При нынешней тёплой зиме стали забываться настоящие морозы. Чехов своим рассказом напомнил. В губернском городе N. на Крещение было устроено народное гулянье. В наше время с этим праздником прочно связывают купание в проруби. Но в рассказе Антона Павловича об этом нет даже упоминания…
«Выбрали широкую часть реки между рынком и архиерейским двором, огородили ее канатом, елками и флагами и соорудили всё, что нужно для катанья на коньках, на санях и с гор. Праздник предполагался в возможно широких размерах. Выпущенные афиши были громадны и обещали немало удовольствий: каток, оркестр военной музыки, беспроигрышную лотерею, электрическое солнце и проч.»
Только мороз -28 градусов с ветром едва не отменил все мероприятия. Но публика хотела праздника. Как и сегодня люди готовы праздновать в любую погоду.
Есть особый род чеховских рассказов, в которых он с мельчайшими бытовыми деталями передаёт приметы своего времени, очень лаконично повествует о том, как жили люди тогда, какими они были, что из себя представляли. Своеобразное документальное кино в прозе. Читая чеховские произведения, можно живо себе представить картинки прошлой жизни, понять традиции, а, самое главное, люди предстают необычно интересными в образном описании Антона Павловича.
Самым непосредственным персонажем этого рассказа для меня стал городской глава, купец Еремеев Егор Иваныч, «маленький, худенький старик в лисьей шубе нараспашку и в большом картузе», миллионер, N-ский старожил. При его появлении губернатор говорит – «Живой старикашка! …Удивительно, как это он еще на коньках не катается». Потому что на подходе к павильону, где собралось местное отборное общество, городской глава на полдороге «вдруг согнулся, подкрался сзади к какой-то даме и дернул ее за рукав. Когда та оглянулась, он отскочил и, вероятно, довольный тем, что сумел испугать, разразился громким старческим смехом».
Появившись в павильоне, он тут же распоряжается , чтобы принесли напитков, людям необходимо согреться. До него никто не догадался распорядиться в такой-то мороз. А на слова губернатора про прелести русского мороза Егор Иваныч не соглашается с ним, вспоминая свои юные страшные годы сиротства, когда довелось ему за пятачок в день в морозы водить по городу старушку –
«Спервоначалу задаешь дрожака, как в лихорадке, жмешься и прыгаешь, потом начинают у тебя уши, пальцы и ноги болеть. Болят, словно кто их клещами жмет. Но это всё бы ничего, пустое дело, не суть важное. Беда, когда всё тело стынет. Часика три походишь по морозу, владыко святый, и потеряешь всякое подобие. Ноги сводит, грудь давит, живот втягивает, главное, в сердце такая боль, что хуже и быть не может. Болит сердце, нет мочи терпеть, а во всем теле тоска, словно ты ведешь за руку не старуху, а саму смерть. Весь онемеешь, одеревенеешь, как статуй, идешь, и кажется тебе, что не ты это идешь, а кто-то другой заместо тебя ногами двигает. Как застыла душа, то уж себя не помнишь: норовишь или старуху без водителя оставить, или горячий калач с лотка стащить, или подраться с кем. А придешь с мороза на ночлег в тепло, тоже мало радости! Почитай, до полночи не спишь и плачешь, а отчего плачешь, и сам не знаешь...»
Удивительно точное описание воздействия холода на организм. Кто сам испытывал подобные ощущения от мороза, никогда не забудет губительную сущность стужы. Замечательно, что миллионер не забыл свою сиротскую тяжелую долю. Далее он подробно вспоминает, как в лавке озябшим с утра до вечера приходилось стоять. Даже, когда сам хозяином стал, всё равно, в морозы не легче жилось, от холода так застывал, что на покупателей злодеем смотрел, а вечером на домашних срывался.
Губернатор вспомнил, как в русско-турецкую войну «в одну морозную ночь отряд, в котором он находился, стоял неподвижно тринадцать часов в снегу под пронзительным ветром; из страха быть замеченным, отряд не разводил огня, молчал, не двигался».
И городской глава, и губернатор , перебивая друг друга вспоминали пережитое. «Старики задумались. Думали они о том, что в человеке выше происхождения, выше сана, богатства и знаний, что последнего нищего приближает к богу: о немощи человека, о его боли, о терпении...»
Наконец-то, озаботились эти два старика об околоточном и музыкантах, что были на морозе, предложив им глинтвейну и кое-чего покрепче…
Фраза – «Кажется, пора бы забыть, но как взглянешь на водовозов, на школьников, на арестантиков в халатишках, всё припомнишь! Да взять хоть этих музыкантов, что играют сейчас. Небось уж и сердце болит у них, и животы втянуло, и трубы к губам примерзли... Играют и думают: "Мать пречистая, а ведь нам еще три часа тут на холоде сидеть!"
Прочитано в рамках марафона «Все рассказы Чехова» # 276