Желание странного (сборник)

Дело было так. Первым прочитанным произведением Стругацких для меня стал "Обитаемый остров". Прочитала запоем, закрыла книгу и пустота. Ничего для вынесла, все далеко и чуждо. Далее был "Понедельник начинается в субботу". В принципе неплохо, но так безнадежно устаревше, что вызывает только усталые вздохи. Написала рецензию на "Понедельник..." и разгорелась в комментах дискуссия о том, что же такое мне прочитать, чтобы раз и навсегда определить свое отношение к Стругацким. Советовали разное, но все же сошлись на книге "Пикник на обочине". И бралась я за это произведение все же с определенной долей не то, чтобы скептицизма, а какого-то подсознательного недоверия. Думала: "Ну дались тебе те Стругацкие? Ну сколько можно наступать на одни и те же грабли? Ведь ты ж помнишь, что сказал умный дядя Эйнштейн? Идиотизм - это настойчивое повторение одних и тех же действий с надеждой получить при этом разные результаты." Все же прочитала. И должна я вам сказать следующее...

Дальше...

Ощущение такое, как будто меня нашинковали, как капусту. Резали меня тоненькими полосочками и сверху посыпали солью, чтобы больнее было. А я, не смотря ни на что, продолжала чувствовать, чувствовать и чувствовать... Даже не обратила внимания на чуждую для меня форму классической фантастики про пришельцев. Потому что форма здесь - просто пшик. Эта книга продирается внутрь тебя, ей нет дела до условностей жанра.

Эта книга попала в моей иехархии в особую такую, крайне немногочисленную касту - книги, которые я никогда не буду защищать. Я буду слушать, как их называют пустыми, тупыми, плоскими, буду сдержанно так улыбаться и слышать лишь одно - "блаблаблааяумственноотсталый" (с) satanakoga . У меня с этими книгами свои счеты, свой собственный мир и свои взаимоотношения, и никого я пускать туда не собираюсь. Имею право.

Перечитывала некоторые отрывки по пять раз. Не вообще, а вот сейчас, во время первого прочтения. Не замечала за собой такого уже давненько. Перечитывала разговор Нунана и Пильмана о разуме, перечитывала финал. Неоднократно уже говорила, что для меня одним из наиболее важных моментов в книге является то, как автор дает характеристику своим персонажам. Вот те пару предложений, которые вроде бы и не говорят ничего напрямую, но в то же время сообщают тебе абсолютно все, что тебе нужно. Следующий абзац можно вешать в рамочку. Не могла от него оторваться где-то с полчаса.

Просто уму непостижимо: такая роскошная женщина, а на самом деле пустышка, обман, кукла неживая, а не женщина. Как, помнится, пуговицы на кофте у матери, янтарные такие, полупрозрачные, золотистые, так и хочется сунуть в рот и сосать в ожидании какой-то необычайной сладости, и он брал их в рот и сосал, и каждый раз страшно разочаровывался, и каждый раз забывал об этом разочаровании, даже не то чтобы забывал, а просто отказывался верить собственной памяти, стоило ему их снова увидеть.

Но заставила завыть на Луну даже не та всеми цитируемая фраза о счастье, а вот этот кусочек, ей предшествующий.

Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой… всемогущий, всесильный, всепонимающий… разберись! Загляни в мою душу, я знаю, там есть всё, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно всё проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов...

Какой же мир создали Стругацкие... Какой он бескрайний! Сколько же в нем работы для читателя! Иди, куда хочешь, оставайся с кем хочешь, где хочешь! И везде реальность... И пускай я не знаю, как выглядят некоторые предметы, куда делось королевство, которое было когда-то раньше, кто такие пришельцы и что вообще делается в других Зонах, но я могу туда пойти. Закрою книгу и пойду. Одна. Почти как сталкер.

10 / 10

Дальше в Зону - ближе к небу...

Ребенком, задувая свечки, всегда загадывал желания. Простенькие, детские: ролики, приставку, конфеты - что еще для счастья надо? Потом пришла болезнь. Ролики стали мне не нужны и я подарил их, приставка начала собирать пыль, наскучив, а конфеты мне было нельзя. Тогда мне захотелось здоровья. Только для себя, конечно же, хотя мысль о том, что кому-то приходится также, а кому-то и намного хуже, уже начинала потихоньку обживаться в моей голове. А потом умер Саша. Отчим мой, до которого настоящему папашке - как до луны пешком и дальше на попутках. В Чечне умер, мне семь было. С тех пор моим желанием было "чтобы не было войн". На них умирают, и потом много таких же, как мама, плачет. Одна свечка слабенькая, она не справится, но если задуть их много...
Двадцать лет недавно стукнуло, а все равно продолжаю загадывать одно и то же.
Ах ты сволочь безногая, Стервятник поганый, и за что же Зона тебе сына такого подарила? Я все думаю и никак не могу эту мысль прогнать, все она ко мне возвращается - юношеский максимализм, ой ли? а может, с ним тоже что-то было? что-то, из-за чего Артуру захотелось ни себе что душа пожелает, ни родным, а всем, даром. Я не могу никак перестать воспринимать эту горемычную "отмычку" даже слишком живым, думать о том, чего не могу о нем знать, могу лишь предполагать и чувствовать. Куда живее многих других персонажей книг, куда живее Редрика, даром что тому было уделено куда больше времени и внимания, куда живее некоторых реально существующих людей. В сером, почти нарвавшимся на тройку и мой страдальческий вопль "ну не понимаю я Стругацких!!" повествовании он словно солнечным зайчиком возник - пробежал по стене, разогнав полумрак, и вновь исчез. А в глазах до сих пор, стоит их закрыть, мельтешит.
Долго думал, что же меня так напрягает в этой книге. Стиль авторский? Да есть такое дело, он меня всегда изрядно смущал, первые страниц пятнадцать вызывая почти физическое отторжение, но к нему я всегда в конечном итоге был способен приноровиться. Тема, сюжет? Так ведь прекрасный сюжет-то! И только на фразе про то, что, де, в России сталкеров нет, я понял. Была б местом действия Россия - все было бы идеально. Персонажи уж больно все наши, отечественные. Попытка обозвать их импортными именами и пристроить в якобы английский/американский городок дала только дикий, дичайший по своей силе диссонанс. И, если уж на то пошло, я ни в жисть не поверю, что иностранцы бы шарились радостно по Зонам, а наши сидели смирно, сложив на коленях ладошки. Менталитет не тот.
Но да и черт с ним, черт с ним со всем. Черт и с тем, что мне совершенно не симпатичен Рыжий - обычный человек, в чем-то хороший, в чем-то дурной, всего намешано понемножку: человек как человек. Черт с тем, что с самого момента добычи полной "пустышки" мне стало ясно очевидное - очень-очень горькое, если задуматься: в Зоне мрут как мухи люди, чтобы приволочь оттуда обычный инопланетный мусор, то, что выкинули или забыли, как бы не была нелестна эта мысль человеческому самолюбию. Все это неважно. Все это и написано было по большому счету лишь для одного последнего абзаца, одной, самой последней фразы.
Счастья. Для всех, даром, чтобы никто не ушел обиженным.

В интересные времена мы всё-таки живём. Вывихнут у них не только коленный сустав, иногда кажется, и голова тоже... того... не на месте. И поэтому приходится в который раз повторять прописные истины. А куда деться, если заходишь в Сеть и читаешь такие вот отзывы: «Пикник на обочине» Стругацких был написан до выхода S.T.A.L.K.E.R (по которому, возможно, был сделан, что не факт)»?

Братья Стругацкие, конечно, иногда предугадывали будущее (взять хотя бы слег из «Хищных вещей века»), но не настолько, чтобы в 1972 году писать книгу «по игре», создатели которой ещё не родились. Вообще же «Пикнику» в этом смысле «повезло» больше, чем другим романам и повестям Стругацких: в массовом сознании к нему прилепилось безумное количество клише. К примеру, все дружно называют «Пикник» научной фантастикой, хотя кое-что из описанного там никак не укладывается в наши представления о возможном и вероятном. Взять хотя бы оживающих мертвецов или поразительные статистические совпадения, возникающие в городах, куда уезжали обитатели Хармонта...

Конечно, многих сбивает с толку само фантастическое допущение, в принципе, не новое уже во времена Стругацких: появление вполне чётких материальных свидетельств того, что мы не одиноки во вселенной. Вот только никаких инопланетян никто так и не увидит, есть лишь материальные следы их присутствия: так называемая Зона и то, что в ней находится. Некогда обитаемые районы города Хармонт враз сделались смертельно опасными территориями. В них находится множество объектов необъяснимой природы и непонятного назначения; некоторые земляне могут использовать в тех или иных целях, но для этого артефакты необходимо добыть. Это очень рискованно: Зона ошибок не прощает, а цивильные власти не позволяют ходить туда никому, кроме учёных. Но чем выше риск, тем больше за него платят...

Такая вводная похожа на зачин для бодренького боевика, однако стоит посмотреть на повесть под другим углом, и мы обнаружим социальную фантастику безо всякой «науки». Ведь авторы ни словом не обмолвились о реальной природе артефактов Зоны, ничего не рассказали об инопланетянах, — так что же, перед нами умозрительный социальный эксперимент, где земляне выступили в роли папуасов, которые заполучили пару ящиков с высокотехнологической продукцией? А стоит ещё раз сменить точку зрения — и вот уже фантастическое в повести становится лишь средством, с помощью которого ярче и острее обрисована трагедия рискового парня Рэда Шухарта...

И таких возможностей прочтения в «Пикнике» много. Должно быть, именно поэтому он заставляет возвращаться к себе снова и снова, даже когда знаешь каждый поворот сюжета, каждый поступок героев.

Мы давно уже отвыкли от подобной многогранности в книгах, от наличия в фантастике второго, третьего, двадцать пятого дна, от необходимости перечитывать, сопоставлять детальки, самостоятельно приходить к выводам. Вот, к примеру, эпизод: Шухарта перед самой гостиницей, где у него встреча с заказчиком, видит его знакомый Нунан и предлагает как-нибудь зайти, мол, есть работа. Не сложилось. И только потом понимаешь: вот будь всё по-другому, сложись у них сотрудничество — и, может, Шухарт не оказался бы в тюрьме. Мелкий штришок, но, сколько всего сразу открывается!

И так — в течение всей книги. Как ни странно, она не выглядит написанной сорок лет назад, читается легко, текст наполнен внутренней энергией, герои узнаваемы по двум-трём репликам: их характер, жизненные взгляды, вообще всё.

«Пикник» можно читать бесконечное количество раз. А уж для молодых писателей это одна из обязательных для прочтения книг. Стилистика, композиция повести, то, как постепенно выстраивается перед читателем мир, особенности последней главы, где вперехлёст идут две линии: похода к Шару и воспоминаний Шухарта... По существу, финальная часть — это типичный сказочный квест, вывернутый наизнанку. Но если Элли в Изумрудном городе получила желаемое, если Одиссей, оказавшись наконец дома, обрёл жену и сына, то Шухарт, уплативший такую цену, — что получает он?

Меня всегда изумляло, что кому-то финал «Пикника» кажется оптимистичным. На мой взгляд, он не более оптимистичен, чем ставшее притчей во языцех «небо в алмазах» из «Дяди Вани». Стругацкие довели до высшей точки обе линии развития: внешнюю, событийную, и внутреннюю — душевных изменений в герое. Это момент просветления, момент осознания, тот самый пресловутый катарсис. Истинное очищение души.

Итог: книга на все времена. Если кто-нибудь начнёт говорить вам, что фантастика — это «ерунда про роботов и Ктулху», дайте ему прочесть «Пикник». И отойдите в сторонку. Такие вещи нужно читать в одиночестве. Обсуждать их, спорить о них, не соглашаться с ними можно, если подберётся хорошая компания. А читать — только один на один, только ты и книга.