он спускался по тонкому тросу в темный колодец, держа в руке фонарь, – спускался во тьму, в которую до сих пор боялся заглянуть. Колодцем было его прошлое, и чем глубже он погружался в него, тем страшнее ему становилось. Он брал с поверхности души чувства, которые не давали ему покоя, препарировал их при помощи слов – вновь описывал ссоры родителей, потерю отца, одиночество матери, – и смотрел на их жизнь совсем другими глазами. Теперь он не осуждал родителей, потому что знал: судьба матери и отца сложилась трагически как по их собственной вине, так и по вине других людей, которые доносили, арестовывали, считали, что вправе распоряжаться чужими судьбами. Он уверял себя, что, разобравшись в своей личной истории, поймет, почему эта страна оказалась на грани исторической катастрофы. И для этого надо было бодрствовать, пока у него было время. Он открыл для себя животворящую силу литературы и был счастлив, а затем пришло время отъезда в Германию. И он уехал. Уехал, чтобы окончательно покончить со старым Манвелом.