Любые совпадения с реальными людьми, компаниями, событиями случайны.

…Конверт не подавал никаких признаков жизни – был без подписи, без адреса, без штемпеля – и вызывал недоумение.

Я обнаружила его в почтовом ящике вместе с газетой, повертела, принесла домой, нашла ножницы (терпеть не могу, когда конверты надрывают), аккуратно разрезала, извлекла дважды сложенный стандартный лист, развернула и уставилась на него с нарастающим беспокойством – лист оказался чистым.

– Что за ерунда? – прошептала я холодея.

Душераздирающие истории о зараженных какой-нибудь язвой, или чумой, или радиацией письмах просочились и в наше захолустье.

Уняв дрожь, я подошла к окну и обследовала лист на свету. Косой луч солнца ослепил, заиграл на бумаге и высветил разводы.

– Симпатические чернила! – хмыкнула я, испытав невыразимое облегчение. – Кому, интересно, делать нечего?

Следующие двадцать минут я носилась с таинственным письмом, как дурень со ступой: держала над паром, под ультрафиолетовым светом (не поленилась, достала с антресолей домашний кварцевый аппарат) – с тем же успехом могла выбросить листок: буквы не проявлялись. И только когда я сообразила подержать лист над лампой, проступили письмена (иначе не скажешь) – буквы цвета молодой листвы. Завораживающее зрелище!

Послание было написано раствором хлорида кобальта – розовые таблетки продаются в любой ветеринарной аптеке.

Я на минуточку почувствовала себя Мата Хари. Эта дама использовала для тайной переписки хлорид кобальта – исторический факт: полицейские при задержании обнаружили пузырек с водным раствором CoCl 2 в ее сумочке.

Зеленые буквы сплетались в слова, слова – в строчки…

Тут меня ждало еще одно потрясение.

«Ты – самая сексуальная из всех женщин, – читала я, – меня заводят твои колени, грудь, бедра. Не проходит дня, чтобы я не представлял нас вместе. Если бы ты только знала, что я вытворяю с тобой в своих мыслях! К. М.».

Фу, пакость какая!

Кровь бросилась в лицо, мысли завертелись, как в барабане стиральной машины, в этом хаосе проблесковым маячком вспыхнула одна: может, это не мне? Ведь имени в письме нет, если на то пошло! Или все-таки мне?

Я отшвырнула листок. Выбросить эту гадость!

Или… Нет, ну его. Хотя…

Неровные строчки сами лезли в глаза: «Меня заводят твои колени, грудь, бедра…»

Я проверила грудь, бедра, колени – все было на месте, и все было… Пф!

Что там еще? А, еще вот это место: «Если бы ты только знала, что я вытворяю с тобой в своих мыслях!» Определенно псих… Не буду больше читать!

Если письмо все-таки адресовано мне, то почему мой тайный поклонник решил отослать его? Что должно было случиться, что подтолкнуло к этому?

Как я ни старалась, понять ничего не могла, только все больше расстраивалась.

Это все Дашка – каркала, каркала, вот и накаркала.

Строчки застряли в памяти, «…колени, грудь, бедра» – каруселью кружилось в голове.

Мысль о неизвестном авторе преследовала меня весь день, я не могла сосредоточиться даже в лаборатории. Кто такой К. М.? У меня не было и нет знакомых с такими инициалами!

Вконец измучившись, сбилась в расчетах и выдала липовую справку о качестве молока – впервые за одиннадцать лет!

…О магазинах шаговой доступности в нашем Заречье никто не слышал.

Ближайшая торговая точка располагается в полутора километрах от улицы Майской, где я живу в доме с синей крышей за синим забором (мама обожала синий цвет).

В магазин идти ужас как не хотелось: невозможно было оторваться от романтической истории Франчески. Возлюбленного Франчески звали Рэй, он был вдвое старше и относился к девушке как к ребенку. Франческа испытывала все муки ада, а Рэй оставался высокомерным взрослым другом.

Книжка держала не хуже рыболовного крючка, но голод не тетка.

Я шла по тихим, утопающим в размокших весенних сугробах улочкам, и размышляла о судьбах вообще и своей в частности.

Считается, что одна сторона жизни налаживается за счет другой. Я скрупулезно обследовала все стороны собственной жизни, пытаясь понять, какая из них наладилась.

Полтора километра неспешным шагом шла по мартовской (близкой к апрелю) улице и проводила ревизию своей жизни в поисках того, что же все-таки наладилось, но так и дошла до магазина, не обнаружив ничего особенно позитивного.

Выходило, что в моем случае закон сохранения энергии не работал. После маминой смерти ничего не налаживалось. Никаких выигрышей в лотерею, весомых покупок, ремонтов, никаких судьбоносных встреч, даже зарплату не повышали уже два года. Ничего, ни хорошего, ни плохого, не происходило, словно я жила в персональном бункере – так в моей жизни было тихо и пусто.

Магазин располагался на перекрестке, его постоянной соседкой была немереная лужа. Несколько раз в году яму засыпали щебнем, но он быстро разлетался под колесами тяжелого транспорта, и лужа возрождалась к жизни, с каждым разом в прежней красе. Не лужа, а непотопляемые, восстающие-из-пепла-Том-и-Джерри, честное слово!

С задумчивостью, которая уже стала моим альтер эго, я обошла озерцо, миновала припаркованное у входа черное большое авто и вошла в магазинчик. Автоматически поздоровалась с кассиршей Галкой и направилась к хлебным полкам.

Поначалу мне показалось, что в магазине нет никого, кроме Галки, но я ошибалась. Мужчина лет сорока, невысокого роста, широкий в кости, в черном полупальто и модной кепке на лысом черепе, выбирал хлеб.

Вопреки расхожему мнению о том, что сердце-вещун сжимается в предчувствии перемен, посылает какие-то сигналы, учащенно бьется или пропускает удары, мое сердце никак не просигналило и ничего мне не подсказало. Возможно потому, что я не доверяла своему сердцу. Оно меня подвело однажды, когда я на третьем курсе, как последняя дура, втрескалась в Степана Переверзева, а у него жена оказалась на сносях (как теперь принято говорить – в третьем триместре).

Из-за Степана я рассталась с достойным человеком. Достойнейшим. Возможно, лучшим из всех, с кем меня сталкивала жизнь.

К сожалению, Дима Тихомиров (говорящая фамилия) был жутко нерешительным. Дима проигрывал лихому гусару Переверзеву, который охмурял девиц на счет «раз», покоряя красотой и некоторыми признаками интеллекта в сочетании с наглостью, – убийственная, беспроигрышная комбинация.

После той истории я, как улитка, надолго втянула голову в домик и пропустила свое время. В итоге мои ровесницы уже ведут разговоры о Едином государственном экзамене, выбирают вузы для отпрысков, а я изобретаю способ забеременеть.

Незадачливый охотник за юбками, проказник Степа Переверзев сломал мне жизнь, даже не обратив на это внимания.

Но, что ни делается, – к лучшему! Собственно, с тех давних пор я и доверяю только рассудку и рациональному началу.

– Скажите, а вот этот хлеб заварной? – услышала я низкий голос.

Мне ничего не стоило рассказать мужчине, что я покупаю именно этот хлеб, потому что он заварной, потому что он с тмином и кориандром и еще потому, что с куском докторской колбасы этот хлеб… как бы поточнее сказать, дает надежду, что еще не все потеряно: я переношусь в детство и не чувствую себя такой старой.

Примерно так поступило бы поголовное большинство жителей Заречья – завязали бы беседу. Отсутствие новостей и размеренный образ жизни сказываются на нравах людей, жители отдаленных провинций легко вступают в контакт с незнакомцами, могут запросто подойти с вопросом или советом, пожаловаться или похвастаться.

Не далее как вчера на остановке какая-то тетка с саженцем спросила меня, принимаю ли я рыбий жир. Уж на что я человек привычный, но и то слегка опешила и покачала головой, отвергая подозрения.

– Наверное, рыбу едите? – не отставала тетка.

– Да, ем, – покаялась я.

Тут, к счастью, подошел автобус, и мне не пришлось пересказывать рецепт приготовления экзотической ледяной рыбы, которую предлагают населению торговые точки Заречья. Эта рыба без моркови, лука, перца, тмина, укропа и майонеза вообще на продукт не похожа.

Да! Так вот. В девяноста случаях из ста я поступила бы точно так же – рассказала бы о достоинствах черного хлеба.

Но что-то мелькнуло в глазах мужчины, похожее на интерес, и я отделалась рекомендацией:

– Спросите у кассирши.

Взяла буханку черного, батон белого и пошла к кассе. Мужчина потащился следом.

Хотя почему – потащился? У покупателя в кепке была походка вразвалочку, как у настоящего хозяина жизни.

Я заплатила за хлеб, вышла на высокое крыльцо и вдохнула хрустальный воздух.

На бело-голубое небо уже выплыл прозрачный серп, рядом с ним висела одна-единственная звезда. Есенинский мотив пробудил во мне грусть, и я, не глядя по сторонам, подалась обратно – к дому.

Неприятность ждала моего первого шага и встретила меня, едва я двинулась в ее сторону.

На перекресток вылетели «жигули» девятой модели, не дав себе труда объехать лужу, в которой плавали перламутровые пятна машинного масла, промчалась на полной скорости мимо, обдав меня с головы до ног грязью пополам с этим перламутром.

Пока я стояла, мокрая и растерянная, «девятка» скрылась с глаз.

В тот же миг за моей спиной произошло движение, хлопнула дверь черного большого авто, завизжали колодки, и машина сорвалась с места.

Я попятилась от гангстерского звука, достала из сумки носовой платок, пудреницу (в пудренице давно не было пудры, она служила зеркальцем) и попыталась стереть потеки с лица.

Вытираться наша зареченская землица, сдобренная отработанным маслом, не хотела, и мне пришлось несколько раз слюнявить платок, чтобы ликвидировать серые разводы на щеках и лбу. На пальто я старалась не смотреть – и так было ясно, что придется нести в чистку.

Едва я прошла перекресток, как мимо меня проехало, ткнулось носом в обочину и встало, отставив зад, черное авто.

Я только успела подумать, что мне уже достаточно впечатлений от похода в магазин за хлебом, как дверь авто открылась и показался тот самый покупатель в кепке.

Хозяин черной иномарки выволок из машины парня из тех, кто специализируется на создании проблем себе и окружающим.

Парень производил впечатление классического уголовника, отлично вписавшегося в психогенетическую систему Ломброзо: сплющенный нос, маленькие глазки, отечное, красное лицо, безвольный подбородок с редкой растительностью. «Ничего не понимаю… Неужели алкоголь может так обезобразить человека?» – успела подумать я, всматриваясь в нарушителя.

Но я ошибалась – алкоголь здесь был ни при чем. Это было лицо, пострадавшее от ожога, – это была маска.

Возраст субъекта не определялся, хотя, скорее всего, парень был моим ровесником.

Стоять самостоятельно молодой человек не мог – его водило из стороны в сторону.

Мужчина в кепке встряхнул парня и пророкотал голосом проповедника:

– Проси прощения.

От пьяного на всю улицу несло перегаром, меня передернуло не то от жалости, не то от брезгливости, профессиональным движением я разогнала спиртные пары.

– Паш-шли-ффссе-вон, – со второй попытки просипело (именно просипело, потому что голоса у парня не было) это нечто, не поднимая тяжелой головы.

– В таком состоянии сесть за руль?!

Мне стало нехорошо, когда я представила, что буквально несколько минут назад разминулась со смертью.

– Да, представляете, как ему повезло, что он никого не сбил?

Подход к проблеме несколько озадачивал, но я не стала спорить:

– Всем повезло. Как же вы его извлекли из машины?

– Обыкновенно: подошел и вытащил. «Девятка» стояла уже, – увидев на моем лице изумление, объяснил мужчина.

– И что вы с ним собираетесь делать?

– Вызвал наряд, забрал ключи от машины и документы.

С этими словами мужчина разжал кулак и выпустил парня. Парень сложился и рухнул на пористый, рыхлый снег как подкошенный.

Сказать правду, мне нисколько не было жаль этого типа.

– Арсений, – расплылся в улыбке мужчина и протянул мне руку.

Я слабо ответила на пожатие:

– Витя.

Арсений с недоверием разжал ладонь:

– Не понял?

– Витольда, – сжалилась я над своим заступником.

– А-а, – вскинул подбородок Арсений, но недоверие в глазах никуда не делось, – садитесь, Витольда, я вас доставлю. Не ходить же вам в таком виде по улицам.

– Спасибо, – с твердым намерением отказаться произнесла я, но отчего-то вдруг в последний момент передумала и подошла к машине.

– Прошу, – галантно подал Арсений руку, открыл переднюю дверь, и я изобразила на не совсем чистой физиономии благодарность, хотя и без посторонней помощи вполне способна была сесть в машину.

О себе могу сказать, что я не красавица, обычная, славянская внешность делает меня похожей на миллионы российских женщин. Светло-русые волосы, водянисто-голубые глаза, гладкая кожа, ровные зубы, приятная улыбка – что еще? Дашка Вахрушева утверждает, что у меня красивые ноги, но я, честно говоря, не знаю, можно ли ей верить.

Я устроилась на сиденье, положила пакет с хлебом на колени и стала разглядывать кожаный салон. Арсений сел на хозяйское место и с немым вопросом уставился на меня.

Я продолжала осматриваться, Арсений продолжал пялиться, машина продолжала стоять на месте.

– Что? – спохватилась я.

– Куда прикажете?

– А! Майская, тринадцать.

– Покажете, где это?

– Само собой!

– Поехали, – как Гагарин, махнул рукой Арсений, и машина сорвалась с места.

Меня вдавило в сиденье, я практически всю дорогу сидела зажмурившись, а водитель, глядя на дорогу, сочувствовал:

– Да, досталось вам сегодня. Пальто испорчено, нервы потрачены, а все пьянка. Никого еще до добра не доводила. Таких козлов надо прав лишать.

– А потише нельзя? – подала я голос.

Водитель обратил ко мне недоумевающий взгляд:

– Что – потише?

– Ехать потише!

– Ха, – развеселился Арсений, – быстрой езды боитесь?

– Боюсь, – призналась я.

– Сто километров всего, – с сожалением сбросил скорость гонщик.

Оказавшись возле дома, я обрадовалась, смягчилась и даже улыбнулась, прощаясь:

– Спасибо, Арсений, что подвезли, а то мне на работу уже пора.

– Всегда пожалуйста, – великодушно заверил Арсений. В глазах снова вспыхнул интерес. – В такое время на работу? Где вы трудитесь, если не секрет?

– На ферме.

– Кем?

– А, доярка я.

Не знаю, что меня дернуло соврать. Наверное, защитный рефлекс сработал: на безымянном пальце правой руки Арсения блестело кольцо, и при всех его достоинствах Королем (в обиходе Принцем) Арсений не был. Так или иначе, я сказала то, что сказала.

Либо Арсений был плохим психологом, либо я действительно за одиннадцать лет работы в коллективе опростилась, растеряла былую интеллигентность, но мой новый знакомый не заподозрил меня во лжи и уличать не стал.

– Ха! Так нам по пути! Давайте я отвезу вас на работу!

Я подняла глаза на небо, наливающееся фиолетом, и кивнула:

– Хорошо, только если нам по пути.

– Честное пионерское, – поклялся Арсений.

Я быстро умылась, переоделась, закрыла дом, калитку и вернулась в машину.

Всю дорогу на ферму Арсений удовлетворял проснувшееся любопытство:

– Вы местная?

– Да.

– А фамилия?

– Петухова.

– А учились где?

Вот тут я чуть не прокололась, но потом сообразила, что Арсений интересуется школой:

– В средней школе номер три.

– И все?

– Все.

– Даже техникум не окончили?

– Нет.

– А муж, дети?

– Вообще-то я многодетная мать, но меня за пьянку лишили материнских прав, – напропалую врала я, – а родственников у меня нет. Ни одного. Так что можно сказать, я сирота. Круглая.

Это было не совсем так. Точнее – совсем не так. Детей и мужа у меня действительно не было, зато в Заречье проживало двадцать шесть человек Петуховых (родня со стороны отца), но почему-то вся эта ветвь родственников ополчилась на маму, когда отец ушел к молодухе.

Арсений потрясенно промямлил:

– Да, бывает.

– А вы где трудитесь? – переняла я эстафету у Арсения.

– Так в кочегарке.

– А в какой?

– А на масложиркомбинате.

– А разве там есть кочегарка?

– А то как же! Куда ж нам без кочегаров!

– Я думала, там отопление газовое.

– Конечно, вот я и работаю истопником.

– А как ваша машина называется?

– «Ауди» называется, – охотно сообщил истопник.

– Вам, наверное, хорошо платят, – включила я рациональное начало.

– Так это не моя машина, а директора. Я по ночам в кочегарке, а днем вожу шефа.

Я бросала на водителя косые взгляды и к концу поездки рассмотрела прямой, чуть заостренный нос, небольшие карие глаза, окруженные сетью лучистых, неглубоких морщин, упрямый подбородок и не менее упрямый рот. Как-то мне стало неуютно от благородства черт истопника, но впереди показались огни фермы, и я вздохнула, успокоенная.

Мы, наконец, прибыли на место, Арсений пожелал высоких надоев и уехал, а я побежала брать пробы и выдавать анализы, забыв думать об Арсении на второй минуте после прощания с ним. Истопник по определению не мог быть Королем.

Если по улице мимо ваших окон за весь день проходят три-четыре человека, значит, вы живете в Заречье. Или в Зареченске (Залучье, Заручье), или в любом другом местечке с населением пятнадцать тысяч. Во всяком случае, мимо моего окна по улице Майской в частном секторе оживленного движения не наблюдается.

Как вы уже поняли, меня зовут Витольда Петухова. Мне тридцать три года, я одинока и до недавних пор была убеждена, что это навсегда. В смысле, не возраст, а семейное положение.

Злые языки (а их здесь, поверьте, достаточно) утверждают, что я жду принца на белом коне.

Признаюсь, они не так уж не правы. Я действительно жду, только не Принца, а Короля – мне все-таки не восемнадцать.

Короли в нашем Заречье тоже явление крайне редкое, что печально, потому что последние пару лет я мечтаю родить ребеночка – сына или дочку. Вот, собственно, и все мои запросы.

Встречая беременных женщин, я мучаюсь одним вопросом: где этим счастливым дочерям Евы повезло встретиться с трезвым, здоровым, дееспособным мужчиной? По каким улицам они ходили? Или?.. О нет! Я не хочу думать, что эти женщины рискнули забеременеть от нетрезвых, нездоровых, недееспособных мужчин. Это было бы слишком печально.

Стоит ли объяснять, что я завидовала тлям и ящерицам, практикующим партеногенетическое зачатие, без оплодотворения (везет же некоторым!).

Дашка Вахрушева – моя подруга, она же первый критик и оппонент, – подкованная в вопросах полов, сказала, что напрасно я завидую ящерицам: прежде чем отложить яйцо, бедняжка подвергается нападению со стороны подруг и родственниц. У жертвы от стресса запускается механизм «непорочного зачатия», так что размножается она скорее от страха, чем от любви.

Я пожала плечами:

– Какая разница! Главное – результат.

– Ты хочешь сказать, что не против насилия, если оно ведет к беременности?

– Нет, я против насилия. И я против насильников. И еще я против пьяниц, наркоманов, имбецилов, дебилов, лентяев, геев, ВИЧ-инфицированных, еще против нечистоплотных (в нравственном отношении и в плане гигиены) мужчин, против разных неуравновешенных личностей и моральных уродов.

– Ну, не знаю, подруга, для нашего города ты слишком привередлива. Все романы читаешь! Делай хоть что-нибудь! Поезжай отдохнуть, найди там себе кого-то – не знаю! Сидя дома, ты точно ничего не изменишь в своей жизни.

– Судьба и на печи найдет, – отмахивалась я.

Но Дашка, конечно, была права. В Заречье ловить нечего.

Добившийся чего-то в жизни мужчина вряд ли будет стоять на автобусной остановке, тащиться в набитом битком транспорте с пенсионерами и такими недотепами, как я!

Может, действительно съездить отдохнуть куда-то? В санаторий? Или в дом отдыха? Ездят Короли в санатории? Где они отдыхают – сильные, умные, добившиеся карьерного роста мужчины? Нет, не Абрамович Андрей Бородин и или Виктор Бут . С этими все ясно – собственные яхты и тюремные решетки надежно защищают этих мужчин от таких охотниц за их спермой, как я. Где отдыхают другие достойные мужчины?

– Поезжай на море, – советовала Дашка.