Возможность избавиться от стереотипов, то есть выйти за рамки мышления, созданные «системой» – позволяет вести осознаний образ жизни, будить себя, отдавать отчет происходящему, принимать решения не посредством шаблонного мышления, а на основе гармонии сознания и подсознания (разума и души), научиться слушать свое сердце.

1

«Я родился в марте 1968 года, в небольшом сибирском городе Ангарск, не далеко от озера Байкал, в семье двух студентов – будущих энергетиков…» В дверь постучали:

– Да, заходи.

– Твой кофе… Что-нибудь еще? – В иврите нет обращения на «вы», и мне это понравилось с первых дней моего приезда в Израиль.

– Сигаль, пожалуйста, переведи себе мои звонки и записывай сообщения.

– Ты что, опять на валютной бирже?

– Нет, – я ухмыльнулся. – Не думаю, что когда-нибудь вернусь в этот мир экстрима и адреналина… Вот решил, наконец-то, начать свои мемуары.

  Секретарша нашей фирмы – молодая, симпатичная, амбициозная, она является пример большинства израильских женщин, доказывающих свое равенство в правах с мужчинами. Так как Израиль был заселен, на половину, выходцами из мусульманских стран, закон о домогательствах к женщинам очень строгий и касается не только действий, но и словесного обращения. У меня с Сигаль чисто дружеские отношения.

2

В Израиле мне не раз довелось испытать эту тонкую грань между дружбой и романтическими отношениями с женщинами. Одним из ярких примеров, был случай, когда я работал в небольшой инженерной фирме – «Азулай андасат хашмаль», в

2003, после десяти лет моего проживания в Израиле. Ави Азулай – владелец фирмы, которая занималась расчетам электрических проектов и включала в себя кроме хозяина, главного инженера фирмы, еще троих работников: программиста – молодого парня, которого взяли под конкретный проект, связанный с контроллерами (контроллер – современный, программируемый элемент в электрической системе, заменивший большие релейные шкафы управления); секретарши – примерно моего возраста, а мне тогда было 35, которая освоила Автокад (Автокад – программа для набора электрических схем); и инженера, вашего покорного слуги, закончившего одесский политехнический университет в 1993.

К тому времени я уже обладал хорошим разговорным ивритом, таким, что «местные» израильтяне, родившиеся в Израиле и получившие прозвище «цабар» – что значит кактус – не могли уловить мой русский акцент и считали меня выходцем из Аргентины или Румынии. У меня никогда не было склонности к изучению языков, но я был уверен, что в Израиле смогу освоить этот непростой язык, без гласных и с письмом справа налево, методом погружения: телевизор, газеты, работа. Начав работать, я понял, что для должности инженера этого недостаточно. И только благодаря женитьбе на «местной», я, сэкономив уйму времени и сил, освоил иврит. Сейчас это звучит как женитьба по расчёту, но это не так, мой дорогой читатель – стереотипная оценка.

Мой брак в Израиле был вторым – первым был еще в «совке», как у многих, после армии и на первой школьной любви, которая не имела никакого отношения к еврейству и наотрез отказалась ехать со мной в Израиль «убирать за евреями», как говорила ее мама – явная не сионистка. Это сейчас, умудренный жизненным опытом и научившись вести осознанный образ жизни, я так легко рассуждаю. Тогда, я больше слушал свой разум, и ничто не могло меня удержать: ни первая любовь, ни родина и даже мой сын, которому было два года, от логичного решения оставить бывший «совок» – в лихие девяностые.

Незадолго до работы у Ави я получил инженерный допуск, пройдя не простое собеседование на комиссии от министерства труда. Приглашение на эту комиссию, я получил после четырех допусков электрика, каждый из которых требовал два года работы по специальности – похожие требования в Израиле есть только у врачей и связано это с ответственностью за жизни

людей. После первых собеседований в солидных фирмах, я понял, что на должность инженера не каждый может оценить твои знания, поэтому смотрят на опыт и рекомендательные

письма.

И вот я в этой маленькой фирме, с такой же маленькой зарплатой (для сравнения, на предыдущей работе, будучи электриком высокой квалификации, я получал в два раза больше – 10,000 шекелей), сижу за столом в маленькой комнате, разделенной небольшими перегородками для трех человек. Ави сидел в такой же комнате с большим Т-образным столом и кожаным креслом. Между нами находился длинный коридор, из которого еще можно было попасть в комнату–архив, туалет и не большую кухню.

По природе своей я максималист и – на тот момент – еще страдал от перфекционизма. Чётко осознав цель и период (не больше года) моего нахождения в этой фирме, я серьезно взялся за работу. У Ави не заняло много времени, объяснить мне то, чем я буду заниматься – не больше часа. Он был приятно удивлен тому, что я не мешал ему расспросами и лишь в конце сказал, что заранее извиняюсь, если первое время буду беспокоить его более конкретными вопросами, связанными со стандартизацией. Израиль молодое государство – в том году праздновали 60-летие, и своих стандартов в обозначении электрических схем не было, пользовались европейскими или американскими, в зависимости от оборудования, поставляемого для конкретного проекта. Этот проект был большой и, для упрощения, был разбит на несколько тендеров. Речь шла о модернизации Ашдодского порта, и наша часть в этом мега проекте, заключалась в подготовке электрических схем для новой системы управления – для контроллеров. То, чем должен был заниматься я, звучало не сложно – карандашом, на старых схемах, зачеркивать старые элементы (таймеры, реле, датчики и т. д.), а на их месте рисовать «инпуты» и «аутпуты», инструменты получения информации и выдача приказов контроллером. После исправления лист схемы отправлялся к Дани, который, добавляя адреса каждому «инпуту»/ «аутпуту», передавал его Орит для печати. Довольно быстро процесс работы наладился и постепенно стал превращаться в однообразную рутину, прерываемую вопросами Орит ко мне, связанными в основном со спецификой составления схем. Дани

продолжал плести паутину компьютерной программы и

вправлять мозги в контроллеры, которые в свою очередь, будучи распределенными по территории порта, будут скидывать всю информацию в главный компьютер, а оттуда на большой экран – в виде красивой аппликации. Моя часть работы

занимала меньше времени, чем у остальных и Ави стал подключать меня к его работе, связанной с законченными проектами и требующих консультацию по вопросам эксплуатации. Большинство вопросов решались по телефону, но были дни, когда Ави находился на объектах. В эти дни общение между работниками нашей фирмы принимало более яркий характер, точнее общение мое с Орит. Дани предпочитал общение в интернете с себе-подобными, но он всегда был в курсе нашей беседы и когда возникал спорный вопрос, не переспрашивая, о чем идёт речь, выдавал свое мнение.

С первого дня моей работы я обратил внимание на скромный вид и кротость в общении Орит, столь нехарактерно секретарше – опять же стереотип. У нее была слегка заметная восточная внешность. Большие, карие глаза, обрамленные густыми бровями, не знавшими пинцета и, в то же время, имевшими абсолютные формы. Слегка вьющийся черный волос с полугодичной стрижкой под каре – сейчас касался плеч, а челки, по длине, хватало бы собрать ее заколкой на макушке, что она и делала во время работы. Цвет кожи – идеальный загар. Орит была не высокого роста, но правильные пропорции не позволяли заметить этого. И лишь находясь в непосредственной близости с ней, что довольно часто происходило в этом маленьком офисе, было заметно, что при моих – метр восемьдесят, Орит была ниже моего плеча. Она носила прямого покроя платья длиною до колен, скрывающие ее фигуру. Но стоило ей сесть, как ее ровная осанка сразу выдавала узкую талию и широкие бедра. Я сидел справа от нее, под углом в девяносто градусов. Между нами находилась входная дверь и коридор, ведущий в кабинет Ави. Слева от Орит, под девяносто градусов, у окна, сидел Дани. Все мы сидели спиной к центру комнаты. И каждый раз, обращаясь к Орит, я поворачивался и мог, без стеснения, разглядывать ее, контролируя кабинет Ави и спину Дани.

Согласен, что мое описание звучит немного странно для, в то время, женатого мужчины. И за четыре года, моего второго

брака, я не потерял ни капли той влюбленности, которая

случается в начальный период знакомства. Дело в том, что после вторых родов у моей любимой жены пропало желание к сексу. Врачи назвали это – послеродовой депрессией. Периодически, я приставал к Тами, в надежде растопить этот лед, но все было тщетно, а на осторожное предложение

воспользоваться услугами психолога – она обижалась.

Мы с Орит, довольно быстро, стали друзьями. В ответ на мои рассказы о себе, она постепенно раскрепощалась и постепенно стала посвящать меня не только в биографические данные, но и в личные взгляды на жизнь. Орит была «местной», а ее родители приехали в Израиль – отец из Марокко, мать из Ирака. Она росла в многодетной семье, где царил патриархат. Довольно рано, по израильским меркам, вышла замуж и у нее тоже двое детей. Муж – фермер, любил свою работу и был очень занятым человеком. За полгода моей работы в этой фирме я узнал о ней все. Единственное, чего я не мог понять, это ее отношение ко мне. Я явно привлекал её, но в каком статусе – как хороший собеседник с абсолютно другим менталитетом или как мужчина. В себе я был уверен, что вижу в ней друга, хорошего коллегу по работе. Мне нравилось наблюдать за ней, за ее странной логикой, за реакцией на мое мнение. Дома я рассказывал любимой, красавице жене о моих отношениях с Орит и получил полную поддержку и одобрение. Я думал, что избавился от стереотипа – невозможности дружеских, платонических отношений между мужчиной и женщиной.

Природа брала свое, и моя неудовлетворённость в личной жизни компенсировалась повышенной работоспособностью. В Одессе жил мой лучший друг, с которым мы были вместе с детства: жили по соседству, учились в одной школе, занимались спортом и вместе поступили в институт. Мы даже начинали общий бизнес, но лихие 90-е не дали осуществиться нашим планам. Изредка мы общались по телефону – делились новостями, обменивались планами и советами. Я рассказывал о новых технологиях, с которыми сталкивался в процессе работы в Израиле, он – об успешном развитии его бизнеса и трудностях из-за не стабильной экономики на Украине. Мы не виделись больше десяти лет, и вот появляется такая возможность. Дело в том, что контроллеры, сделавшие переворот в мировой автоматизации, появлялись на постсоветском пространстве

вместе с конкретным иностранным оборудованием. Мне же пришлось столкнуться с ними с первых дней моей работы в Израиле. Первые контроллеры попали в Израиль в конце 80-х и к середине 90-х уже управляли не только новыми проектами, но и стали причиной реконструкции старых. Одна из фирм, контроллеры которой мы использовали в реконструкции Ашдодского порта, была уже израильской.

«Мегатроникс» быстро завоевал мировую популярность, упростив базу данных. Для эксплуатации этих контроллеров не требовались программисты – база данных находилась в обычном «Windows»-е. Электрические схемы, на базе этого контроллера, можно было собирать и менять, как детский пазил – то время, как американские и европейские фирмы усложняли язык общения со своей продукцией, боясь конкуренции и делая заказчиков зависимыми от них. В процессе работы над проектом мне приходилось общаться по телефону с начальником технической поддержки «Мегатроникс», но после очередного звонка в Одессу, я договорился с ним о встрече.

Уди оказался очень приятным собеседником, знающим четыре языка. Быстро решив технические вопросы, связанные с израильским проектом, я перешел к украинской теме и был приятно удивлен. Оказалось, что фирма «Мегатроникс», имевшая представительства в пятнадцати странах мира, из бывшего «совка» – находился только в Москве. Уди пояснил, что в Украине не с кем разговаривать и все вопросы решаются размерами взятки. После моего рассказа о фирме друга и о его связях в Одессе, Уди познакомил меня с представителем рынка сбыта. По возвращению в свою фирму я поделился с Ави перспективой получить право представителя «Мегатроникс» в Украине. Моей радости не было придела, когда мой шеф решил отправить меня на неделю в Одессу, с оплатой расходов на дорогу и проживания.

После первой поездки мой статус в нашей маленькой фирме начал меняться – я общался с Ави как с компаньоном. Орит успешно справлялась с моими указаниями по израильскому проекту и искренне радовалась моим успехам в Украине. Но после второй, более длительной, командировки, из которой я вернулся с заказом, по предварительной оценке, в пять миллионов долларов, наша дружба превратилась в деловые отношения. Я по-прежнему обращался к ней Оритушь (с

уменьшительно-ласкательным окончанием), но все обращения были по работе. У меня совершенно не было времени. Орит явно не устраивал такой статус. Она стала привлекать мое внимание вопросами, которые раньше решала сама. Были случаи – во время моих визитов в «Мегатроникс», когда работа останавливалась из-за пустяка. Орит явно капризничала и вела себя как маленькая девочка, выпячивая губы и раздувая щеки. Я старался не проявлять своего недовольства и терпеливо разъяснял ей простые вещи, оставаясь иногда допоздна. Тогда она пустила в ход тяжелую артиллерию – короткие юбки и приталенные платья, явно взяв их из моих рассказов о студенческой жизни и первом браке. Это сработало, и наша дружба вместе с платоническими отношениями куда-то исчезла. Я еле сдерживался от желания «случайно» прикоснуться к ее бедрам, когда она, склонившись над схемой у моего стола, стояла грациозно прогнувшись. Сейчас я понимаю, что нужно было поговорить с ней. Но тогда, находясь в эйфории происходящих событий, я сделал ошибку и произошло не поправимое. В тот день Ави не было в офисе, и Орит расположилась в его кабинете. Вопросы она задавала по интеркому, и я не мешал ей своими телефонными разговорами. Время приближалось к обеденному перерыву, когда я услышал: «Зайди ко мне». Ее голос и интонация, были такой удачной пародией на Ави, что Дани ухмыльнулся в голос. Он проводил меня взглядом, расплывшись в улыбке, и знаком «удачи», сомкнув большой и указательный палец в окружность. Орит встретила меня кокетливым взглядом, на её щеках играл легкий румянец.

– Вот, я закончила. – Орит придвинула ко мне тяжелую папку.

– Спасибо, Оритушь, с меня шоколадка. – Я собирался поднять папку, когда увидел, танцующий, указательный палец на ее щеке.

– И шоколадку тоже, – протянула Орит и повернулась ко мне щекой. В Израиле принято, между друзьями, во время приветствия, касаться друг друга щекой, изображая губами поцелуй. Но в нашем случае такое не практиковалось, и даже в день ее рождения – я поцеловал ей руку. Все произошло спонтанно. Я склонился к ней и, неожиданно для себя, повернув ее подбородок, уперся в губы. Она резко отпрянула от меня, сильно оттолкнувшись руками от стола. Кресло на колёсиках

откатило ее далеко к окну. Орит вскочила, как будто ее ударило током.

– Спасите! Дани! – услышал я, как сквозь сон…

3

«Мне было шесть лет, а моей сестре два года, когда мои родители получили направление в Молдавию – в рамках подъема сельскохозяйственной промышленности. Я не оговорился, как раз в этот период было создано новое министерство – «сельскохозяйственного машиностроения для

животноводства и кормопроизводства». По рассказам родителей, оно было создано специально для очередного родственника Брежнева, который его и возглавил. Так, по воле судьбы и благодаря «системе», я сменил суровый сибирский климат на райский уголок в Молдавии и переместился с восточной границы с Китаем, через весь Советский Союз, к западной границе с южной Европой.

Это был маленький городок с забавным названием – Сороки и с населением около сорока тысяч, половину которого составляли русскоязычные. Вторая половина состояла из молдаван, цыган и евреев. Город располагался в низине одну из самых больших рек Европы – Днестр, берущей начало в Карпатах и впадающей в Черное море. В Сороках было четыре школы – одна молдавская, две русских и одна смешанная восьмилетка, которую я закончил одновременно с «художкой».

Моя школа находилась на горе, у окраины города, где был построен завод, на который и были направлены мои родители. Смешанной, школа называлась потому, что на одном уровне в начальных классах было два молдавских, один русский и один цыганский класс. После четырех лет обучения в цыганском классе оставалось меньше половины учеников, так как родители уезжали на заработки, в которых участвовали и дети, научившиеся считать и писать. Оставшиеся дети распределялись в двух молдавских классах и к выпускному – восьмому, составляли пару человек. Аттестат зрелости получали цыганские дети из богатых семей, либо очень одаренные. Дело в том, что в Сороках жил один из цыганских баронов со своей свитой – их образ жизни был похож на феодальный. Цыгане

были верующими, они регулярно посещали церковь, которая находилась напротив школы и была в отличном состоянии, благодаря их пожертвованиям. Так же, не далеко от школы находилась тюрьма строгого режима и о местном нагорном населении ходила шутка, мол, замкнутый цикл – детский сад, школа, тюрьма и кладбище при церкви. Ну а если серьезно, то, благодаря великолепному преподавательскому составу, я получил шикарное начальное образование, которое продолжил в русской десятилетке, уже в центре города.