– О tempora! О mores![76] Все мы уже не так молоды, как были когда-то. Но я выгляжу не очень старым. Откровенно говоря, я считаю, что нужно быть совершенно здоровым для того, чтобы сохранить работоспособность. Если бы ты знал, что мне приходится выносить. Они посадили меня на диету. И у меня есть массажист – здоровенный швед, который буквально вколачивает в меня страх Божий… Боюсь, – сказал он с внезапным искренним беспокойством, – что ты-то совсем не заботился о себе.
– Я чувствую себя рядом с тобой настоящей старой развалиной, и это истинная правда. Но сердцем я молод… Во всяком случае, стараюсь быть. И я еще годен кое на что. Я… Я надеюсь, ты не очень недоволен моей работой в Байтане?
– Мой дорогой отец, твои усилия были поистине героическими. Конечно, мы несколько разочарованы цифрами… Монсеньор Слит мне только вчера показал… – Голос звучал вполне благосклонно. – За все тридцать шесть лет твоего пребывания там у тебя меньше обращенных, чем у отца Лоулера за пять лет. Не подумай, пожалуйста, что я тебя упрекаю – это было бы слишком жестоко. Как-нибудь на досуге мы поговорим об этом обстоятельно. А пока… – начал он, и его глаза задержались на часах. – Можем ли мы что-нибудь сделать для тебя?