Цитаты из книг автора «Аркадий Ипполитов»

1594 год как год появления Караваджо в Риме, но, судя по всему, он оказался в нём раньше

Корзина с фруктами», написанный в Риме по заказу кардинала Франческо дель Монте и оказавшийся в Милане, потому что был подарен дель Монте кардиналу Федерико Борромео, кузену святого Карла.

одного из главных представителей позднего маньеризма в Ломбардии, венецианца по рождению и ученика Тициана.

запись о крещении Микеланджело Меризи, помеченная 30 сентября 1571 года, недавно найденная в приходской книге миланской базилики Сан Стефано Маджоре, не только изменила дату его рождения, но и засвидетельствовала, что художник родился не в городке Караваджо,

есть добродетельные ремесленники, но нет мраморных статуй, лавр не цветёт и апельсин не зреет. Дюрер не только обожатель Италии, наградивший немецкий дух особым чувством, Italiensehnsucht, «Тоской по Италии», символом которого стала гейневская ель, вожделеющая к прекрасной далёкой пальме, но и её завоеватель.

торговца Артура Лезенби Либерти, открывшего в 1875 году на Риджент-стрит в Лондоне лавку восточных товаров, успешно торговавшую фарфором, лаками, тканями и японскими гравюрами. Артур Либерти очень точно угадал направление вкуса позднего историзма, его склонность к экзотике, и, увидев, сколь популярна всякая китайщина и японщина, он параллельно обратил внимание и на модные начинания в духе Уильяма Морриса. Чистые духовные устремления Морриса, склонного к коммунизму, торговец коммерциализировал, приспособив художественные изыски к вкусу широкой публики. Шелка и сатины Либерти завоевали Европу, и миланское отделение было особенно успешным, тогда еще законы моды диктовал Лондон Милану, а не наоборот, как сейчас. Сам Артур Лезенби Либерти был очень благопристоен, получил рыцарское звание от королевы и никакого отношения к либертинажу не имел, но миланское общество времени Габриэле д’Аннунцио по магазину Либерти сходило с ума. Результатом стала форменная несправедливость – целый стиль получил название в честь торговца, а не творца. Впрочем, справедливость высшая в этом есть – либерти Италии, а особенно либерти миланский, самый выразительный и самый пышный, не является никаким «новым искусством», это декадентское переживание

Особенно выделяется палаццо Берри Мерегалли, сотворенное архитектором Джулио Улиссе Аратой на виа Каппуччини. На нем особенно много всего налеплено, и голые дети на фасаде особенно стараются продемонстрировать свою гибкость и ловкость. В этот дворец – на самом же деле дорогой доходный дом – даже можно войти, любезный портье, увидев заинтересованность в художественных достоинствах вверенного ему вестибюля, с удовольствием его продемонстрирует; там много золота, мозаики, росписей, фонарей и витражей; есть и отдельно стоящая скульптура, крылатая женская голова работы Адольфо Вильдта, любимого скульптора Милана времени модерна, очень стильная и, как всегда у Вильдта, с очень открытым ртом. Дом закончен был в 1914 году, в то время когда Первая мировая уже шла, но в Италии был мир, она еще раздумывала, на чьей стороне ей выступить, и представляет собой замечательный образчик позднего цветения миланского либерти

Соммаруга камень старается превратить в тесто, он не строит, а месит свою архитектуру; кажется, что это огромное здание сначала представляло собой бесформенный белесый шмат, Соммаруга этот шмат хватал, мял, бросал на стол, посыпанный мукой, снова мял, постепенно придавая ему форму, потом пальцами лепил украшения, всякие фигурки и завитки, и наконец сунул в духовку. Там оно, палаццо Кастильоне, и затвердело.

палаццо Кастильоне, творение архитектора Джузеппе Соммаруги 1901 года, шедевр миланского модерна. Наступил XX век, и именно в 1900 году миллионеру Кастильоне захотелось чего-то особенного, и современного и прекрасного в одно и то же время. Кастильоне выбрал архитектора Соммаругу, уже известного своими экстравагантностями, и заказал ему палаццо. Здание огромно, поэтому в целом его трудно рассмотреть, надо перейти на противоположную сторону улицы

Общий вид у этого портрета благодушно дурацкий, и он даже на Рудольфа похож, но схожесть внешняя – лишь наименьшее его достоинство, так портрет очень хорошо характеризует этого интереснейшего человека, больше всего на свете любившего алхимию, картины Тициана и итальянскую скульптуру, особенно изображения голых гениев, предпочтительно пубертатного периода. Рудольф так никогда и не женился, молва приписывает ему многочисленные любовные приключения, но некоторые утверждают, что он был девственником. Одинокий и меланхоличный, он, никого не желая видеть, практически не выходил из замка, проводя дни и ночи среди лучшего в Европе собрания картин во дворце Бельведере в Градчанах и коротая время за созданием андрогинных гомункулов и получением эликсира вечной молодости. Ни того ни другого он не получил, добился только, что его стали считать безумным, так что родной его брат Матвей заставил Рудольфа отречься от престола, приставил к нему стражу и заточил в замке в Градчанах. В заточении Рудольф занимался всем тем же, чем занимался, когда был императором