Страстная любовь в своем апогее достигает полного неистовства, предела чувств и желаний, вершин безумия, при котором влюбленный находится, словно в бреду от блаженства и мук одновременно…

И когда коварны очи

Очаруют вдруг тебя,

Иль уста во мраке ночи

Поцелуют не любя —

Милый друг! от преступления,

От сердечных новых ран,

От измены от забвенья,

Сохранит мой талисман!

Старинный русский романс

Слова А.С. Пушкина

ПРОЛОГ. Игра

Российская империя, Московская губерния,

село Никольское, усадьба князей Урусовых

1852 год, Май

– А ну, держи ее, Егорка! – закричал долговязый парень лет пятнадцати, устремив взор на девочку, которая только что ловко вывернулась из его раскинутых рук. Второй паренек, коренастый и неприятный на лицо, попытался схватить рукой подол атласного платья Грушеньки, которая пронеслась мимо. Но девочка оказалась проворнее и, увернувшись от Егора, бегом устремилась к деревянным конюшням. Высоко приподняв широкую юбку своего голубого платья, девочка вбежала внутрь бревенчатого одноэтажного здания с высокими потолками, надеясь именно здесь скрыться от парней.

Миновав первые два стойла, в которых топтались лошади, Груша влетела в следующее – пустое. Услышав голоса мальчишек, которые так же вбежали за ней в конюшню, девочка прислонилась к беленой стене и затаилась. Слыша по голосам, как парни прошли мимо стойла, в котором она спряталась, Груша, чуть подождав, решила выглянуть и проверить, далеко ли они, чтобы снова выбежать наружу. Однако едва она вытянула тонкую шейку, бросая взгляд через короткую деревянную дверь, как тут же увидела Тимошку, который стоял всего в десяти шагах и озирался по сторонам. Парень сразу заметил ее и закричал:

– Вот она!

Груша нахмурилась и мгновенно юркнула обратно в стойло, прижавшись к стене, понимая, что теперь уж точно попалась. Парни уже подлетели к ней и в два голоса заголосили:

– Проиграла! Проиграла! Мы поймали тебя!

Они довольно ухмылялись, остановившись рядом с девочкой. Грушенька, сморщив недовольно носик и взглянув на тринадцатилетнего Егорку, который был чуть выше нее ростом и имел толстое скуластое лицо, выпалила:

– Проиграла – и что ж?

– А то, что немедля выполняй желание! – воскликнул Егорка.

– И какое? – спросила девочка тихо, устремив на паренька яркие фиолетовые глаза.

– Ну, как обычно, щелбан по лбу! – выпалил довольно Егорка, прямо светясь от мысли о том, что может щелкнуть эту разряженную в шелка девчонку, которая постоянно пыталась доказать, что она им не ровня.

Груша нахмурилась и, чуть прикрыв глаза, придвинула свое личико к Егору. Мальчишка, цокнув языком, щелкнул по небольшому лобику девочки и довольно заулыбался. Груша, даже не пискнув от боли, перевела взор на второго паренька чуть постарше, которого звали Тимофей.

– Теперь ты тресни ей по лбу, – с воодушевлением заметил коренастый Егорка. Но Тимошка как-то хмуро смотрел на девочку, не сводя взгляда с ее необычных больших фиолетовых глаз.

– А я хочу другой штраф, – тихо промямлил он.

– Какой другой? – опешил Егорка и перевел взор на долговязого босого паренька, одетого в простую русскую рубашку и темные холщовые штаны.

– Пусть поцелует меня, – сказал глухо Тимофей и чуть придвинулся к девочке, стоявшей перед ними в напряженной позе. Вмиг глаза Грушеньки округлились от удивления, и она воскликнула:

– Не буду я никого целовать! Вот еще придумал!

– Проиграла, плати штраф! – выпалил Тимошка и придвинулся. Груша поджала губки и тут же, резко дернувшись вперед, попыталась протиснуться между парнями. Но Егорка мгновенно среагировал и схватил девочку за плечи.

– Ишь ты, хитрюга! Не убежишь! Штрафной поцелуй! – затараторил, гадко ухмыляясь, Егорка.

– Пусти, сказала! – возмутилась девочка, пытаясь отбиться от Егора, который не отпускал. – Не буду я его целовать! – добавила она твердо и, склонив голову, проворно укусила Егорку за руку. Парень невольно отпустил ее, и Груша вновь попыталась вырваться из стойла. Но Тимошка раскинул в стороны руки, закрыв проход, и зло заметил:

– Ты, Грушка, думаешь, раз тебя барыня в шелка одела, так ты и другая стала? Не такая, как мы? Ты такая же крепостная! И нечего нос задирать! Держи ее, Егорка!

Подчиняясь команде Тимофея, Егор схватил руки Грушеньки сзади, не давая ей вырваться. Тимошка приблизился, и Груша с угрозой громко выпалила:

– Я сейчас закричу! А еще Марье Кирилловне все расскажу!

Груша пыталась, что было мочи вырваться из цепких рук Егорки. А Тимофей, который был уже в шаге от девочки, ехидно произнес:

– Как в салки с нами играть, так горазда! А как штраф платить, так в кусты?

Тимошка грубо схватил девочку за подбородок и склонился к ней. Груша резко отвернула головку вбок, и наглые слюнявые губы парня притиснулись к ее щечке, а не к губам, куда целился Тимофей.

– Что здесь?! – раздался позади них громкий недовольный голос. Тимошка испуганно обернулся, вмиг убрав ладонь с личика девочки. В стойло вошел высокий широкоплечий молодой человек лет двадцати трех с плеткой в руке, одетый в темный сюртук приказчика, черные штаны и короткие сапоги. Взор молодого человека прошелся по мальчишкам и девочке, и он грозно приказал: – Немедля отпусти ее!

Егорка стремительно разжал руки, и Грушенька отскочила от парня на несколько шагов, с благодарностью глядя на молодого человека.

– Мы токмо играли, – попытался пролепетать Егорка.

– Вы это что удумали, паршивцы? – процедил тихо молодой человек, с угрозой глядя на обоих парней, которые сразу же под жестким потемневшим от негодования взором опустили глаза в пол. – Совсем, что ли, стыд потеряли?

– Мы ничего такого не делали, Андрей Прохорович, – промямлил Тимошка, исподлобья глядя на молодого человека.

– Как же не делали! – возмутился Андрей. – Смотрите у меня! Еще раз увижу вас рядом с Грушей, розгами высеку, да так что месяц сесть не сможете! – добавил он грозно и уже холодно добавил: – Вам еще час назад было велено сено коням накидать, что, уже все сделано?

– Мы почти закончили, Андрей Прохорович, – начал оправдываться Егорка.

– Так немедля все закончить! Я через четверть часа сам проверю. Пошли прочь! – приказал Андрей.

Парни выскочили из стойла, словно ужаленные. Молодой человек проводил их тяжелым взглядом и затем обернулся к девочке, которая пристально смотрела на него.

– Благодарствую, Андрей Прохорович, – произнесла Грушенька и улыбнулась молодому человеку.

Андрей приблизился к ней и увидел на ее лбу красное пятно.

– Ты ударилась никак? – спросил он заботливо.

– Это Егорка мне щелбан поставил, – объяснила она.

Осторожно взяв девочку за подбородок сильными пальцами, Андрей приподнял ее тонкое нежное личико чуть выше, пытаясь разглядеть лоб. Груша же не отрывала от него своего яркого взора, в котором отражались тепло и благодарность. В этот миг молодой человек показался девочке таким сильным и мужественным, что она засмотрелась в его чистые голубые глаза.

Грушенька, которой уже исполнилось двенадцать лет, хотя и была рождена крепостной, но воспитывалась в барском доме и считалась наперсницей и компаньонкой маленькой княжны Татьяны Урусовой. Еще в младенчестве княгиня Мария Кирилловна взяла осиротевшую Грушу к себе в дом, и с тех пор девочка жила в семье князей, словно воспитанница. Как и княжну Татьяну, Грушу одевали в красивые платья, обычные для дворянок, обучали разным наукам и языкам, позволяли обедать за барским столом. А также девочка имела собственную спальню в большом дворце Урусовых.

Андрей Прохорович всего полгода назад поступил на службу управляющим в имение князей. Елагин родился в семье обедневших дворян и был вынужден зарабатывать на существование своим трудом. Он служил в армии, получая довольно приличное жалование офицера. Однако год назад, во время службы на Кавказе, молодой человек получил тяжелое ранение ноги и был вынужден уйти в отставку. Вернувшись в Петербург, еще не совсем оправившись от ранения и сильно прихрамывая на больную ногу, Елагин остался на скудной военной пенсии, практически без средств к существованию. На его руках была старая матушка и несовершеннолетий брат. Остро нуждаясь в деньгах, Андрей был вынужден устроиться на службу управляющим в имение князей Урусовых.

Волевое, суровое лицо Елагина, широкоплечая, высокая, подтянутая фигура с военной выправкой в сочетании с еле заметной хромотой непроизвольно притягивали взгляд еще юной Груши. В душе девочки постоянно рождались фантазии о военных подвигах Андрея, когда он воевал с дикими горцами на юге. И эти мысли вызвали в ней невольное восхищение молодым человеком. Весь облик Елагина казался Груше таинственным и невероятно притягательным.

Уже через мгновение ласковый голубой взор Елагина утонул в прелестных глазах девочки необычного фиолетового оттенка, и молодой человек ощутил, как его сердце отчего-то глухо застучало. Он судорожно сглотнул комок в горле и тихо произнес:

– Тебе, Грушенька, приложить что-нибудь холодное надо, чтобы синяка не было, – и тут, как будто опомнившись, Елагин убрал руку с ее подбородка, и она понятливо кивнула. – И вообще, отчего ты играешь здесь? – спросил он ласково и строго, внимательно глядя на Грушу, которая едва доставала до его плеча макушкой. – Шла бы ты в сад или на дворцовую веранду. Поди, Марья Кирилловна потеряла тебя…

– Я сейчас пойду, Андрей Прохорович, – кивнула она и, улыбнувшись ему, добавила: – Еще раз благодарю вас.

Умело приподняв подол своего голубого атласного платья, Грушенька, легко подпрыгивая, устремилась к выходу из стойла. Уже через миг она скрылась с глаз молодого человека. Андрей, стремительно обернувшись ей вслед, проводил долгим взглядом светловолосую девочку и лишь через минуту тряхнул головой и прошептал:

– Что за легкая стрекоза…