Есть среди историков и другое мнение, делающее Екатерину крупным политиком и дипломатом, выдающимся политическим деятелем своего времени, ловко лавировавшим между различными партиями в сложное для Франции время. Во всех случаях все особенности ее характера дружно приписываются ее итальянскому происхождению. Заметим, что сами итальянские историки предпочитают видеть в ней прежде всего верную жену и заботливую мать.

Жизнь Екатерины Медичи была непростой даже для ее сложного времени (было ли когда-нибудь в истории «простое время»?). Личная жизнь, важная для любой женщины, складывалась непросто. Во-первых, девять лет Екатерина оставалась бесплодной, что, помимо всего прочего, было катастрофой в ее положении – вскоре после заключения брака умер брат Генриха, и последний стал наследником престола. Возник вопрос о разводе – Франции нужны были дальнейшие продолжатели королевской династии, законные наследники. В этот момент, как будто в результате нечеловеческого усилия воли, а многие поговаривали, что не без помощи колдовства, Екатерина забеременела. В последующие 11 лет она родила 10 детей, 7 из которых выжили, а три стали впоследствии французскими королями. Трагично то, что, несмотря на такую внезапную плодовитость, дети Екатерины стали последними в роду династии Валуа и не оставили потомства, а трон перешел к ненавистным ей Бурбонам. Екатерина умерла незадолго до этого, но судьба династии уже была к этому моменту предопределена.

Ее муж, Генрих II, относился к ней с уважением и, видимо, был по-своему привязан. Но в мировую историю любовных романов он вошел благодаря своей непреодолимой страсти к Диане де Пуатье, обольстительнице, которая была старше его жены на 20 лет (а следовательно, и его самого, так как он был немногим старше Екатерины). Диане мало было любви мужа, ей нужно было еще и унижение жены-соперницы. Так что вплоть до гибели мужа (Генрих погиб на рыцарском поединке, пораженный копьем в глаз) гордая флорентийка подвергалась постоянному унижению от соперницы и двора, принявшего сторону последней. Кстати, после смерти мужа Екатерина, хотя и отобрала решительно у соперницы все, принадлежавшее ранее королевской казне, сохранила ей ее владения и не преследовала ее, опровергнув миф об особой итальянской мстительности.

Можно по-разному оценивать вклад Екатерины в политическое развитие Франции, но ее влияние на французскую культуру не вызывает сомнения, хотя и обросло легендами. Французский двор встретил Екатерину без особого восторга, прежде всего потому, что она происходила из рода Медичи, а Медичи, несмотря на их богатство и власть, были торговцами. Для французской аристократии брак сына короля с представительницей буржуазии был очевидным мезальянсом. Вместе с тем флорентийский быт того времени, в котором выросла Екатерина, существенным образом отличался от французского, причем отнюдь не в пользу последнего.

Можно себе представить, какое впечатление произвел на юную итальянку королевский двор Франции! Вилки с четырьмя зубцами, вошедшие в флорентийский обиход еще в XV веке, введенные Екатериной во французский королевский быт, вызывали грубые насмешки. Здесь по-прежнему предпочитали есть при помощи ножа и рук, вытирая их о скатерть. По-прежнему был распространен обычай ставить одну тарелку на двоих, давно изжитый во Флоренции, где каждому полагался индивидуальный прибор во время еды. Суп же чаще всего ели вообще из общей супницы.

Ванные комнаты в Италии появились еще в XVI веке, французы же еще несколько столетий мылись в тазах и ушатах. Еще Фридрих II в XIII веке оборудовал в своих замках удобные туалеты, французы не делали туалетов даже в королевских дворцах. Сын Екатерины, Генрих III, даже вынужден был издать указ, чтобы залы дворца убирались от нечистот каждое утро до подъема короля.

Не лучше была ситуация вне дома, в городе. Во Флоренции еще с конца XIV века наиболее грязные службы – бойни, красильни, кузницы – выносили на окраины города, а на центральных улицах и площадях запрещался проезд телег и торговля отдельными товарами, «дабы не нарушать красоту места». Для украшения и оздоровления города в это же время здесь разбиваются сады и общественные парки. В XV веке во Флоренции начинают устанавливать фонари для освещения улиц. Каменные здания к этому времени преобладали уже над деревянными. Екатерина выросла в каменном дворце Медичи, украшенном мрамором и прекрасными фресками.

В Париже в это время ситуация была гораздо менее приятной. Нечистоты выливались прямо на улицу в канавы, испускавшие зловоние и служившие источником заразы. Помои часто выливали прямо на голову прохожим, запретили эту практику в Париже только во второй половине XVIII века. Несмотря на запреты, горожане держали скот прямо в городе, так что свинья, расположившаяся посередине улицы, была не редкостью в этом столичном городе. Какое бы то ни было освещение, кроме луны, отсутствовало вплоть до XVIII века, а дома были преимущественно еще деревянными.

В таких условиях юная Екатерина Медичи оказалась после замужества. Ее влияние на французскую культуру теперь трудно определить точно, и невозможно отделить правду от вымысла. Достоверно известно, что выписанные ею художники украсили своими произведениями французские королевские дворцы. По ее приказу было сооружено новое крыло в Лувре и началось строительство Тюильри. Ее личная библиотека была одной из крупнейших во Франции в то время. Считается также, что именно она ввела в употребление при французском дворе вилку и усовершенствовала примитивную до тех пор сервировку стола. Говорят, что именно ей, заядлой и ловкой наезднице, женщины обязаны особым женским седлом. Любительница духов и благовоний, она привезла из Флоренции неиссякаемый запас, познакомив с ними французское общество. Наконец, любительница вкусной еды, Екатерина выписала из Италии когорту итальянских поваров, научивших французов готовить изысканные блюда. Впрочем, последнее мнение поддерживают прежде всего итальянские исследователи. Французские с ним не согласны.

Конечно, не стоит преувеличивать влияние одной Екатерины Медичи на всю французскую культуру. Франция жила и развивалась по своим законам и в скором времени стала европейской законодательницей моды. Но, безусловно, не без итальянского влияния. Кстати, большим поклонником всего итальянского был еще свекор Екатерины, Франциск I, собравший при своем дворе самых разных итальянских художников. Достаточно упомянуть, что он оказал покровительство Леонардо да Винчи, который умер во Франции, завещав ей свой шедевр Мону Лизу, ставшую украшением Лувра.

Итальянская культура не только влияла на другие народы, но и, как было сказано выше, сама подвергалась влиянию других. Надо отметить, что только сильные и ярко выраженные культуры не боятся заимствований и воздействия извне. Они как бы перемалывают все новшества, перекраивают их на свой лад, забирая понравившееся и отметая чуждое. Именно так итальянская культура поступала со всеми многочисленными внешними воздействиями, расцветая и укрепляясь. Вопреки распространенному мнению, даже многочисленные иноземные завоевания не только не уничтожили основ итальянской жизни и быта, не растворили итальянский характер, а лишь расцветили их дополнительными красками. Италия, подобно тютчевской весне, «лишь румяней стала, наперекор врагу».

Современная Италия продолжает находиться в непрерывном взаимодействии с другими странами и народами. Новые, мирные набеги совершают сегодня миллионы туристов, жаждущих прикоснуться к красотам и чудесам этой прекрасной страны. В Европе нет равных ей по притягательности. По древности цивилизации ее превосходит только Греция. Но она как бы застыла в далеком прошлом, а Италия дала и богатейшую средневековую культуру. Франция богата Средневековьем, но в ней нет древности и солнечной погоды круглый год. В Англии есть красивейшие сады и парки, но нет всего означенного выше. Словом, одна Италия из европейских стран сочетает в себе все: древность, Средневековье, мягкий климат, много солнца, морские побережья, цветущие сады, прекрасную еду, свое вино, шедевры культуры, самую знаменитую оперу. Если добавить к этому заметно улучшившийся в последние годы сервис – замечательные автострады, опоясывающие всю страну, сеть гостиниц для людей с самыми разными финансовыми возможностями, прекрасно организованные музеи, то становится ясно, что сегодняшняя Италия – просто рай для туристов. Число их растет год от года и плохо поддается учету. Открытые границы между странами Шенгенского соглашения не дают возможности учесть всех тех, кто приезжает сюда из других европейских стран. Поэтому, видимо, столь разнятся цифры, приводимые в разных справочниках, – от 15 до 40 миллионов человек в год.

Сами итальянцы относятся к этому новому нашествию, как и всегда, спокойно. И, как и всегда, извлекают из него свою выгоду. Конечно, толпы мятущихся людей, говорящих на непонятных языках, нарушающих все возможные правила и установления, пьющих капучино, о ужас, в любое время дня и ночи, надевающих спортивные костюмы в музеи, а иногда и в театры, не могут не раздражать. С другой стороны, туризм сегодня является одной из важнейших статей дохода страны и источником обогащения многих индивидуумов. Так что можно и потерпеть.

Конечно, в оживленных туристических центрах в пик сезона местные жители могут быть и не слишком любезны, а уж надуть глупого туриста и вовсе дело святое. Но в целом отношение итальянцев к иностранцам довольно доброжелательное, хотя и отстраненное. Они как бы создают свой особый замкнутый мир, отстраняясь от всей этой суеты и толпы. Поэтому столь разителен контраст между оживленными центральными туристическими улицами, кишащими людьми, и боковыми проходами, живущими своей особой, размеренной, упорядоченной жизнью, определенной задолго до дня сегодняшнего.

Показателен эпизод, произошедший не так давно в тихом и спокойном городке Монтероссо, расположенном на Лигурийском побережье. Место это только в последние годы стало заполняться туристами, так что сохранило еще некоторую патриархальность и умиротворенность. В маленькой частной гостинице произошел конфликт между немецкими и американскими туристами. И те и другие были сильно разгорячены разного рода напитками, что нередко случается в Италии, где обилие и разнообразие аперитивов, диджестивов и недорогих вин часто приводит неопытных туристов к их чрезмерному потреблению. Американцы, охваченные чувством свободы от пребывания в чужой стране, стали всячески насмехаться над немцами, вспоминая им прегрешения минувших лет. Немцы мрачно молчали, пока наконец чаша их терпения не переполнилась. После этого в окно полетели не только сами американцы, но и их личные вещи, а заодно и мебель, стоявшая в комнате.

Пока две нации выясняли, кто из них может претендовать на мировое господство, итальянцы занимали выжидательную позицию. Карабинеры, чей участок находится за углом, прибыли аккурат, когда все было закончено, чтобы составить протокол и пойти пить кофе. Позиция невмешательства – наиболее удобная и безопасная. Если Италия и не может себе позволить придерживаться ее в государственном масштабе, то на бытовом уровне она самая распространенная.

Создав свою замкнутую структуру, отгороженную от иностранцев традицией и укладом жизни, итальянцы, в целом принимая их как неизбежность, создали для них и свои правила. Смысл их прост: что с них взять, иностранцы! Пусть живут, как могут, лишь бы нам не мешали. Так, попытка английских туристов узнать, как купить лицензию на рыбную ловлю, вызвала полное недоумение в туристическом офисе. Кстати, удивление и недоумение – обычная реакция в итальянских туристических офисах. Есть два-три простых действия, например, бронирование гостиницы или раздача брошюрок о соседнем музее, которые они умеют делать, все остальное вызывает, как правило, глубокий ступор. Сравниться с ним может только реакция полицейских, когда у них спрашиваешь дорогу в их родном городе. Однажды трое из них так и не смогли вспомнить, где находится туристический офис, располагавшийся прямо за их спинами.

Так вот, возвращаясь к рыбной ловле. После долгих мучительных размышлений и совещаний в туристическом офисе сказали: – Не надо лицензии. – Вообще не надо? – Нет, вообще надо, но вам не надо. – А если полиция? – Не страшно, скажите, что иностранец.

Поскольку итальянцы уверены, может быть вполне справедливо, что итальянский язык – самый красивый в мире (а Италия, кстати, самая красивая страна, о чем, как и о том, что Карфаген должен быть разрушен, никогда не лишне напомнить), они не владеют иностранными языками. То есть они ничего не имеют против, даже готовы их изучать, здесь нет и капли высокомерия, свойственного нередко, например, французам, сознательно отвергающим английский язык, но в общей массе языки итальянцам не даются. Конечно, речь не идет о развитых туристических центрах и дорогих отелях, но вот уже один шаг в сторону приводит к полной языковой изоляции.

Даже те, кто с гордостью делают вид, что знают английский, как правило, владеют 2–3 расхожими фразами, так что настоящее общение редко удается. Величественный метрдотель на завтраке в четырехзвездочной гостинице на озере Комо явно гордился своим владением четырьмя языками. Входивших туристов он приветствовал «добрым утром» на их родных английском, французском, немецком и испанском языках. На них же принимал заказ. И только выполнение этого заказа – всегда неправильное и перепутанное – подсказывало, что знание языков было мнимым и внешним.