Дорогой для меня памяти Афонсу Бутельу, Антониу Диаша Магальяйнша, Давида Моурана Феррейры, Жозе Аугушту Сеабры, Лимы де Фрейташа, Мигела Реале, Наталии Куррейа, Натерсии Фрейре

* * *

© António Braz Teixeira e QuidNovi Reservados todos os direitos para esta edição, 2006

© Издательский Дом «Русская Философия», 2021

© Ольга Александровна Овчаренко, перевод, 2021

* * *

В книге Антониу Бража Тейшейры несколько раз меняется нумерация сносок, так что практически невозможно ее упорядочить. Было решено оставить ее как черту оригинального стиля автора, который, по-видимому, компоновал свой фундаментальный труд из ряда статей и сохранил их оригинальное оформление.

Введение

То, что саудаде – это чувство, – утверждение, конечно, не вызывающее существенных возражений. То, что оно может быть предметом или темой философской рефлексии, тоже, кажется, не вызывает сомнений или возражений. Но то, что саудаде может представлять собой нечто оригинальное и радикальное, наделенное онтологической плотностью или существенностью, так чтобы на этом можно было основать философскую систему или найти ответы на основные метафизические вопросы, ибо оно объемлет или включает в себя проблематику не только антропологическую, но также и космологическую и теологическую – начиная с проблем зла и свободы и кончая проблемой реальности времени, своего и чужого, – это уже тезис, который многим покажется бездоказательным в плане философского смысла и причины, несмотря на важность, которую современное мышление приписывает рефлексии о таких чувствах, как тревога, отчаяние, надежда или трагическое мироощущение, и придает им онтологическое измерение, отталкиваясь от них в исследованиях, целью которых является онтология или фундаментальная метафизика.

Для португальцев и галисийцев, которые всегда находили в чувстве саудаде основной мотив своей лирики и которые с XV века открыли в нем проблематичное и вопрошающее измерение, почувствовав в саудаде память о происхождении и другом смысле времени, равно как гарантию высшего единства человека и природы и конечного искупления любовью, будет нетрудно признать, что так же, как разумный дискурс непрерывно базируется на научном, эстетическом, этическом и религиозном опыте, так и чувство саудаде дополняется мышлением о саудаде.

Отсюда следует, что на иберийском крае земли веками существует умозрительное течение, которое законно можно назвать «философией саудаде» и которое в наше время достигло своей высшей точки и проявило свои наиболее серьезные и богатые философские возможности.

Этот очерк должен стать первым введением, одновременно историческим и проблемным, в философское течение, которое развивали и углубляли португальцы и галисийцы. Будут рассмотрены моменты и циклы, через которые прошло вплоть до наших дней выражение чувства саудаде или соответствующего мышления и течения, и персоналии, которые возможно выделить внутри философии саудаде, так же как и ряд метафизических вопросов и проблем, на которые она пыталась ответить или же которые она сама и вызвала к жизни^[1].

Циклы саудаде

В истории выражения чувства саудаде и философской рефлексии о саудаде можно выделить семь циклов или периодов.

Получается, что за начальной фазой, где саудаде проявляется исключительно в поэтической форме, выражаясь в галисийско-португальских сборниках поэзии, в которых появился первый великий миф или первая проникнутая чувством саудаде легенда об Инеш де Каштру, следует вторая фаза, где оно впервые становится предметом философской рефлексии. Эта вторая фаза соответствует анализу чувства саудаде, проведенному королем Доном Дуарте в XXV главе Верного советника. Здесь сделана попытка уловить феноменологию этого чувства, отделить его от других аналогичных чувств, таких как отвращение, подавленность, недовольство и скука, и сформулировать моральное суждение о нем, и все это основываясь на этике верности, господствующей в философской рефлексии автора.

Третий цикл саудаде отмечен максимальной силой его поэтического выражения в творчестве Бернардина Рибейру, Антониу Феррейры, Камоэнса и брата Агуштиньу да Кружа. Бернардин в Истории молодой девушки, создавая португальский роман или новеллу, помещает его под эгиду саудаде и любви, Антониу Феррейра в Каштру создает первую трагедию саудаде, придавая высшее драматическое выражение мифу об Инеш, Камоэнс придает этому чувству космическое и трансцендентальное измерение, выходя, благодаря ему, за пределы платонизма, а брат Агуштиньу да Круж воспевает «божественное саудаде» у священных гор Аррабиды, соединяя во францисканском любовном объятии множество созданий в воспоминании первоначального единства и в надежде всеобщего единения на лоне Бога.

Глубокое метафизическое и космическое чувство саудаде, которое так возвышенно выразила поэзия XVI века, станет предметом рефлективного исследования в следующем веке, в котором возник и укоренился второй миф или легенда о саудаде – себаштианизм, или идея-мечта о V империи.

Если Дуарте Нунеш де Леан в кратком анализе слова-чувства, возвращаясь к опыту Дона Дуарте, находит в нем два основных и неделимых элемента, определяя саудаде как «воспоминание о чем-то с желанием его», то Дон Франсишку Мануэл де Мелу в адекватном метафизическом ответе на поэзию Камоэнса и брата Агуштиньу да Кружа впервые придает саудаде настоящий философский смысл и измерение, провозглашая в небесном озарении его сложную антропологическую, космическую и божественную проблематику, в то время как Антониу Виейра, Бандарра и Дон Жуан де Каштру придают форму его обращенному к будущему и пророческому измерению, ища рациональное оправдание видению V империи и мифу о Доне Себаштиане, тесно с ним связанному.

Затем, в течение полутора веков, когда просветительский разум преобладал на нашем духовном горизонте, саудаде пребывало как бы в состоянии затмения, чтобы в начале 1800-х гг. снова вернуться в центр поэтического выражения. Романтизм, несмотря на то что он начался с обращения к саудаде как сложному и амбивалентному чувству «горечи несчастных / Сладкой раны сурового шипа… Боли, доставляющей удовольствия» и разместился в тени своего самого гениального певца в Камоэнсе и Брате Луише де Соузе, а затем создал вторую великую трагедию саудосизма и себаштианизма, не смог перейти от чувства к мышлению и исследовать его метафизическое значение.

Таким образом, если через Гарретта, Суареша душ Пассуша, Антониу Нобре, Розалии де Кастро или Суареша душ Рейша саудаде достигло некоторых примеров своего наиболее прекрасного поэтического и пластического выражения, то только в следующем поколении ему было суждено обрести соответствующий умозрительный эквивалент и соответствующую динамику философского, поэтического и культурного движения.

Действительно, шестой цикл саудаде, который охватывает собой период с 1910 по 1925 гг., в то же время совпадает с рождением поэтического направления саудосизма, чьим неоспоримым главой был Тейшейра де Пашкуайш, включает в себя такие фигуры, как Жайме Куртезан, Антониу Куррейя де Уливейра, Афонсу Дуарте, Мариу Бейран и Афонсу Лопеш Виейра. В это время появляется главный драматург саудаде и его узловых мифов Антониу Патрисиу. Этот цикл отмечен самыми высокими, сложными и глубокими метафизическими интерпретациями саудаде в теории поэтического, философского и религиозного саудосизма Тейшейры де Пашкуайша и в креационистском мышлении Леонарду Куимбры.

Кроме того, именно Пашкуайш является непосредственным вдохновителем того цикла, в котором мы находимся сейчас, начавшемся в середине прошлого века, и в котором к рефлексии португальских мыслителей (Жуакина де Карвалью, Силвиу Лимы, Антониу де Магальяйнша, Афонсу Бутельу, Жуана Феррейры, Кунья Леана, Жозе Мариньу, Делфина Сантуша, Алвару Рибейру, Далилы Перейра да Кошта, Антониу Телму, Пиняранды Гомеша) присоединилась умозрительная деятельность примечательной группы галисийских философов (Рамона Отеро Педрайо, Рамона Пинейро, Даниэля Кортесона, Доминго Гарсии Сабелла, Рофа Карбальо, Мануэла Видана, Луиса Тобио, Андреса Торреса Кейруги). Те и другие оказались снова едины в поисках смысла общего истока своих чувств и духовности двух народов, надолго разлученных тайными путями истории.

Течения и представители философии саудаде

Размышления об историческом развитии философии саудаде с ее прерывистостью показывают нам две фундаментальные линии, начатые соответственно Доном Дуарте и Доном Франсишку Мануэлом де Мелу, выраженные с разной наглядностью в зависимости от эпох и обстоятельств, хотя вторая линия представлена более значимо.

Первая из этих линий сосредоточивается на психологическом плане, исследуя феноменологию чувства саудаде и составные части сознания, исполненного этого чувства, стремясь определить оригинальность или португальскую или лузо-галисийскую специфику саудаде и наметить то, что его отличает от аналогичных или близких чувств, таких как германский Senhstuck, румынский Dor, каталонский anyo-ranza, галисийская morrina, а также ностальгия, надежда, тоска или печаль.

Со своей стороны, вторая линия, не игнорируя психологический корень саудаде и чувства тоски, стремится исследовать его в мифологическом или онтологическом плане, следуя тремя разными, но взаимодополняющими и пересекающимися путями. Так, некоторые галисийские мыслители, особенно Рамон Пинейро, вдохновляясь философией экзистенциализма, стремятся доказать, что на саудаде основывается антропология или теория сущности человека, являющаяся базой онтологии.

Вторая группа мыслителей, в которой выделяются Тейшейра де Пашкуайш и Даниэль Кортезон, включает саудаде в более широкое и поглощающее космическое видение, явно склонное к пантеизму, постулирующее основное единство Существа и поэтому отказывающееся от свойственного Пинейро понимания саудаде как чувства без его объекта или чувства онтологического одиночества человека, в той мере, в какой это подразумевает онтологическое расщепление или двойственность.

Наконец, третье течение, которое можно различить или выделить в саудосизме метафизического плана, представлено такими мыслителями, как Дон Франсишку Мануэл, Леонарду Куимбра, Антониу де Магальяйнш, Жозе Мариньу, Афонсу Бутельу, Торрес Кейруга, Далила Перейра да Кошта или Пиняранда Гомеш, которые, придя к этому не всегда совпадающими путями и в прямой или опосредованной ссылке на иудео-христианскую традицию, склоняются к теологической интерпретации саудаде или «божественного саудаде», о котором говорил брат Агуштиньу да Круж, к реальному или символическому «возвращению в Рай» («Саудаде – это воспоминание о Родине с желанием к ней вернуться» – Леонарду Куимбра), когда время уничтожается или трансформируется; но бессмертие не означает потери личной индивидуальности.

Философская проблематика саудаде

Если мы захотим предпринять экскурс в историческую перспективу и попытаемся сформулировать философскую проблематику, связанную с саудаде, мы должны будем выделить в ней две большие группы проблем: те, что относятся к его феноменологии и тому, как она проявляется в сознании, проникнутом саудаде; и те, что относятся к его онтолого-метафизическому смыслу.

Первый узел вопросов, над которыми первым задумался и на которые попытался ответить Дон Дуарте в своем тонком анализе чувства саудаде, стал в новое время предметом систематических размышлений Жуакина де Карвалью и Силвиу Лимы в дискуссии, не всегда приводящей к ответу, но открывающей перспективы прояснения и ведущей нас к углублению и разъяснению вопроса.

Таким образом, в перспективе, концентрирующейся вокруг анализа сознания, проникнутого саудаде, надо начать с ответа на следующие вопросы: как сопрягаются в саудаде память и желание? Какова связь, если она есть, между саудаде и воспоминанием Платона, к которому апеллировали такие мыслители, как Дон Франсишку Мануэл де Мелу, и которому, кажется, и Тейшейра де Пашкуайш придавал решающее значение? Они идентичны и аналогичны, как считал Антониу Рибейру, или же, наоборот, речь идет о различных сущностях, как полагали Жуакин де Карвалью и Антониу де Магальяйнш? Первый заметил, что воспоминание ставит нас перед миром безличным, миром объективных идей и форм, которым безразлично, знаем ли и чувствуем мы их или нет. Таким образом они имеют универсальную ценность, в то время как предметы саудаде являются чем-то личным и живым, реальным и не в полную меру концептуальным или когнитивным, всегда подразумевающим воспроизведение какой-то потерянной вещи или ситуации, или какого-то исчезнувшего или отсутствующего человека. Второй заметил, что саудаде, которое спонтанно переживает духовное существо, – это чувство неопределенное и недифференцированное, которое не может пониматься и выражаться как универсальное воспоминание о полноте.

Если мы сейчас зададим себе вопрос о составных частях сознания, проникнутого саудаде, то задумаемся, как говорил Жуакин де Карвалью, ограничиваются ли они субъективным существом или личным «я», данными существами или ситуациями, рассматриваемыми как реальные, и коррелятом личного «я» с такими существами или ситуациями, ограничиваясь, таким образом, конфронтацией между нынешним восприятием и обращением к ретроспективе, или наоборот, как полагал Силвиу Лима, саудаде подразумевает временную двухмерность, – потому что оно есть жизненное отношение дезадаптации к настоящему и одновременно явное обращение к прошлому, ибо намеренное обращение к предмету и возвращение к прошлому представляет также фазу ожидания или надежды.

Что касается его природы, нужно узнать, является ли она созерцательной или же это состояние сознания, спроецированного на нынешнюю ситуацию или воспроизводящего отсутствующие существа и ранее пережитые ситуации со всей полнотой, или живо воображаемые с желанием (или надеждой) на их возвращение или повторение, а не чем-то отличающимся от теоретического или практического отношения.

Рассматривая метафизическую проблематику саудаде, намного более богатую и сложную, чем его феноменология, прежде всего мы сталкиваемся с вопросом о его субъекте, который, кажется, следует сформулировать следующим образом: является ли саудаде исключительно присущим человеку, или же в животных и Природе есть нечто ему эквивалентное, хотя и существующее в рудиментарной форме? Может ли Бог чувствовать саудаде о своих созданиях, а Творение является ли импульсом саудаде, или же, поскольку этот акт является чистым, вечное присутствие никогда не может быть его субъектом? Если Бог является падшим или уменьшающимся существом Бруну и Пашкуайша или же, если мы принимаем теорию божественного раскола Жозе Мариньу, не оказывается ли саудаде динамическим элементом божественной жизни и решающим фактором возвращения к исходной полноте и искуплению или реинтеграции самого Бога?

Следующий метафизический вопрос, который порождает саудаде и относится к его предмету, можно сформулировать следующим образом: есть ли объект у чувства саудаде? Если есть, то каков он? Может быть, это дорогие нам существа, исчезнувшие или отсутствующие, далекая земля, уже прожитое прошлое или, через их посредство, само существо или полнота существования человека или в человеке?

В этой второй теории можно ли метафизически понимать саудаде как чувство полного и совершенного существа, испытываемое существом несовершенным, как чувство лишения утраченного или должного совершенства? Если это так, какое отношение можно наметить между этим совершенством и идеей падения или раскола?

С этим вопросом тесно связан еще один, показывающий сложные отношения между саудаде и злом, ибо оба, как нам кажется, восходят к падению и расколу. Действительно, если саудаде в своей онтологической радикальности – это саудаде об истоках человеческого бытия и о Потерянном Рае, о человеческом совершенстве и счастье, существовавшим до того, как появились зло и ошибка, то во зле падения скрыта причина существования саудаде в человеке и Природе.

Теперь, зная причину самого саудаде, надо сказать, что у него есть двойной смысл, который выражает или подтверждает его семантическая вариативность, ибо как по-португальски, так и по-галисийски оно предстает перед нами как суидаде (например, у Дона Дуарте), или сиудаде (в поэзии Розалии де Кастро), или соидаде (в поэзии Ламас Карвахала или Маноэля Антонио).

Таким образом, с одной стороны, саудаде – это одиночество или уединение, погружение в самого себя и созерцание, воспроизведение или воображение прошедшего времени, хотя само по себе оно является динамическим и перспективным, и, с другой стороны, оно присуще человеку или является человеком-в-себе.