Горячая вода обжигала тело, Михаил уже и забыл, как это приятно, за время своих скитаний он мылся только два раза, когда в город приезжал какой-нибудь значимый чиновник, милиция вычищала общественные места от бездомных, свозя всех в приемник, чтобы не портили вид города, а там санитарная обработка и водные процедуры были обязательными, побыв там один или два дня, Михаил сбегал, не любил он контроль, правила и строгий распорядок еще со времен детдома. Да и контингент в приемнике был поражающий своим разнообразием, по большому счету бомжи, калеки, кто без ног, кто без рук, для них там была гарантированная кормежка и ночлег и хоть какой-то шанс дожить остаток дней в человеческих условиях.

Приведя себя в порядок, Михаил вышел из душа и увидел на стуле, стоящем рядом, новую одежду – штаны и куртку защитного цвета. Михаилу они пришлись впору, как будто и были пошиты на него. Стоило Михаилу одеться, как появился Анатолий с машинкой для стрижки. Усадив гостя на стул, он аккуратно состриг его космы, а после позвал Михаила в дом, где на столе уже дымился картофель в мундире. Анатолий достал графин водки и, разлив по чуть-чуть, строго-настрого указал, что сегодня в честь приезда они выпьют, но более пьянство повторяться не должно, Михаил хоть и с трудом, но принял условия хозяина, деваться было некуда. За ужином Анатолий рассказал, что Михаил будет жить в соседнем домике, о том, что он сам когда-то бродяжничал, злоупотреблял спиртным и был на грани жизни и смерти, тогда его спас один хороший человек, работавший участковым милиционером в том месте, где жил Анатолий. Он и поселил его в этот дом, являющийся пасекой. Здесь Анатолий работает, ухаживая за пчелами. Милиционер сам приезжает редко, в основном по звонку, забирать мед, а когда бывает, и то в дом не зайдет. К сезону Анатолий нанимает еще рабочих, обычно это бездомные, и живут они в том самом домике, а как сезон заканчивается, каждый волен делать, что хочет.

– Я никого не гоню, они могли остаться и на зимовку, но кто-то, подзаработав, уезжает, а кто и вовсе сбегает, побоявшись работы, иногда с продукцией. Порядки здесь не строгие, но выполняться должны безоговорочно. Ты это учти! А сейчас давай спать, сегодня ложись на диване, а завтра в доме обустроишься.

Михаил, не раздеваясь, улегся на мягкий диван и закрыл глаза в надежде уснуть, но сон все не приходил. Множество мыслей прогнали его без следа. Михаил испытывал двоякое чувство, с одной стороны, он был рад, что его жизнь наконец-то может наладиться, он нашел хлеб, кров и возможность провести здесь какое-то время, подзаработать и, отблагодарив хозяина, вернуться к человеческому образу жизни. Михаил мечтал о большой семье, но ничего для этого не делал, и вот, кажется, появилась возможность. А с другой стороны, все свалилось как снег на голову, он давно не верил в безвозмездную помощь и не мог понять, для чего Анатолий его подобрал, а в запуганном с годами сознании роилась куча тревожных дум. Да и, ко всему прочему, слишком долго Михаил слонялся без дела и жил без каких-либо правил и теперь боялся, сможет ли он найти в себе силы отказаться от бродяжничества и начать работать. Михаил долго и безуспешно пытался прогнать из головы множество страхов и сомнений и не заметил, как рассвело. С зарей запели петухи, и лишь Михаил уснул, его разбудил голос Анатолия:

– Как же я хорошо выспался, пора вставать. Пить больше не будем, время делать зарядку, – Михаил подавил внезапно накатившее раздражение и поднялся с дивана, от мягкости которого ныло все тело. Анатолий, в чем мать родила, выбежал во двор, схватил два ведра и под пристальным взглядом недоумевающего гостя побежал к колодцу. Набрав в обе емкости воды, он поставил ведра и начал бегать вокруг колодца, то приседая, то делая выпады, то ходя гуськом. Пару раз он звал Михаила присоединиться, но тот, лишь поежившись от холода, застегнул куртку. В завершение сего мероприятия Анатолий вылил на себя оба ведра и, набрав новые, окатил Михаила с ног до головы. Михаил хотел было выругаться, припоминая все крепкие словечки, но с трудом сдержался. Анатолий просверлил гостя взглядом и, резко толкнув, прижал его к стене дома. Бродяга опешил.

– Ударить меня хочешь? – брызжа слюной, закричал Анатолий.

Михаил лишь молча смотрел в налитые кровью глаза хозяина дома.

– Умывайся, здесь есть правила. Не вздумай их нарушать, – Михаил ничего не ответил в надежде поговорить с Анатолием, когда он успокоится, подумав, что тот просто встал не с той ноги.

Промокший до нитки Михаил уселся на лавке у дома. Вскоре вышел Анатолий и присел рядом.

– Ты извини, с утра я бываю вспыльчивый, просто делай, что положено, и тогда мы с тобой поладим, – проговорил он как ни в чём не бывало.

Понимая, что выбор у него сейчас не велик: оставалось просто уйти или принять извинения, – Михаил кивнул в ответ.

– Вот и славно. Раз уж ты замерз, у меня есть для тебя работа. Анатолий вынес из дома топор и направился в лес, промокший Михаил послушно побрел следом. Выйдя на опушку леса, Анатолий передал топор и указал рукой вдаль.

– Там несколько поваленных деревьев, их нужно разрубить и наколоть, потом вернешься, возьмешь телегу и перевезешь дрова, а я пока приготовлю место, куда их сложить.

С этими словами Анатолий удалился, а Михаил побрел на делянку, где его взору предстало с десяток поваленных берез. Устало выдохнув, он принялся за дело. Поначалу работа спорилась, но спустя час азарт покинул Михаила, уйдя вместе с силами. Парень с трудом передвигал ноги, мышцы которых начали атрофироваться из-за маленькой нагрузки и постоянного сидения на холодном гранитном полу, а руки стали чужими и то и дело норовили выронить топор, ставший теперь настоящей кувалдой.

– И все ведь это из-за водки, – вскричал Михаил, бросив топор в растущую рядом березу. – Все, завяжу, на кого я стал похож, дерево разрубить не могу.

Михаил уселся на пенек и вытер руками полившиеся из глаз слезы.

– Трудотерапия, мать вашу, – он со вздохом взглянул на появившиеся на руках кровавые мозоли.

Изрядно вымотавшись, Михаил решил прогуляться и пошел назад по направлению к деревне, сознательно обходя лесом дом Анатолия. Вскоре деревья поредели, и грунтовая дорога по обе стороны начала обрастать осевшими деревянными домиками. В некоторых домах горел свет, а из печных труб валил дымок, другие же, в противоположность, выглядели сонными и вялыми. Михаил прошел вперед и как вкопанный остановился у одного из домов с открытыми окнами. Легкий ветерок доносил до Михаила запах пекущихся пирогов, навеяв приятные воспоминания из детства.

В редкие предпраздничные дни аромат готовящейся выпечки разносился из столовой детского дома по всему корпусу. Может быть, по этой причине запах пирогов всегда ассоциировался у Михаила с праздником. Ноги будто подхватили тело и привели к забору. Михаил долго вдыхал аромат готовящихся яств и глядел на опушку леса, виднеющуюся сразу за огородом, не заметив, как на крыльце появилась дряхлая старушонка.

Женщина неспешно подошла к калитке.

– Вы что-то хотели? – проговорила она мягким старушечьим голосом.

– Простите, у вас так пахнет пирогами, это навеяло приятные воспоминания.

– Воспоминания – это хорошо, подождите минутку, – с этими словами бабушка не по-старчески резво скрылась в избе и спустя минуту протягивала через забор сверток с пирогами для Михаила.

– Возьмите, пусть воспоминания будут еще и вкусными.

– Спасибо, – парень жадно принял сверток, сглотнул подступающую к горлу слюну, подавил урчание в пустом желудке и, оглядевшись по сторонам, как голодный пес смотрит, не угрожает ли кто-нибудь найденному лакомству, спрятал пироги в карман. И собрался было идти, как вдруг осторожно повернулся, почувствовав какую-то тяжесть, будто ноги залили в бетон, и он мгновенно застыл.

– Может, и я для вас чем полезен буду, помощь какая по хозяйству нужна?

Бабушка ненадолго задумалась.

– Ну, разве что крыльцо починить, ступени проломились, а шагать через одну уже трудно – старость.

– Крыльцо? Постараюсь.

Старушонка отворила скрипучую калитку, и спустя мгновенье Михаил осматривал ведущую в дом ветхую лесенку.

– Хозяйка, а инструмент какой имеется?

В ответ бабушка отвела парня в сарай, где над небольшим верстаком на вбитых в стену гвоздях аккуратно был развешан разнообразный инструмент.

– Бери, что надо для работы, от мужа осталось, —проговорила старушка.

Михаил захватил банку с гвоздями, пилу, молоток и под присмотром бабушки проследовал к дровнику, где у ровных рядов колотых поленьев стояло несколько видавших виды, но все еще довольно крепких досок. Михаил прикинул нужный размер, и спустя час место поломанных ступеней заняли новые.

– Принимай работу, хозяйка, – прокричал Михаил.

Женщина бегло взглянула на крыльцо, пару раз поднялась и спустилась и, улыбнувшись, проговорила:

– Теперь сущее удовольствие, а то стара я для акробатики – через ступени прыгать.

– Покрасить бы еще, чтоб дольше прослужили.

Женщина снова отвела Михаила в сарай, где он, вернув инструмент на место, отыскал банку серой краски и растворитель. Аккуратно выкрасив лестницу, Михаил оставил неокрашенным место, чтобы старушка могла ходить, и собрался распрощаться, обещая вернуться завтра и докрасить оставшуюся часть.

Но бабушка наотрез отказывалась отпускать помощника с пустыми руками и вручила ему увесистую котомку в качестве платы за работу.

Михаил вышел, обернулся и, радостно улыбнувшись старушке на прощанье, бодро зашагал к делянке, сейчас он ощущал себя молодым и здоровым, полным сил и был готов перерубить все березы разом. Вскоре проселочная колея привела парня к цели.

Он присел на пенек и не без интереса начал выкладывать содержимое котомки на землю. Первым попался сверток с уже знакомыми пирогами, кои он попробовал, еще чиня ступени. После были банки с соленьями: огурцы, грибы, помидоры, а завершала нехитрый продуктовый набор полулитровая бутылка с мутноватой жидкостью. Самогон являлся деревенской валютой с давних времен и охотно принимался многими в качестве оплаты за работу. Михаил сложил яства в котомку, отложил бутылку в сторону. Порывисто поднялся и принялся расхаживать взад и вперед по делянке в поисках надежного места, куда можно припрятать заветную емкость. Не найдя ничего лучше, чем прикопать сей клад под один из пней, Михаил с полчаса порубил дрова и отправился в дом за телегой.

Анатолий сидел на скамейке во дворе и беззаботно пускал дым, раскуривая сигарету без фильтра.

Увидев Михаила, он поднялся и, нахмурив брови, встряхнул правой рукой, освобождая наручные часы, едва видневшиеся на запястье из-под рукава мешковатой куртки, явно доставшейся Анатолию с чужого плеча.

– Что-то ты рано, я собирался идти к тебе помогать, только решил покурить перед дорожкой.

Михаил ничего не ответил, лишь протянул хозяину котомку с продуктами.

Анатолий, швырнул ее в сторону, крепко сжал руку Михаила и злобно посмотрел ему в глаза.

Гость отвел взгляд, Анатолий резко подался в его сторону. Михаил зажмурился, ожидая получить удар, но Анатолий осекся, лишь замахнувшись.

– Еще одно правило. Не общаться ни с кем из местных, ничего не брать и никому не помогать, ты сюда не для этого приехал! Запомнил? – брызжа слюной в лицо Михаилу, прокричал Анатолий.

– Да, – виновато пряча глаза с наворачивающимися от обиды слезами, проговорил Михаил.

– Вот и славно, а теперь пойдем посмотрим, как ты поработал.

Михаил хотел было убежать, но что-то его останавливало, ему казалось, что эта агрессия ненастоящая, не мог по его представлению так внезапно меняться характер человека.