Сирена

Да-а-а… Непростой рассказ написал Антон Павлович. Хотя сюжет достаточно прост. После окончания заседания суда его председатель хочет записать своё особое мнение. Другие участники суда ждут, когда же он закончит, чтобы вместе ехать обедать, так как они припозднились, и давно уже пора поесть.

Есть такие произведения, которые не надо читать перед сном. Они своим закрученным сюжетом, динамичным развитием событий сильно возбуждают читателя. В результате не удаётся оторваться от чтения, невозможно заснуть от нервного перенапряжения. Если в книге присутствует гора трупов, обилие расчленёнки, плюс неуловимый и кровожадный маньяк, подобное чтение тоже может сказаться на настроении читающего – нервы начнут пошаливать, кругом угрозы будут мерещиться…

Данный рассказ Чехова из разряда тех, что нельзя читать на голодный желудок. Почему? Потому, что добрую половину его составляет описание аппетитнейших блюд, изысканных кушаний. Вот небольшой отрывок из речи секретаря суда Жилина –
«Кулебяка должна быть аппетитная, бесстыдная, во всей своей наготе, чтоб соблазн был. Подмигнешь на нее глазом, отрежешь этакий кусище и пальцами над ней пошевелишь вот этак, от избытка чувств. Станешь ее есть, а с нее масло, как слезы, начинка жирная, сочная, с яйцами, с потрохами, с луком... Два куска съел, а третий к щам приберег… Как только кончили с кулебякой, так сейчас же, чтоб аппетита не перебить, велите щи подавать... Щи должны быть горячие, огневые. Но лучше всего, благодетель мой, борщок из свеклы на хохлацкий манер, с ветчинкой и с сосисками. К нему подаются сметана и свежая петрушечка с укропцем».

Если после подобных описаний у вас слюна не начинает выделяться… Значит, вы сыты. Но это только десятая часть умопомрачительного рассказа Жилина. А двигало этим чиновником, как мне кажется, желание во что бы то не стало не допустить написание председателем суда, Петром Николаевичем, своего особого мнения. Вот он и начал свои убийственные речи об очень вкусных угощениях, когда у присутствующих сводит желудки от пропущенного вовремя обеда. Все ждут председателя суда, а он не может закончить своё особое мнение, так как тоже отвлекается на сладкий голос секретаря – «Если взять молодую утку, которая только что в первые морозы ледку хватила, да изжарить ее на противне вместе с картошкой, да чтоб картошка была мелко нарезана, да подрумянилась бы, да чтоб утиным жиром пропиталась, да чтоб...»

От подобных слов голодный Петр Николаевич портит лист за листом, не в состоянии сосредоточиться. А присутствующие при этом судебные работники не выдерживают этой гастрономической пытки и по одному убегают на обед, не в силах справиться с искушением. Издевательство Жилина продолжается до тех пор, пока Петр Николаевич не может больше думать ни о чём кроме еды, поэтому срывается с места – «Председатель вскочил, швырнул в сторону перо и обеими руками ухватился за шляпу».

Фраза – «Во время запеканки хорошо сигарку выкурить и кольца пускать, и в это время в голову приходят такие мечтательные мысли, будто вы генералиссимус или женаты на первейшей красавице в мире, и будто эта красавица плавает целый день перед вашими окнами в этаком бассейне с золотыми рыбками. Она плавает, а вы ей: "Душенька, иди поцелуй меня!»

Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 463

К этому рассказу Чехова можно подходить по разному.

Если совершить такой подход с мировоззренческой, где-то философской, точки зрения, то речь пойдет, конечно же, о соблазне.

Сирены, о которых так информативно поведала в своей рецензии Ludmila888 , околдовывали путников чарующими голосами, после чего губили их.

Чеховская же "сирена" - секретарь Жилин, очаровывает своих слушателей не голосом, а живописным изложением радостей чревоугодия, но эффект оказывается не меньшим. Погруженные искусством соблазнителя в эйфорическое состояние предвкушения, они готовы махнуть рукой на всё - здоровье, убеждения, карьеру - и броситься в волны гастрономического рая.

Другой аспект - раблеанский. Как красиво и изысканно описываются всевозможные напитки и кушанья, которые вспоминает жаждущий насыщения Жилин. Предки знали, как доставить радость желудку. Кроме того, читая, понимаешь, что речь идет о блюдах самого высокого качества, ведь, на их приготовление шли только натуральные продукты, никаких тебе нитратов и ГМО.

Тут задумаешься, что лучше - комп на столе и телефон в кармане, или такое качественное питание :)
Если бы, вопрос стоял глобально, что выбрать из этих двух радостей жизни - пищу интеллектуальную или пищу плотскую, я, как испорченный цивилизацией, выбрал бы всё-таки комп с телефоном, но сожалел бы страшно о том, что нельзя и то, и другое.

Хотя нужно понимать, что та кухня, которая описана в рассказе, была не про любого гражданина Империи, а только для состоятельных классов. В рассказе "Свирель", написанном почти одновременно с "Сиреною", пастух Лука Бедный сообщает собеседнику, что ничего не ест кроме хлебушка.
Описание культуры пития водки вызвало ассоциацию с фильмом Рогожкина "Особенности национальной охоты". Да, так вот о водке...

"Сирену" первый раз я читал давно, но, помятуя о чем рассказ, перед перечитыванием налил стопочку водочки и поставил в холодильник. Когда чтение закончил, водочка успела охладиться, а стопочка, вынутая из холодильника, моментально запотела.
С каким удовольствием я её выпил и закусил хрустящим маринованным огурчиком. Спасибо Антону Павловичу за компанию :)

Этот юмористический рассказ носит пародийно-ироническое заглавие. Сирена - в греческой мифологии полуженщина-полурыба (или полуженщина-полуптица), завлекавшая своим пением моряков и губившая их.

Главный персонаж – чиновник-гурман, способный часами с воодушевлением рассказывать о еде. Но его вдохновенные речи произносятся не ко времени и не к месту, усиливая у проголодавшихся сослуживцев и без того имеющийся аппетит. Более того, тема чревоугодия по различным и чётко обозначенным автором причинам в какой-то мере противопоказана каждому из присутствующих: один, «слывущий за философа», демонстративно озабочен поиском истины бытия, но не правды быта; второй - «обрюзглый, тяжело дышащий толстяк», которому нежелательно бы увлекаться едой; у третьего – «катар желудка»; а четвёртый был в это время очень занят срочной работой. Но самопоглощённость и эгоцентризм героя не позволяют ему понимать других. Не обращая внимания на протесты сотрудников, он методично продолжает свой затянувшийся монолог о вкуснейших блюдах и получаемом от них удовольствии. Невольные слушатели не выдерживают этого сладкоголосого пения, подобного песням сирен, и по очереди исчезают из кабинета…

Темы животной стороны в человеке и непонимания людьми друг друга всегда интересовали Чехова. И то, что в его ранних рассказах вызывает смех, в позднем творчестве приобретёт философскую глубину.