Где-то, за пределами доступного моему уму и того, что я мог бы высказать по этому поводу, существует какая-то необъяснимая и неотвратимая сила, устроившая этот союз между нами. Мы искали друг друга прежде, чем свиделись, и отзывы, которые мы слышали один о другом, вызывали в нас взаимное влечение большей силы, чем это можно было бы объяснить из содержания самих отзывов. Полагаю, что таково было веление неба. Самые имена наши сливались в объятиях. И уже при первой встрече, которая произошла случайно на большом празднестве, в многолюдном городском обществе, мы почувствовали себя настолько очарованными друг другом, настолько знакомыми, настолько связанными между собой, что никогда с той поры не было для нас ничего ближе, чем он – мне, а я – ему (I. 28. 176).
Монтень и Ла Боэси были предназначены друг другу еще до встречи. Конечно, Монтень идеализирует их дружбу. Позднее, явно вспоминая о Ла Боэси, он даст понять, что, возможно, и не написал бы свою книгу, если бы у него оставался друг, с которым он мог бы переписываться (I. 40. 229–230). Мы обязаны появлением Опытов Ла Боэси – причем как его присутствию, так и его отсутствию.