Отзывы на книгу «Педагогическая поэма. Полная версия»

Человек не может жить на свете, если у него нет впереди ничего радостного. Истинным стимулом человеческой жизни является завтрашняя радость.

Если к работе подходить трезво, то необходимо признать, что много есть работ тяжелых, неприятных, неинтересных, многие работы требуют большего терпения, привычки преодолевать болевые угнетающие ощущения в организме; очень многие работы только потому и возможны, что человек привык страдать и терпеть.

Вот еще одна книга, по прочтении которой я жалею, что прошел мимо нее много лет назад. А ведь дважды пересекался с ней, как в курсе отечественной литературы, так и в курсе педагогики. Но нет - мимо пролетел. Все потому, что кто-то не читающий ее когда-то сказал, что "Педагогическая поэма" - это скучный учебник по коллективному воспитанию. Что-ж, я наконец-то прочитал этот "скучный учебник". Побольше бы таких "скучных", гляди, учебный процесс веселее пошел бы.

Вообще, Макаренко проделал трижды титанический труд. Первый - то что поднял сначала колонию имени Горького, второй - что поднял куряжскую колонию. И третий - что сумел обо всем этом написать, и не только интересно. но и подробно - с историями, наблюдениями, выкладками, заключениями и размышлениями. Поистине, глубокой была память этого человека, что он сумел все это сохранить, записать, и "перелопатить".

Всякому педагогу, взвалившему на свои плечи работу с трудными детьми (молчу про беспризорников) при жизни надо ставить памятник. Потому что такая педагогика никогда не допускает шаблонного развития ситуации и шаблонного решения проблем. Ты никогда не найдешь готовый вариант решения, если в твоем классе, группе, отряде или как угодное еще не назови, сорок человек, и у каждого бомба в голове. А у Макаренко таких было четыре сотни, когда он взвалил на себя куряжскую колонию. Правда, ему помогали его же воспитанники, уже перевоспитавшиеся. И все же их было четыреста.

Почему в технических вузах мы изучаем сопротивление металлов, а в педагогических не изучаем сопротивление личности, когда ее начинают воспитывать? А ведь для всех не секрет, что такое сопротивление имеет место.

"Педагогическая поэма" меня в очередной раз убедила, что главные враги педагогики сидят в отделах образования и в соответствующем министерстве. Никто так не умеет вредить педагогу, мешать ему, вмешиваться не в свои дела и нагружать педагога совершенно безумными дополнительными обязанностями, а также клеймить за хорошее исполнение основных, как педагогическое начальство в кабинетах, находящихся в отдалении. Даже не колоний, нет - в отдалении просто от школ. Я знаю о чем говорю - я сын учительницы, муж учительницы, сам шесть лет работал в системе образования. Макаренко мне дал понять, что проблема эта вечна.

Впрочем, покуда есть такие подвижники - а они есть, я таких даже лично знаю, и даже пару слов ниже скажу, - вопреки начальству трудные, плохие и безнадежные дети все же будут иметь хоть какой-то шанс стать нормальными людьми. Потому что эти подвижники имеют на все свой взгляд, свое видение, свою перспективу, цели, задачи. Одним словом, программу. За это я и благодарен Макаренко - он лучше других обосновал для меня значение программы, которая должна быть у каждого человека по его делу. Вот что сам он сказал:

Программа имеет великое значение в жизни человека. Даже самый никчсемный человечишка, если видит перед собой не простое пространство земли с холмами, оврагами, болотами и кочками, а пусть и самую скромную перспективу — дорожки или дороги с поворотами, мостиками, посадками и столбиками, — начинает и себя раскладывать по определенным этапикам, веселее смотрит вперед, и сама природа в его глазах кажется более упорядоченной: то — левая сторона, то — правая, то — ближе к дороге, а то — дальше.

Вот и все, в принципе. Мог бы и под катом раз в десять больше написать, но я не Макаренко, поэтому не буду. А раз обещал пару слов про подвижников - извольте. Восемь лет назад в одном из форумов по интересам познакомился с одной барышней, а через полгода, когда приехал по делам в Москву, встретился с ней. Познакомились, и я ее спрашиваю - кем ты, Катерина, работаешь?

- Педагогом в доме трудных детей.

- И кто там у тебя?

- Да всякие. В основном бандиты малолетние, преступники, а также умственно-отсталые.

- И каково это?

- Ну вот, посмотри на мою голову. Мне ее двадцать два, а уже седые волосы есть. Вот тебе и ответ.

- А почему не уйдешь.

Она на меня посмотрела внимательно так, даже не по себе стало, и тихо говорит:

- У нас многие ушли. Должен же кто-то оставаться, чтобы делать эту работу!

Ох, и чертяка этот Макаренко! Ох и хорош. Есть у этого мужчины три внушительных "Х": характер, харизма и художественный талант к жизни, ибо его тонкие, порой едкие, но всегда остроумные и справедливые замечания о завихрениях мальчишеской личности, о жизни и взаимоотношениях, меня совершенно покорили.

Такой знаете, настоящий мужик! Взял, да и пошел поднимать колонию почти в чистом поле из несовершеннолетних беспризорников и правонарушителей. Даже хуже, чем в чистом поле - в раздолбаном здании, разграбленном имении и в распустившейся "малине". Даже больше, чем поднимать. Он из человеческого сырья, а то и из говна, чего уж там, человеков делал. Людей создавал. Это вам не хухры-мухры, и да простят меня верующие, может это посложнее, чем мир за шесть дней создать. По крайней мере для обычного человека. Ведь что удивительно - он живой и простой, из плоти и крови! Свои симпатии имеет, устает, срывается, даже руку на воспитанников поднимал... Но это только маленькие штришки его личности, которые помогают понять, что и он человек. Потому что уж очень поражают широта души, глубина ума, зашкаливающая за мыслимые пределы температура сердца.

Хочется, ох, хочется ради Долгой прогулки, последнего своего рывка к финишу, написать что-то разухабистое и забористое, уж по крайней мере попытаться в меру своих сил и способностей, но не получается: иначе как с восторгом и пафосом я не могу относиться ни к автору, ни к его делу, ни к книге.

Становление заведующего колонией Макаренко и колонии имени Горького: от стаи волчат к трудовому коллективу комсомольцев (не кривитесь, это красиво!), от нищеты и рванья к процветающему хозяйству, от бандитского разграбления окрестных сел к великодушному одарению их своими породистыми поросятами, от убогой внутренний жизни воров и попрошаек к художественному театру, который каждую неделю ставит премьеру для всей округи. И вся эта история пересыпана маленькими вехами побед, трагическими происшествиями, а самое главное - едким и хирургическим юмором Макаренко: не пощадит ни одного пацана, даст ему самую нелестную, но справедливую оценку, чтобы увидеть в нем зачатки личности и поднять на небывалую высоту... Ох, если бы все родители были такими, как Макаренко! Не было бы в мире ни подонков, ни лентяев. От редкого шалапута отказывался Антон Семенович. Почти к любому находил подход.

Что мы видим к концу второй части поэмы? Идиллия такая, что мочи нет вылезать из книги и жить в нашем убогом мире. Мир, труд, май, и торт с розами. Но почему тревожно заведующему колонией? Без цели впереди начинает понемногу останавливаться в своем стремительном беге за счастьем коллектив горьковцев. И пускай они сейчас счастливы, чуткий ум их вожака видит впереди неизбежный распад. Что делать? Нужно найти новую цель и снова ее покорить. "Малина" из трехсот нищих, вшивых и полностью разложившихся харьковских беспризорников могла бы разрушить дело всей жизни Макаренко. Но он снова победил!

Честное слово, когда я читала эпилог, ком в горле стоял. ЧЕЛОВЕЧИЩЕ!

Дом, в котором…
Хроники реалиста.
Этот «дом» начинался с пяти кирпичных коробок на лесной поляне под Полтавой. Буфетный шкаф, древняя сеялка, восемь столярных верстаков, старый мерин и медный колокол: вот и всё хозяйство. Ни стекол, ни дверей. Поначалу коллектив состоял из завхоза Калины Ивановича, будто сошедшего с врубелевской картины «Пан» и двух воспитательниц. После необходимых минимальных приготовлений колония имени Горького приняла своих первых шесть воспитанников. Вступительная приветственная речь успеха среди них не имела и после праздничного обеда беспризорная публика установила вежливый игнор всего педагогического состава. Так начался долгий, трудный путь с удивительными метаморфозами, со своими взлетами и падениями, победами и разочарованиями. Здесь нет никакой романтической окраски, нет идеализации. Здесь честное описание большого труда, который дал многим людям возможность прожить свою жизнь не в тюрьме и закончить её не в канаве. Написано откровенно и честно. Не всем был нужен этот труд. Кто-то по природе своей в канаве рожден и к ней лишь и стремится, лишь в ней видит свою жизнь и смысл.

Когда мои родители еще только встречались, папа подрабатывал тренером в подростковой спортивной школе, он вел занятия в велосипедной секции. На одном из таких занятий присутствовала мама. На её глазах один парнишка не справился с управлением и случился завал. Мама с возгласом «Бедный мальчик!» кинулась на помощь. «Бедный мальчик» в ссадинах и царапинах вяло отбивался от маминой заботы, а когда отправился нагонять своих соратников, папа ей тихо сказал: «Света, не порти мне мужиков». Мама поняла, что коллектив этот живет по своим законам и с женскими причитаниями там делать нечего. Макаренко же приходилось сталкиваться и отражать нападки не только женских причитаний, но и форменных истерик. И не только женских. Удел всех успешных в своем деле новаторов. Один чиновник кричит «Спасай! Везде дам зеленый свет», а второй готовит палки в колеса, роет ямы и копит желчь.

Антон Семенович Макаренко человек, которым трудно не восхищаться. Человек удивительной работоспособности и многих талантов. Повезло тем ребятам, которые оказались рядом с ним в те трудные и страшные для страны годы, когда волна беспризорности накрыла города. Макаренко был талантливым новатором, и как любому новатору ему приходилось бороться с костностью и сухой бюрократией. Его воспитанию, так же как и его прозе чужд слезливый сентиментализм, интеллигентские причитания и рассуждение. Спокойный, строгий мужской подход (с исключениями, конечно, как без них, если довести мог и по шее дать), сдержанная душевность проявляется не словом, а делом. Он закончил педагогический институт с отличием и прекрасными рекомендациями, долгие годы он мечтал стать писателем, но после первых попыток понял, что еще не готов. Что совместить педагогику и писательство невозможно. Он целиком отдавался какому-то одному делу и часто спал всего лишь по 4 часа в сутки. Макаренко был очень увлечен театром. Жена вспоминала, что однажды ему как-то удалось за 24 дня посетить 31 спектакль. Это увлечение нашло свое продолжение и в колонии.

Удивительный человек, удивительная книга. Я даже не подозревала, что меня может не только заинтересовать, но и искренне покорить, и даже систематически смешить книга о колонии беспризорников. Я приступала к чтению с мрачным и серьезным настроем «надо знать», а в итоге получила легкую прозу о серьезных вещах. О благотворном влиянии и важности труда, о коллективе, который заменил семью тем мальчишкам и девчонкам, которые её потеряли. Это не просто пафосные и громкие слова. В этих словах люди обретали свой смысл жизни, находили опору и поддержку. Но все это было бы пустым звуком без умного чуткого руководства.

Поверьте, куча скучных шаблонных слов, которые я написала, даже в малейшей степени не передают всю прелесть и красоту этой книги. У англичан есть их юмор, а у нас есть Макаренко.

Повесть "Педагогическая поэма" -- это целая летопись самого Антона Макаренко. Чего только он не встречал на профессиональном поприще! Жаль, что ему пришлось сокращать свой искренний труд, ходить и добиваться печати, называть роман повестью. Талантливейший человек сумел дать беспризорникам в страшное время многое, и важнейшее -- чувство собственной значимости, высшего предназначения человека.
Прочитав книгу, я сразу же посмотрела фильм. По сравнению с книгой -- провал. За полтора часа невозможно рассказать о взлетах и падениях педагога и его училищ.
Это был рисковый человек -- он не боялся начинать с нуля, не имея фундамента и гроша. Человек-оркестр. Но Бог любит таких, даже если такой -- атеист.
Антон Семенович нашел идеальную формулу для себя -- физическое, спартанское воспитание, мечты и науки были основой. Он никогда не заглядывал в личные дела, он считал прошлое прошлым. Да, это было порой опасно -- безоговорочно доверять вчерашнему убийце и жить с ним в соседней комнате.
Но он смог -- он смог сделать людьми сначала первую партию малолетних преступников, потом вторую, третью и т.д. Были и неудачи -- убийство новорожденного в стенах училища, побеги, рецидивы, воровство и гнёт враждебного начальства.
Сейчас педагогов нет -- сейчас есть люди, работающие ради зарплаты, которым не нужны головная боль, нет самоотдачи. А Антон Семенович положил на это жизнь. Это не мало.
Он очень по-отечески относился к ребятам. Бывало, несправедливо -- пускал на самотек, позволяя молодежи разобраться самим. Но это правильно, хоть и жестоко -- люди учаться жить и не перекладывать ответственность на других.
Молодежь любила его и позволяла себе фамильярничать. Его звали просто Антон и делили с ним папиросы. Он мог стукнуть особо ярых -- но первые сироты понимали только силу, как в волчьей стае.
За него стояли горой -- доходило до рукоприкладства. Парни не позволяли никому посягаться на авторитет наставника.
Знаю, что Макаренко позволял себе критиковать Сорокина (наставника ШКИД), а тот позволял себе разбирать методы Макаренко. На то они и коллеги. Первый не выпустил ни одного человека искусства -- инженеры, пилоты, рабочие, педагоги и врачи; второй -- не смог выпустить ни одного рабочего, сплошные люди-гуманитарии.
К концу пути Антон Семенович явно ослаб духом -- он, как престарелый отец, очень надеялся на старших ребят, что уже учились в городе. И те не подвели -- составляли комсомольский костяк и фундамент школы имени Горького, помогали воспитывать сотни беспризорников, что до воспитания были подобно заеденным паразитами бедным диким зверькам (они даже не знали, пардон, что такое клозет).
Сильнохарактерный Антон Семёнович искал для себя пример для подражания и нашёл -- им стали чекисты.
Его методы были новаторскими, но действенными.
Он гордился выпускниками, большинство из которых поддерживали с ним связь в письмах до конца дней. Пути, по которым они пошли, были разные -- но они не стали преступными. Жаль Карабанова -- подобно наставнику, он любил беспризорников, стал педагогом-инспектором, как Макаренко и заплатил за это жизнью своего собственного крошечного сынишки, которого зарезал обозленный сирота.
Жизнь не малина, и Антон Семенович так малолетним бандитам и сказал -- "Малины тут вам не будет!"
Я горжусь такими людьми в нашей истории. Читать -- всем.

Двадцатые годы прошлого века. Большая страна после череды глобальных событий и жизненно важных перемен находится в состоянии разрухи. Улицы наводнены беспризорниками и малолетними преступниками.

По поручению Полтавского Губнаробраза педагогом Макаренко А. С. была создана трудовая колония для несовершеннолетних правонарушителей в селе Ковалёвка, близ Полтавы, целью которой было воспитать нового советского человека, который станет частью большого и дружного коллектива новой страны.

Автор, от чьего имени написана книга, с энтузиазмом, хотя и не без страха и сомнений, берется за совершенно новое дело, сопровождаемое массой неурядиц, бюрократических проволочек, в котором помимо взлетов и побед, будут и неудачи, но в итоге всё сложится так, как хотелось.
По крайней мере, такой вывод напрашивается из текста этого объёмного произведения, значительную часть которого составляет повседневная рутина перековки посредством труда и совершенно другого мировоззрения нового человека.

Весь текст пронизан пафосом и невероятным подъёмом морального духа, который сопровождал первые годы советской власти.
Ударный труд, победа коллективного над индивидуальным, общественного над частным сопровождает всю историю, в которой тут и там проглядывают исторические реалии, позволяющие судить о том сложном времени.
Книга настолько изобилует бытовыми подробностями, что порой сами герои истории теряются в этом ворохе нагромождений и превращаются в безликие фигурки, призванные ярче и образнее изобразить происходящее.

От некоторых словесных оборотов в тексте скорее приходишь в недоумение, чем в восторг. Чувствуется, что автор всеми силами стремился придать красоту своему рассказу, отчего порой совсем наоборот.
Как свидетельство эпохи и истовой веры человека в свое дело - рекомендую, но нужно быть готовым к тому, что готовых рецептов по воспитанию просто нет и автор оказался в нужное время и в нужном месте.