Капли размером с пятифранковую монету с гулом летели к земле и разбивались об асфальт. Изо рта выходил тепловатый пар, цепляясь за губы, и улетучивался, едва успев согреть их. Кажется, пришла пора сказать «оревуар» тёплым дням и «бонсуар» сырым ноябрьским будням!

Всякий раз, когда городская суета надоедает мне своими тяжёлыми оковами, а шум машин раздражает барабанные перепонки скрежетом и визгом, я сбегаю в сад Альбера Кана. Сдаётся мне, это самое тихое место во всём Париже. К тому же здесь всегда, в любое время года, даже в самые серые и унылые дни, поют птицы, и как же упоительно их пение!

Прогулочным шагом, неторопливо, я гулял по аллеям, наслаждался чистотой воздуха после дождя, необыкновенной тишиной и благодатью. Останавливаясь то тут, то там, я вдыхал осеннюю свежесть, погружался в свои мысли и фантазии. Но счастье уединения длилось недолго – где-то с полчаса. Вдали я услышал не любимое пение птиц, а громкие голоса – оказалось, мне пришлось стать невольным свидетелем неприятнейшего и совершенно неинтересного мне разговора.

Я изрядно разозлился на тех, кто нагло прерывает мой, и без того редкий, покой, мою обеденную идиллию, и бодрым шагом направился прочь из сада. Слушать пошлые, пустые разговоры – увольте, не для этого я мчался через весь город в своё любимейшее место вдохновения.

У выхода я столкнулся с парой – высокомерным конопатым блондином лет тридцати, небрежно причёсанным и неряшливо одетым, и девушкой, маленькой, хрупкой, заплаканной, в тоненьком чёрном плащике, который явно не согревал её.

– Я не смогу без тебя… Я не смогу без тебя жить, пойми ты, наконец… – повторяла она вполголоса.

Парень придерживал её за плечо.

– Что ты хочешь от меня, Мадлен? Что?

Всхлипывая, девушка с надеждой смотрела в глаза возлюбленного и настойчиво повторяла один и тот же вопрос:

– Объясни мне, почему всё так вышло, Жерар?

Жерар не нашёл убедительных слов для своей девушки. Он стоял, как самоуверенный и себялюбивый господин, высоко подняв голову, и его оценивающий взгляд без всяких эмоций скользил по сторонам.

Я заглянул в глаза молодого человека и увидел в них лукавство, присущее соблазнителям, пройдохам и карточным игрокам, а также жестокость, насмешливость и дерзость. Видимо, этот Жерар был мастером лжи и коллекционером разбитых сердец. Девушка униженно обращалась к нему усталым осипшим голосом, но возлюбленный был непробиваем, словно стена.

Такому мужчине, который, чёрт возьми, своим холодным безразличием отталкивает женщину я бы бросил вслед: «Подлец». Но вмешиваться в их диалог не хотелось, говорят, лезть в чужие любовные дела – дурной тон.

– Мы не подходим друг другу, пойми и смирись с этим, – холодно произнёс Жерар. – Всё прошло. Забудь меня, забудь всё, что между нами было, и живи дальше. Я ведь много раз говорил тебе, что нам нужно расстаться. Так будет лучше для нас обоих. Нам не судьба быть вместе!

Сердце прекрасной девушки, казалось, вмиг превратилось в папье-маше после слов «не судьба», а я стоял как вкопанный и думал.

«Откуда ты, напыщенный и незрелый господин, знаешь, что тебе и этой девчушке предписано свыше? Как ты можешь сам решать, когда судьба и когда не судьба? Понимаешь ли ты вообще значение этого слова?»

От негодования я даже хмыкнул вслух: забавно и вместе с тем страшно, когда кто-то, легкомысленно наигравшись чувствами другого человека, списывает свою усталость и скуку на судьбу.

Меня зовут Доминик Рууд. Мне тридцать три года, и я журналист, который пишет необыкновенные истории из жизни людей, на первый взгляд кажущихся странными.

Впрочем, однажды ко мне обратился человек с весьма загадочной историей – он утверждал, что оказался в затруднительной ситуации, повторяя судьбу главного героя прочитанной им книги.

– Мсье Рууд, поймите меня правильно, но мне кажется, что я сам стал действующим лицом романа, словно кто-то или что-то заставляет меня повторять судьбу этого персонажа.

По правде говоря, я лишь пожал плечами в ответ на откровения господина, пожаловавшего в редакцию нашей газеты. Он хотел от меня помощи, но что, скажите мне на милость, может сделать рядовой журналист маленькой городской газетёнки? Слушая диковинный рассказ незнакомца, я сначала притворялся заинтересованным, а потом стал изображать из себя страшно занятого человека, обременённого рабочей и житейской усталостью.

– Я бы с радостью выслушал бы вас и помог бы чем смог, но, увы, сейчас я просто тону в работе. Приходите ко мне дней эдак через… десять.

Я полагал, что у этого господина пропадёт желание посещать меня второй раз или он вовсе забудет обо мне и о нашей редакции, пропахшей старыми бумагами, пылью и мышами.

Посчитав его визит ко мне каким-то вздором, шуткой, но никак не реальной историей, я зажил обычной жизнью: работал, обедал, перекидывался фразами с репортёрами, редакторами и прочими людишками, перебегающими из одной двери в другую с кучей бумаг и весьма деловитым видом.

Недели полторы спустя в дверь моего рабочего кабинета постучали. На пороге стоял тот самый незнакомец.

– Я пришёл ровно через десять дней, мсье Рууд, как вы и сказали.

Нежданный гость приближался к моему рабочему столу мелкими шажками. Я осторожно рассматривал странного посетителя, пытаясь понять, кто же он такой. Чиновник или банковский служащий? Офицер или врач? Путешественник или проходимец?

Он не улыбался. Его каменное лицо не выражало ни любви, ни тоски, ни жалости. Абсолютно ничего! Визитёр протянул мне руку, а меня словно ударило током от этого рукопожатия. Я почувствовал одновременно страх, неловкость и стыд – мне казалось, что человек, вошедший в мой рабочий кабинет, исподтишка изучает меня. Я уставился на подозрительного гостя, а затем пробормотал:

– Слушаю вас. Чем могу быть полезен?

Но он не спешил отвечать, вместо этого сам задал вопрос, сбивший меня с толку:

– Вы любите оружие?

Мужчина сел в кресло напротив моего стола и принялся рассматривать ружьё и шпагу, висящие на стене. Я был в полном недоумении: этот незнакомец искусно отвечает вопросом на вопрос, он в меру нагловат и наполнен харизмой. Не каждый журналист способен похвастаться такими качествами!

Я вспотел, закашлялся, но, отдышавшись, с заученной улыбкой ответил:

– Я миролюбивый человек и оружия не люблю. Ружьё – подарок от друга, а шпагу мне вручила французская команда по фехтованию.

– Завоевавшая прошлым летом на олимпиаде золотые медали. За месяц до начала игр в Москве вы спрогнозировали нашим мушкетёрам победу, написав статью с подробным исходом событий. Мне это известно, – спокойно произнёс посетитель.

Внешность у него была запоминающаяся: высокий статный брюнет с карими, немного припухшими глазами и острыми чертами лица. Не вставая с места, он подвинул кресло ближе ко мне.

– Слушаю вас, – повторил я настойчиво. – Чем могу быть полезен?

– В прошлом разговоре, мсье Рууд, я рассказал вам, что проживаю ту же историю, которая случилась с героем романа одного писателя.

– Какого именно романа и какого писателя? Почему вы решили пожаловать именно ко мне? Как я могу вам помочь? – возмутился я.

– Не торопитесь, пожалуйста, мсье Рууд, и не нервничайте. Нервы – слишком дорогая валюта, которая ещё пригодится вам в жизни. Позвольте, я расскажу вам всё по порядку.

Этот человек оказался не робкого десятка. Мне пришлось прикусить язык, чтобы не ляпнуть каких-то глупостей. Я не нашёл, что сказать, и лишь улыбнулся, хотя сделать это было нелегко: все мышцы лица застыли в напряжении. Помолчав немного под сомнительным взглядом незнакомца, который поглядывал на меня, будто оценивая мои способности, я огрызнулся:

– Никуда я не тороплюсь! Но вам не кажется странным и неуместным ваше появление в редакции, в моём кабинете и то, что вы говорите мне сейчас какие-то несуразные вещи, ни капли не похожие на правду? Они скорее попахивают какой-то нездоровой фантазией! Даже не так – откровенным бредом! Довольно с меня ваших загадок и ребусов!

Сам не знаю, что на меня нашло и почему я высказал в лицо этому невозмутимому человеку всё, что думаю о его истории. Я был уверен, что на такой минорной ноте наша встреча закончится, но посетитель не торопился уходить. Более того, он почувствовал себя ещё увереннее и свободнее.

Незнакомец сдержанно отнёсся к моему эмоциональному всплеску, продолжая изучать меня своим глубоким и пронзительным взглядом.

– Мои слова кажутся вам неправдой, а история, которой я с вами поделился, – плодом нездоровой фантазии?

– Совершенно верно, – сердито ответил я.

– И вы считаете всё это бредом?

Я молча кивнул, боясь показаться смешным, а сам чувствовал внутри странное волнение и дикую неловкость. Впервые в жизни я слышал начало странной и, быть может, таинственной истории из первых уст, от прилично одетого человека, совсем непохожего на душевнобольного, но вселяющего некоторые опасения. Я люблю необычные истории, в конце концов, я сам их выдумываю, но сейчас…

– Да, мне очень мало верится в правдивость вашей истории. И весь наш разговор кажется мне на редкость глупым.

– А как же ваши рассказы, которые вы пишете в ежемесячной газете от вашей редакции? Они тоже кажутся кому-то лживыми, глупыми и нелепыми, однако некоторые люди верят в то, что выходит из-под вашего пера, – с лёгкой усмешкой произнёс загадочный гость.

– Так это всего лишь рассказы, не имеющие ничего общего с действительностью! – парировал я, привычным жестом приглаживая волосы.

Мне опостылел нелепый допрос от человека, которого я видел второй раз в жизни.

– Я мастер воображения и письма, мне легко удаётся записывать выдуманные истории, и читатели, конечно же, верят в правдивость глупостей, сочинённых мною. Возможно, этого я и хочу: чтобы ряды поклонников моего творчества постоянно росли, чтобы как можно больше людей читали мои тексты и верили в них. Но сам-то я в них не верю!

Лицо мужчины, сидящего напротив, оцепенело при звуках моего серьёзного, раздражённого голоса. Мне страшно хотелось покончить с пустословием и перейти вплотную к делу, если оно имеется. Невольно я выпалил: «Зачем вы пришли ко мне?», но ответа на резкий вопрос не последовало.

Посетитель поспешно поднялся с кресла, разгладил и без того безупречную ткань своих элегантных брюк, но уходить не спешил. Мне казалось, что он подогревает мой интерес к его персоне и истории, планирует втянуть меня в какую-то авантюру. Наш разговор продолжался уже полчаса, и у меня сложилось впечатление, что этот человек – и манипулятор, и блистательный переговорщик, и, возможно, толковый человек. Бестолковые не одеваются с таким вкусом и лоском.

– Наверное, я ошибся в вас, мсье Рууд. Так бывает. К сожалению, вы не тот, кто может мне помочь. Вы красиво и правдиво пишете, у вас талант. И на минуту мне показалось, что вы от всего сердца верите в то, о чём пишете. Досадно, что это не так. Оказывается, рассказы для вас просто источник заработка и славы. Я ошибся в вас. Ошибся.

Тот, кто даже не назвал мне своего имени, подошёл ближе ко мне с полнейшим равнодушием на лице и попросил посмотреть ему в глаза. Он оценил в моём кабинете всё, от авторучки до цвета моего галстука. Но лишь одного, видимо, не уловил – моего скептического взгляда.

– Я оставлю вам свою визитку на всякий случай. Вдруг вы передумаете и изъявите желание ответить на мою просьбу.

Я неохотно посмотрел на маленькую прямоугольную карточку на моём столе. Не было никакого желания читать, что на ней написано.

– Не знаю, чем вам помочь. Скажу честно и без лукавства, давайте остановимся на этой, не слишком радостной ноте и вы покинете мой кабинет, – произнёс я с непреклонной решительностью и выразительно взглянул на дверь. – Вам лучше уйти.

– Да, конечно. Я вас оставлю.

Он протянул мне руку в знак прощания, я ответил тем же и снова встретился глазами с гостем. Он смотрел на меня обречённым взглядом, как мне показалось, полным отчаяния и боли. Его холодная рука по-мужски крепко ударила по моей, заставив меня вздрогнуть, жутковатое ощущение пробежало по всему моему телу и добралось до самого сердца. Взгляд странного визитёра не отрывался от моего лица. Казалось, воздух в кабинете был наэлектризован напряжением и недосказанностью.

Быстро высвободив руку из его ледяной ладони, я сорвался со стула и поспешил к двери, вновь намекая посетителю, что время визита истекло и ему пора уходить.

Мужчина оправился от неудачного разговора и, не проронив ни слова, вышел.

Я выдохнул с облегчением, радуясь, что неловкая ситуация закончилась. Не винил себя, не стыдил за то, что был резок и грубоват с посторонним человеком. Что поделаешь, такова жизнь! Не всегда же мне приручать всех людей и блистать шикарными манерами.

Я вернулся за рабочий стол и погрузился в раздумья. Небольшая карточка, лежавшая на столе лицевой стороной вниз, скоро отправилась в тот шкафчик, куда я бросал ненужные вещи и бумаги. В конце концов я решил немедленно приняться за работу и прекратить думать о всяких глупостях.

– Ну же, Доминик, надо работать! – сказал я самому себе. – Хватит валять дурака!

Я положил перед собой чистый лист бумаги и взял ручку. Прежде чем написать очередную историю и выпустить её в свет, я обычно набрасываю черновик, перечитываю его, расширяю, вычёркиваю лишние фразы или ненужные словосочетания и, наконец, отшлифовав текст, как дорогой изумруд, отдаю редактору.

Но сейчас… О чём писать? Я не мог припомнить ничего из того, что прокручивал в голове несколько дней, не получалось связать ни слова, ясные мысли не рождались.

Когда стрелка часов уже подползала к восьми вечера, я всё же решил бросить скудное вступление новой истории. Рабочий день заканчивался, и я охотно покинул свой кабинет, спустившись на парковку.

Мне не хотелось бесцельно кружить по городу. Я не испытывал острого желания наблюдать улицы, усеянные окурками, обрывками бумаги и прочим мусором. Тяжёлому запаху пищи, коротким и длинным гудкам автомобилей я предпочёл бы ежевечернюю компанию любимой, благоухающей сладкими духами женщины, которая ждала меня в уютной квартирке на Бурсо.

Автомобиль тронулся с места. В лобовом стекле отражалась голубовато-серая дымка. Любуясь привычным видом вечернего Парижа, я подумал, что было бы прекрасно купить возлюбленной цветы, наверняка она без ума от них. На миг меня окатило волной стыда: я не мог припомнить, дарил ли я ей когда-либо цветы за то время, что мы были вместе?

Катаясь по бульварам, окрылённый романтическими мыслями, я искал приличный цветочный магазин. В мечтах рисовалось, как моя дама сердца восхитится пышным букетом и осыплет меня жаркими поцелуями.

Я подъехал к симпатичной цветочной лавке, но, к сожалению, она была закрыта.

– Ничего, – сказал себе я, – в этом огромном городе сотни цветочных магазинов, сейчас найду другой. На часах ещё нет и девяти.

Я двинулся дальше.

Нестерпимое желание отыскать цветы охватило меня. Я жаждал достать самый изысканный и свежий букет для своей возлюбленной.

Впервые в жизни меня охватила такая робость перед входом в цветочную лавку. Когда я открыл дверь, колокольчик на ней предательски зазвенел, и моё смущение усилилось.

– Что же вы так поздно? Не подумайте, я вас не упрекаю, просто спрашиваю, – перевязывая стебли алых роз нарядной лентой, пробормотал продавец – мужчина зрелых лет. – Впервые покупаете цветы?

Тон его был вполне дружелюбным, но слова задели меня, и я огрызнулся:

– С чего вы взяли? Для вас так важно, впервые или не впервые ваш клиент покупает цветы?

Продавец ничего не ответил, лишь слегка улыбнулся.

– Вы Доминик Рууд, верно? Публикуетесь под псевдонимом Дранреб Даник.

– Да. Как мило, что вы меня узнали, – его слова смягчили меня, и я заговорил вежливее.

– Не обольщайтесь, я не в восторге от ваших историй, и мне не нравится ваша манера письма: такое чувство, что вы и сами не верите в ту ерунду, которую пишете.

Продавец понаблюдал за моей мимикой, словно проверяя, какой эффект произвело его высказывание, и снова вернулся к своей работе.

Я бросил на него недоумевающий взгляд.

– Я пришёл к вам купить букет белых роз, а не обсуждать своё творчество и выслушивать критику!

– Ну хорошо, будет вам букет! – засмеялся цветочник. – Из какого количества роз его собрать – из пятидесяти одной или, быть может, из сто одной?

Голос его прозвучал иронично, а на лице играла едва заметная ехидная усмешка.

– Нет, это слишком много, – растерянно выпалил я.

– В таком случае, может, одну белую розу на длинной ножке? Одна роза – одна любовь. Очень символично и романтично, вам не кажется? – настойчиво спрашивал продавец.

Я прервал поток его издёвок.

– Извольте, я передумал что-либо покупать у вас: пропала охота. В другой раз, наверное.

Продавец в белом халате не отрывал глаз от своего дела и увлечённо оформлял букет, весело напевая под нос песенку:

– Дом, дом, дом, милый дом, я пришёл, а там дурдом…

Однако, заметив, что я направляюсь к выходу, он неожиданно крикнул:

– Передавайте ему привет!

– Будьте любезны, кому и от кого я должен передать привет, ведь я не знаю вашего имени, мы же с вами не знакомы? – оторопев, спросил я.

Седовласый цветочник с добрым взглядом, но весьма острым языком даже после этих слов не представился и продолжил заниматься своими делами. Подождав ещё немного, я понял, что называть своё имя он не желает. Я повторил вопрос более настойчиво и дерзко:

– Так кому я должен передать привет?

– Натану, кому же ещё! – спокойно ответил продавец.

– Какому Натану? Я не знаю никакого Натана!

Мне показалось, что работник цветочной лавки был почему-то неприятно удивлён моим ответом.

– Зато он вас знает! – величественно ответил продавец.

Воздух, насыщенный густым ароматом цветов и таинственной недосказанностью слов продавца, чудовищно сдавливал мне грудь, и я поспешно оставил старика наедине с его душистым товаром.

Домой я приехал, мягко говоря, не в настроении. Желание сделать приятное возлюбленной завершилось неприятным провалом. Лили заметила, что лицо у меня хмурое, и скомандовала:

– Садись и рассказывай, что за муха тебя укусила.

В руке у неё была тоненькая сигарета, которую она забавно крутила между двух пальцев. На столе перед ней стояла большая тарелка с черничным тортом, который она украшала к моему приходу.

Заметно было, что Лили очень старалась с десертом на ужин. Она великолепно готовила самые вкусные на свете торты: земляничные, клубничные, ежевичные.

Немного ослабив тугой пояс пеньюара, Лили показала мне краешек бедра – молодого, чистого, тёплого.

– Как я люблю твоё тело, никто на свете с тобой не сравнится… – прошептал я, целуя плечо Лили и поглаживая её ножку.

– Так ты скажешь, в чём дело? – спросила Лили, убирая мою руку со своего бедра.

– Видишь ли, милая… – начал я в замешательстве. – Неудобно, право, даже говорить об этом… В общем, я хотел купить тебе цветы, но так и не сделал этого: продавец из цветочной лавки оказался каким-то ненормальным хамом – подтрунивал надо мной, дерзил. Он настолько отвратительно вёл себя, что отбил у меня всю охоту покупать букет вообще у кого-либо.

Лили на минуту загрустила, оттопырив нижнюю губу, но быстро ободрилась и воскликнула со смешком:

– Мой дорогой Доминик, я польщена! С чего вдруг ты решил именно сегодня купить мне цветы?