* * *

Пролог

– Да когда ж ты сдохнешь-то, тварь!

Толстостенный стакан с грохотом врезался в стену. Разбился, конечно, но погиб достойно – на благородно-кремовой стене дорогого офиса осталась внушительная вмятина в виньетках безобразных потеков элитного вискарика.

Дешевого пойла не менее толстостенный… ну хорошо, просто омерзительно жирный, похожий на одышливую жабу Сол Козицки не употреблял. И не потому, что наупотреблялся в юности, когда был нищим и выкарабкивался с помойки жизни самостоятельно.

Никогда не употреблял, и все. Да и не было у очаровашки Сола нищей юности, он принадлежал к клану серьезных акул, хозяйничавших в криминальном океане североамериканского континента и стран Западной и Восточной Европы.

Клан Козицки был многочисленным, практически в каждом регионе барражировал над поверхностью плавник одного из представителей этого семейства.

Солу достался Кипр. Не самое плохое место, как оказалось, хотя поначалу молодой Сол психанул, считая, что глава клана просто решил сплавить проблемного отпрыска в ссылку на какой-то дурацкий остров. Почему было не оставить его в привычной Флориде, где Сол родился и вырос, где вроде бы неплохо влился в бизнес семьи?

В том-то и дело, что вроде бы. Да, справлялся неплохо, но слишком часто возникали проблемы из-за неуемного желания молодого Козицки потакать своим прихотям.

А прихотей у некрасивого толстого парня хватало, причем порой довольно жестоких и извращенных. К тому же Сол Козицки был очень злопамятен и мстителен, и, если считал, что кто-то его обидел или, не дай бог, унизил – берегов жирдяй не видел, расправлялся без оглядки на личность и семью этого кого-то.

И предсказуемо нарывался на неприятности.

Хотя какие, к черту, неприятности – проблемы огребал клан Козицки, и частенько очень серьезные.

Так что Сол топтался где-то совсем рядом с истиной, считая поручение вести дела клана на Кипре ссылкой. Ведь его отправляли не просто в дыру на задворках Европы, его еще и зашвырнули туда, где клан Козицки никакого влияния не имел. И ему самому предстояло завоевать для семьи достойное место в криминальном болоте Кипра. Занять не кочку какую-то захудалую, на которой солидной жабе не развернуться, а создать полноценный камышовый рай, где можно хозяйничать всласть.

Разумеется, поддержку деньгами и людьми клан молодому засланцу гарантировал, но обустраиваться ему предстояло самостоятельно.

Он справился. И даже греческий язык освоил в совершенстве, что вообще удивительно – не любил толстяк учиться. Черты характера, ставшие причиной ссылки, здесь очень пригодились Солу Козицки.

И сегодня, четверть века спустя, мало кто рисковал перейти ему дорогу, жестокость и злопамятность злобного толстяка была хорошо известна.

А еще он получил кличку, бесившую Сола неимоверно, но стереть это унизительное прозвище из памяти всех, кто его знал, Козицки не мог.

«Ага». С ударением на первую «а».

Когда Сол впервые услышал эту кличку, он решил, что с ударением просто ошиблись, а прозвище придумали турки с другой половины Кипра. И его надо называть Ага, с ударением на второе «а» – форма обращения к старшему по рангу, что-то типа Козицки-ага.

Но оказалось, что назвали его так в честь Аги – самой крупной и самой безобразной жабы в мире, смертельно опасной из-за своего яда. Собственно, кличка могла бы и польстить, приятно осознавать, что тебя считают смертельно опасным.

Но не уродливой жабой при этом! Почему Николас Ифанидис – Кайман, а он, Сол Козицки – жаба?!

Разумеется, Сол понимал – почему. Но любой, кто осмеливался его так назвать, жестоко наказывался – если Козицки узнавал об этом. Чтобы другим неповадно было.

Для поддержания реноме, так сказать.

И это только за кличку!

А когда его, Сола Козицки, при свидетелях отмудохали, да еще и за ухо оттаскали так, что ухо едва не оторвалось, ответка сделавшему это шелудивому псу должна была прилететь незамедлительно!

Она и полетела, Козицки с парнями в тот же вечер подкараулили пса Ифанидиса, намереваясь избить того до полусмерти, отрезать уши и отобрать то, что должно было стать собственностью Сола, но этот урод перехватил.

Да, Сол сгоряча поступил против правил, попытавшись испортить не доставшуюся ему вещь. Уж очень хороша была девка, к тому же целка, непокорная, с характером, Ох, как бы славно провел с ней время Сол, ломая и развлекаясь, м-м-м…

Но не за такие дурные деньги, она того не стоила. А вот быстренько развлечься, увидев оставленную без присмотра игрушку, захотелось так, что даже не подумал о последствиях. Последствия же нарисовались очень быстро, Сол ничего толком не успел сделать. Примчался разъяренный Агеластос, новый хозяин девки, избил его, почти оторвал ухо – врач потом пришил, но кривовато, добавив «шарма» Солу Козицки.

Но это потом, а в тот вечер он со своими людьми почти сразу рванул следом за джипом Агеластоса. Почти – потому что полуоторванное ухо следовало хотя бы обработать и перевязать.

И все равно оказалось, что к дому Агеластоса они подъехали раньше хозяина, пришлось даже ждать минут двадцать. Можно было догадаться, что этот паршивый пес куда-то заезжал, и, скорее всего, выгрузил купленную девку своему боссу.

Но кипевшие от ярости мозги Сола что-то там предполагать, да и вообще мыслить были не в состоянии. И вместо того, чтобы сразу расстрелять джип Агеластоса, толстяк отдал приказ сначала вытащить оттуда девчонку. Это было ошибкой, пес Ифанидиса подтвердил свою репутацию главного секьюрити, сумев перехитрить его болванов и созвониться с шефом. Тот сразу согнал все ближайшие к месту разборки полицейские патрули, вынудив Сола в темпе сваливать, не закончив начатое.

Агеластос все же в больницу попал, но это не могло быть достойным наказанием, не так уж серьезно пострадал пес Ифанидиса.

А над Солом Козицки начали посмеиваться, перешептываться, глядя на его неровно пришитое ухо. Возможно, это только ему казалось, в чем пытался убедить босса Сэм Леви, правая рука Сола. Беспринципная, хитрая, пронырливая и очень толковая правая рука.

Разумеется, бездумно доверять помощнику Сол даже и не собирался, верить вообще никому нельзя. Но пока Леви доказывал, что пользы от него больше, чем косяков, отрубать эту руку Ага не собирался.

Но и считаться с его мнением в этой ситуации – тоже.

Ничего ему не кажется, над ним реально глумятся! И вариант тут один – Агеластос должен сдохнуть. Тогда все заткнутся, поймут, что то же самое может произойти и с ними.

Конечно же, этот слабак Леви отговаривал босса от необдуманных, с его трусливой точки зрения, поступков. Видите ли, если Ифанидис узнает, кто убил его пса, он разозлится. А злить Каймана – себе дороже.

Поэтому расправиться с Агеластосом Сол решил сам, лично.

И у него ведь получилось, он четко видел на экране, что дрон с взрывчаткой спикировал прямо на однорукого урода! Сол лично направил смерть на голову Агеластоса, потому что оператор дрона тоже испугался мести Каймана.

Но этот чертов пес, похоже, заговоренный! Он умудрился выжить.

– Но есть и хорошая новость, – невозмутимо произнес Леви, никак не отреагировав на перфоманс со стаканом.

– Он все равно сдохнет? – оживился Сол. – Травмы слишком тяжелые?

– Пока не знаю.

– Ну и что тогда может быть хорошего? Агеластос жив, Ифанидис в бешенстве, будет землю носом рыть в поисках того, кто посмел сделать бо-бо его щеночку.

– И сделал это на территории Ифанидиса, – уточнил Леви, по-прежнему сохраняя непроницаемое выражение лица. – Что для Каймана еще более оскорбительно. И теперь…

– Да плевать мне, что теперь! – взвизгнул Козицки. Он надеялся рявкнуть, но с рявком у него отношения не складывались, на выходе всегда получался визг. – Агеластос жив, а так быть не должно!

– А вот об этом упущении как раз и хорошая новость. Агеластоса доставили в больницу, где среди персонала есть наш человек.

– Пусть добьет! – возбудился Козицки. – Хотя нет, пусть узнает, куда конкретно положили пса, и есть ли там охрана. Остальное я сам.