«Когда я вступаю в греческий храм, мой взор очарован, а дух ликует; я ощущаю радость и гордость оттого, что я человек; но готическое искусство порождает чувство возвышенного. Когда я вхожу в собор, меня охватывает священный трепет и ужас; я теряюсь среди этого окружения, все мое существо растворяется в бесконечности; земля и воздух, природа и искусство, — все обращено к жизни вечной, и единственное, что я явственно ощущаю, это что я — ничто.»
С. Т. Кольридж
Дочитав книгу, я даже не могу свести воедино всё то, что накипело в душе во время её чтения. Я не знаю, с чего начать, от чего оттолкнуться и к чему прийти, как правильно выразиться. Последние несколько часов я тщетно пыталась удержать вновь обуревавшие меня слёзы, а после того, как мне удалось их осушить, я почувствовала лёгкую печаль и пустоту. Читала медленно и перечитывала страницы - так была расчувствована написанным, что пыталась продлить свои переживания и захлестнувшие меня эмоции.
Ни о каком трезвом анализе не может быть и речи, я пребываю в таком замешательстве, что едва ли выдавлю из себя что-то внятное. Но попробовать всё же стоит.
Начиная знакомство с автором, я и подумать не могла, что так скоро начну проникаться к ней столь необъяснимо сильной симпатией. Но второй роман дочитан, и я, одолеваемая двумя совершенно разными чувствами, - салатом из светлой печали и опустошённости, и проникающим в каждую клетку блаженством, - дрожащей рукой тянусь за последним томиком.
Увы, вы даже предположить не сможете, что испытывает читатель, проникая в такие книги. А если бы смогли - простили бы мне мои пространные разглагольствования.
В этом романе остовом сюжета служит нелёгкая судьба молодой девушки Аделины, не знающей родительской любви, получившей основное воспитание в монастырских стенах, уделом которой должна была стать постоянная жизнь в них. Но она этому всей душой воспротивилась. От вышесказанного и берёт начало роман.
На пути девушки будут встречаться разные испытания, но сила духа, горячность сердца и врождённая добродетель не позволят ей обозлиться и очерстветь.
Читателю достаточно долго предстоит проживать в заброшенном аббатстве Сен-Клэр, находящиеся в Фонтенвильском лесу: бродить по его тёмным анфиладам, прятаться в маленьких кельях, обнаруживать тайные ходы и даже стать свидетелем неких давно произошедших ужасных событий (найдя весьма пугающие подтверждения злодеяний, случившихся там).
«Приблизившись, он увидел перед собою руины готического сооружения[16], по-видимому, аббатства. Монастырь стоял на заросшей поляне, осененной высокими деревьями с раскидистыми кронами, которые казались сверстниками аббатства и придавали всему вокруг романтически мрачный колорит. Большая часть здания лежала в развалинах, в той же его части, которая устояла перед губительным воздействием времени, запустение выглядело еще ужаснее. Мощные зубчатые стены, густо оплетенные плющом, наполовину обрушились и стали прибежищем хищных птиц. Гигантские обломки восточной башни валялись вокруг в высокой траве, едва колышимой легким ветерком. «Чертополох главой качал, и мох шептался с ветром»[17]. Богато изукрашенные резьбой готические двери, что вели в главную часть здания, сохранились в целости, но дорожка к ним сплошь заросла кустарником. Над широким великолепным порталом было окно того же стиля; в его стрельчатых проемах еще сохранились осколки витражей, некогда бывших гордостью монашеской братии. Ла Мотт, предположив, что кто-нибудь и сейчас мог найти здесь приют, подошел к дверям и взялся за массивный молоток.»
Как и в "Итальянце" сюжет этого романа можно найти "многослойным", но, если позволите так выразиться, - более спокойным. Картины и места действия не сменяются так резко и часто, и они здесь много ровнее. Но причин потрепетать вашим нервишкам и попереживать за героев найдётся с лихвой).
Ещё стоит отметить, что некоторые линии романа встречались ранее в "Итальянце"; так как он был написан позже, можно сделать вывод, что автор их позаимствовала из "Романа в лесу". Признаюсь, меня это слегка огорчило. Но из-за своей пристрастности к автору я почти сразу закрыла на это глаза.
Также нужно сказать, что к каждой главе Радклиф подбирает эпиграф; часто она берёт их из трудов Шекспира и Коллинза. Кроме того, иногда вставками в главах бывают стихи её собственного сочинения. Они всегда уместны, чем добавляют красок в палитру романа и овевают поэтическим шармом.
Вот что писал по этому поводу В. Скотт: «Филдинг, Ричардсон, Смоллет, даже Уолпол, хоть он и избрал фантастический сюжет, — все они явно прозаики. А миссис Рэдклифф можно назвать первой поэтессой романтического романного жанра.»
Эта книга являет собой идеал. Идеал любви, идеал сестринства и отцовства, атмосферных мест и милых сердцу пасторальных просторов. Я нашла здесь очень много симпатизирующих мне героев, и всё это вместе выдвигает книгу на первый план с большим отрывом от остальных.
Я покорена по всем фронтам. В любимые.
P.S. Теперь если меня спросят, в какой книге и в окружении каких (так и хочется сказать - людей!) героев я хотела бы жить, ответ мой будет очевиден (спойлер!):
«Под кровом Ла Люка он нашел гостеприимство, откровенность и простоту, столь характерные для этих мест; в почтенном владельце замка он обнаружил сильный философский ум в сочетании с благородным человеколюбием, — то была философия, которая учила его владеть своими чувствами, но не противоборствовать им; в Кларе — цветущую красоту и совершенную безыскусность сердца; в Аделине — всю прелесть изящества и грации вместе с талантами, заслуживавшими самой высокой похвалы. В этом семейном портрете доброта мадам Ла Люк также не могла остаться незамеченной или забытой. Бодрый дух и гармония витали в этом замке, но чудеснее всего было то, что благие дела, источником коих было сердце доброго пастыря, распространялись отсюда на все селение, соединяя всех здешних жителей прочными и сердечными узами общественного согласия. Все это вместе делало Лелонкур настоящим раем.»