Отзывы на книгу «На страстной неделе»

Чехов сохранил в себе удивительный мир ребёнка, который помогал ему писать рассказы с позиций маленьких детей, взгляд которых радикально отличается от взрослого непосредственностью. Поразительно, как Антону Павловичу удаётся передавать детские чувства и переживания. Сразу вспоминаются рассказы «Детвора», «Кухарка женится». В «Беглеце» и «Ваньке (Жуков)» это уже мальчики постарше, как и в «На страстной неделе», где главному герою восемь лет.
Мать отправляет сына в церковь на исповедь, напутствуя его – «Иди, уже звонят. Да смотри, не шали в церкви, а то бог накажет». И мы отправляемся вместе с ним по улицам, с которых уже практически сошёл снег, в канавах бегут ручьи, точнее, у Чехова – «грязная вода, в которой не брезгают купаться солнечные лучи». И мальчишка воображает себе путь, который проделают по ней щепочки, соломинки сначала в реку, затем в море, далее в океан, но его фантазия обрывается, не дойдя до моря.
Видит, как на задке пролётки извозчика повисли два уличных мальчишки. Ему хочется присоединиться к ним, но, вспомнив про исповедь, он задумывается- "На Страшном суде их спросят: зачем вы шалили и обманывали бедного извозчика?... Они начнут оправдываться, но нечистые духи схватят их и потащат в огонь вечный. Но если они будут слушаться родителей и подавать нищим по копейке или по бублику, то бог сжалится над ними и пустит их в рай".
В церкви Чехов глазами мальчика подробно описывает сумерки помещения, большое распятие, иконы. «Паникадила и ставники одеты в черные, траурные чехлы, лампадки мерцают тускло и робко, а солнце как будто умышленно минует церковные окна». Ощущения ребёнка от окружающей церковной атмосферы - «Богородица и любимый ученик Иисуса Христа, изображенные в профиль, молча глядят на невыносимые страдания и не замечают моего присутствия; я чувствую, что для них я чужой, лишний, незаметный, что не могу помочь им ни словом, ни делом, что я отвратительный, бесчестный мальчишка, способный только на шалости, грубости и ябедничество».
Ожидание в очереди на исповедь дают ему возможность рассмотреть стоящих впереди. Тут же Митька, «оборванный, некрасиво остриженный мальчик с оттопыренными ушами и маленькими, очень злыми глазами. Это сын вдовы поденщицы Настасьи, забияка, разбойник, хватающий с лотков у торговок яблоки и не раз отнимавший у меня бабки». Смотрит на даму, которой священник отпускает грехи. "Она теперь счастлива, - думаю я, глядя то на нее, то на священника, простившего ей грехи. - Но как должен быть счастлив человек, которому дано право прощать".
Попытавшись опередить Митьку, наш герой вступает с ним в схватку, но их разнимают, соперник его опережает. «…сейчас после Митьки будет моя очередь, в глазах у меня начинают мешаться и расплываться предметы; оттопыренные уши Митьки растут и сливаются с темным затылком, священник колеблется, пол кажется волнистым...» И вот уже он идёт за ширмы. От волнения много из слов священника не слышит, на вопросы отвечает искренне, ему «хочется плакать, просить прощения». Грехов уже нет, имеет право идти в рай!
Вернувшись домой, мальчишка мечтает – «как хорошо было бы претерпеть мучения от какого-нибудь Ирода или Диоскора, жить в пустыне и, подобно старцу Серафиму, кормить медведей, жить в келии и питаться одной просфорой, раздать имущество бедным, идти в Киев». Тут его, наконец-то, одолевает голод, услышав, как в столовой накрывают на стол. «Я согласен терпеть всякие мучения, жить в пустыне без матери, кормить медведей из собственных рук, но только сначала съесть бы хоть один пирожок с капустой!»
А на другой день, в чистый четверг, он в роскошной и дорогой рубахе снова отправляется в церковь, где «всё дышит радостью, счастьем и весной; лица богородицы и Иоанна Богослова не так печальны, как вчера, лица причастников озарены надеждой, и, кажется, всё прошлое предано забвению, всё прощено». И даже Митьке, причёсанному и одетому по-праздничному он говорит – «Ты сегодня красивый, и если бы у тебя не торчали так волосы и если б ты не был так бедно одет, то все бы подумали, что твоя мать не прачка, а благородная. Приходи ко мне на Пасху, будем в бабки играть». Но Митька не доверяет ему и грозит под полой кулаком.
Видит он и вчерашнюю даму, которая кажется ему прекрасной. Любуясь ею, он думает – «когда я вырасту большой, то непременно женюсь на такой женщине, но, вспомнив, что жениться - стыдно, я перестаю об этом думать и иду на клирос, где дьячок уже читает часы».
Вполне возможно, что Чехов описывает чувства, которые сам испытывал в этом возрасте. Может быть, поэтому, сохранив детские воспоминания, ему так подробно и достоверно удаётся подобрать слова, отражающие душевные переживания восьмилетнего мальчика.
Фраза – «Из-за ширм выходит прилично одетый молодой человек с длинной, тощей шеей и в высоких резиновых калошах; начинаю мечтать о том, как я вырасту большой и как куплю себе такие же калоши, непременно куплю!»
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 303

Чем мне нравятся рассказы таких классиков, как Чехов, так это тем, что даже если ты не пережил того, что они описывали, поскольку времена меняются, то все равно с тобой было что-либо подобное, похожее, только в другой ситуации. Видимо, на то они и классики, что на все времена...

Так и в этом рассказе. Ну не исповедовалась я никогда и даже на страстной неделе! Ну так получилось, что родилась я во времена атеизма, а потом в юном возрасте потянулась было в религию, да и отпугнула этот процесс наука философия, которую преподавали нам в училище.

И тем не менее, когда читала этот рассказ от лица маленького мальчика, которого мама послала на исповедь в церковь на страстной неделе, то вспомнила себя в детстве. Только не в церкви, а в детской поликлинике перед приёмом к врачу.

Мальчика мама послала со священной миссией  исповеди. Он ребёнок, в котором сливаются непосредственная смелость, свободная от предрассудков, и в то же время детские страхи маленького неопытного существа. Некая предстоящая принадлежность тебя к миру взрослых и праведных вдохновляет и заставляет думать, что после исповеди ты возродишься и будешь лучше всех окружающих. И это предвкушение вызывает в тебе в некотором роде преждевременную гордыню и даже ощущение счастья. Но ребёнок есть ребёнок, он чувствует то, что чувствуем и мы, взрослые, только скрываем  многое даже от самих себя. А это всё то же соперничество, гнев, превосходство и прочие наши прегрешения за которые мы и должны каяться.

Так что же там про поликлинику? Да тоже самое почти. Вот подросла я уже немного, и мама одну меня отправила на приём к врачу. Иду я туда, волнуюсь и в десятый раз про себя проговариваю заготовленный текст для доктора - что болит, где ломит... Перед входом в кабинет и вовсе сердце заходится, что даже и память отшибает. Заходишь, говоришь, словно по бумажке, дрожащим голосом, перечисляя симптомы. Тётя врач послушает, успокоит и напишет рецепт. И всё?! Оказывается и не так страшно!

Но зато ты идёшь домой потом гордая такая и немного повзрослевшая, а главное счастливая, что всё теперь будет хорошо, ты выздоровеешь, а главное - ты смогла! Ну совсем как мальчик в рассказе Чехова.

Пользуясь случаем, тоже хочу немного исповедаться. Я давно заметила, что в детстве спектр ощущений, испытываемых нами, был более богатым. Да, конечно, там было больше тревожностей, волнений и страхов, но в то же время, краски ощущений жизни были ярче и разнообразнее. А у вас?