окно. Парень с костылями крутил головой, стараясь разглядеть хоть что-нибудь, девушка встала коленями на сиденье и теперь рассказывала ему все, что видела. Все, кто мог, уже вскочили со своих мест, пытаясь понять происходящее. Мужчина в очках попытался связаться с машинистом, но в ответ звучало лишь странное шуршание.

Гонка продолжалась, сильно раскачивающийся вагон почти всех вновь усадил на сиденья. Стоять было очень сложно. Я с трудом удерживал Андрея и себя, вцепившись изо всех сил в противный поручень, но теперь было не до брезгливости. Оторваться от поручня или слететь с сиденья означало сильно удариться о какую-нибудь железяку и получить нешуточную травму. В глазах людей чувствовался страх. Мужик в очках уже, непонятно зачем, наорал на свою жену. Парень с девушкой прижались друг к другу, стараясь удержаться на месте. Мамаша держалась за поручень, а ребенок, перепугавшийся не на шутку, вцепился в ее руку так, что наверняка потом у нее останутся или синяки, или кровоподтеки.

Поезда шли на равных. Об этом я мог судить по людям, находящимся в соседнем поезде. Несмотря на то, что большинство из них уже прекратили кричать, вероятно, тоже теперь стараясь удержаться и не упасть, я все еще мог разглядеть человеческие силуэты, а главное, знакомые одежды, по которым и определял, что рядом с нами едет все тот же вагон, что и в начале гонки.

– Уже давно должна была быть станция! – прокричал Андрей.

– Наверняка! – прокричал я в ответ. Но что мы могли здесь сделать? Только стоять и ждать, когда это безумие закончится.

Неожиданно свет несколько раз мигнул и погас. То же самое произошло и в соседнем поезде. Вокруг стояла кромешная темнота. Послышался женский крик и детский плач. Андрей, молодец, держался хорошо, хотя понятно было, что все мы теперь находимся в смертельной опасности. Я же переживал больше за него, чем за себя, так что в каком-то смысле мне было несколько легче.

Раздался оглушительный человеческий визг, затем дикий вой и визг тормозов. Судя по тому, что мы не тормозили, визжал соседний поезд.

Свет включился так же неожиданно. Поезд сбавлял ход. Мы снова были в обычном тоннеле. Все те же кабели, те же огоньки. Можно было перевести дух. Все пассажиры (думаю, что и мы тоже) выглядели весьма помято. Мужчина лишился своих темных очков, теперь они валялись у противоположной двери с разбитыми стеклами. Парень потерял один костыль, но девушка быстро нашла его и принесла обратно. Мальчишка никак не хотел отцепиться от своей матери, так что ей пришлось применить силу. А учитывая стрессовое состояние, силы она применила более чем достаточно, так что мальчишка схватился за руку и завопил от боли. Как я и ожидал, теперь у женщины на руках виднелись отпечатки детских рук, которые быстро наливались синевой.

Я вытер лоб, крупные капли пота смахнулись на пол.

– Тут и не заметишь, как употеешь, – попытался я пошутить.

– Да я, кажись, тоже весь промок. – Андрей оттопырил футболку и подул внутрь.

На лицах пассажиров появились вымученные улыбки, люди начинали радоваться, чувствуя, что опасность миновала. Однако еще непонятно было, чему же мы радуемся. Тому, что поезд перестал нестись с бешеной скоростью? Но так ведь и должно быть! Если нас везет маньяк-машинист, то ничего еще не кончилось! Может быть, все только начинается!

Я не стал озвучивать такие страшные мысли. Зачем? Достаточно, чтобы волновался кто-то один.

Сейчас поезд ехал еле-еле, складывалось ощущение, что машинист его не ведет, а толкает. Казалось, мы вот-вот остановимся. Однако прошло минут двадцать, а поезд все полз и полз. Мы с Андреем присели на сиденье – надоело стоять и просто глазеть на еле-еле ползущие кабели – зато остальные пассажиры, наоборот, поднялись со своих мест и теперь пытались что-то рассмотреть. Все было скучно и нелепо. Единственное, что мы узнали – это как звали мужика, потерявшего очки, да его жену. Сначала она позвала его: «Владислав», когда тот уже в пятнадцатый раз пытался вызвать по переговорному устройству машиниста, затем тот на нее цыкнул «Замолчи, Елена». Вряд ли это была полезная информация, но никакой другой не поступало. Здоровяк неодобрительно посмотрел на Владислава, но промолчал. Лезть в чужие семейные дела себе дороже.

Между тем снаружи что-то начало меняться. Дымчатые окна скрадывали тот эффект, что должно было произвести появление белесого тумана, но вскоре все заметили, что не только дымчатый налёт мешает разглядеть стены тоннеля. Так как в окна вагона все хорошо было видно (а точнее, не видно) и так, мы с Андреем вставать не стали. Однако остальные пассажиры прильнули к окнам, в надежде хоть что-то рассмотреть. Зато у нас теперь была возможность разглядеть пассажиров из дальнего конца вагона. Их оранжевые рабочие безрукавки трудно было не заметить ранее, однако я умудрился заметить их только сейчас. Может быть, всему виной был шум, поднятый ими только сейчас. Я ничего не мог толком разобрать, да и говорили они на русском только частично, часто переходя от волнения на свой родной язык. Однако так как беспокойству и панике подверглись практически все, то обращать внимание друг на друга стоило только в какой-то мере, иначе можно было сорваться и перестать себя контролировать. Я и Андрей старались держаться, парень с девушкой тоже выглядели неплохо – вот что значит поддержка друг друга в трудную минуту. Владислав уже не стесняясь ходил по вагону и что-то периодически выкрикивал, ругая всё и всех на свете. Его жена казалась спокойной и умиротворенной, видать вспышки гнева своего супруга она уже практически не воспринимала. И как они только вместе жили? Мамаша с ребенком бросались то к одному окну, то к другому, в тщетной надежде хоть что-нибудь рассмотреть. Хотя я сомневаюсь, что здесь, в тоннеле, можно было увидеть хоть что-нибудь интересное или полезное.

Так же хорошо, как мы с Андреем, держался здоровяк. Он подсел рядом со мной, внимательно посмотрел мне в глаза и представился: «Николай». Мы пожали друг другу руки.

– Я смотрю, вы единственные, кто не поддался паническим настроениям, – сказал он, также пожав руку и Андрею. – Так и надо. А то что панику разводить? – Он развел руками, а затем прислонился к спинке, сложив руки на груди. – Только бесполезная трата сил.

– Это точно, – поддакнул я.

– Надо бы нам держаться вместе. Авось выкрутимся как-нибудь, – хмыкнул Николай.

– Несомненно. Но кроме нас здесь есть еще Елена. – Я показал глазами на женщину.

– Да, я заметил ее. Но этот хрыч… – Здоровяк покачал головой. Пояснений не требовалось.

Мы проехали еще какое-то время. Медленно мы ехали или очень медленно, оценить было невозможно – за окном клубился туман, не давая не то что ничего разглядеть, но даже понять, едем мы или стоим. Только по тому, что где-то иногда слышался звон подвижной сцепки да чувствовалось легкое покачивание вагона, мы могли определить, что еще движемся.

– Если в ближайшее время ничего не произойдет, попробую пробиться к машинисту, – не выдержал бездействия Николай. – Так можно всю жизнь просидеть и никуда не приехать.

В принципе, я был с ним согласен, но можно ли пробиться через двери между вагонами? Вопрос оставался открытым.

Кто-то из рабочих все же не выдержал и дернул стоп-кран. Раздался ужасный визг, рабочего отбросило от стоп-крана и ударило о дверь. Бедняга поднимался с помощью товарищей с большим трудом, однако поезд как ехал, так и продолжал ехать.

– Да уж, была у меня такая же мысль, – задумчиво процедил Николай. – Хорошо, что не воспользовался.

Странно, звук стучащих колес изменился. Казалось, что мы теперь едем по мягкому мху или траве. Туман начал рассеиваться. Вот теперь уже и мы с Андреем подошли к окнам, чтобы лучше видеть происходящее. А происходящим было то, что мы подъезжали к станции. Только не к обычной метрошной станции, а к уличной. На самом деле, от станции здесь была только платформа, располагавшаяся слева от нас, к которой мы очень медленно приближались. Ни навесов, ни крыш, только голая, скорее всего, бетонированная платформа.

– Ну хоть куда-то доехали, – мрачно сказал Владислав.

Его никто не слушал, все завороженно смотрели на станцию.

С правой стороны в окнах рассеивающийся туман не открыл ничего нового, единственное, что мы увидели, – это отсутствие каких-либо привычных в метро стенок.

– Значит, мы уже не в тоннеле, – зачем-то произнес я. Андрей кивнул.

– Вопрос в том, стоит ли выходить на этой остановке, – мрачно сказал Николай. – Что-то я здесь не вижу никаких признаков людей или жилья.

Ничего похожего не видели и мы, но туман продолжал рассеиваться, хоть и очень медленно, оставляя надежду на хоть какой-то прогресс.

Наш вагон уже ехал вдоль платформы, когда резким порывом ветра (почувствовать его мы не могли, но что еще это могло быть?) туман сдуло. Не весь, остатки его пытались удержаться в каких-то низинах, но в целом перед нами открылось все, что мог окинуть наш взор. И надо сказать, увиденное нас не порадовало.

Все краски носили здесь приглушенные тона, в какой-то момент даже показалось, что мы попали в черно-белое кино, но это было не так. Краски были, но такие тусклые и неприветливые, что ничего общего с обычными и привычными нам цветами не имели. Мы даже взглянули друг на друга, чтобы убедиться в том, что впечатление оказалось общим.

– Ничего себе!.. – Николай держался за верхний поручень и настороженно вглядывался наружу.