© Издательский дом «Проф-Пресс», составление, оформление, ил., 2024

© Анна Никольская, Наталья Александровская, текст, 2024

Глава 1
Каштановый глаз

Лампас Котовский вошёл в кабинет и замер: его обдало сквозняком и взглядами – колючими, как шерстяной свитер, который много лет назад связала для него Матильда. То ли от колких взглядов, то ли от свитера, надетого под пиджак и изрядно поеденного молью, Котовскому стало не по себе.

Лампас глубоко вздохнул и направился к рабочему месту. Осмотрев стул, – нет ли на нём железных кнопок – Лампас присел на краешек и открыл ноутбук. Головы сотрудников тут же пригнулись. Странно, но компьютерная мышка работала исправно, в отличие от вчерашнего дня, когда коллеги якобы случайно пролили на неё берёзовый дёготь.

Котовский работал бухгалтером в большой фирме и получал неплохую зарплату. Ради неё он и ходил сюда каждый день. Ему нужно было содержать двенадцатилетнюю дочь и собаку… Из приоткрытого окна дул ветер, пронизывая насквозь худого и высокого Котовского. Он надел вязаные перчатки и укутался в шарф. Спорить с дамами из бухгалтерии было бессмысленно: им всегда жарко.

Котовский отпил из кружки кофе.

– Пфл! А-а-а! А-а-а-а!

Кажется, это имбирь. Много имбиря. Слишком много.

Лампас закашлялся и схватился за горло.

Каштановый глаз вывалился и покатился по столу. Коллеги застыли, синхронно скривившись.

Дело в том, что вместо обычного глаза в правой глазнице Лампаса красовался каштан. Настоящий. Такой, которыми осенью дети набивают карманы и мастерят поделки на уроках творчества.

Котовский невозмутимо вставил каштан на место и застучал по клавиатуре пальцами в перчатках. А дальше всё потекло своим чередом: телефонные звонки, документы, счета…

Коллеги находили Лампаса странным. И этого было не скрыть от его единственного глаза. Но, честно говоря, ему до них не было никакого дела. Лампас не горел желанием общаться с людьми. Он всегда боялся, что при разговоре его каштан выпадет из глазницы и все узнают, что он… Нет, лучше не думать об этом. Вот он и не думал. Всё, что его сейчас занимало, – это декларации и таблицы. Лампас погрузился в работу с головой.

Поднявшаяся суета оповестила о перерыве на обед. Захлопнув ноутбук, Лампас поспешил в столовую. Он отстоял очередь, взял сосиску с зелёным горошком и расположился в уголке у рогатых вешалок. Укрывшись за кашемировыми полупальто и болоньевыми куртками, Лампас стал есть.

– Выпейте, – сказала буфетчица и с притворной доброжелательностью протянула Котовскому компот из кураги.

Лампас не любил компот, но всё-таки сделал, как ему велели.

Оставшиеся от обеденного перерыва пятнадцать минут Котовский провёл в парке.

Голуби ждали. Именно для них Лампас покупал семечки в лавке на углу.

– Ф-ш-ш-ш! – Рука взметнулась вверх. На угощение тут же слетелись птицы. Они кружили, садились на плечи, а самые смелые норовили клюнуть в каштан.

«Как дела, Элик?» – написал дочери Котовский, усевшись на лавочку.

«Нормусик, папа. Уроки сделала. Планирую погонять на скейте. Коленки почти зажили».

Котовский блаженно прищурился на солнце. Надо сказать, этой осенью оно редко баловало их город своими визитами. Поэтому сейчас он чувствовал себя настоящим котом и даже мурлыкал под нос песенку.

Вернувшись на рабочее место, Лампас вновь занырнул в таблицы: нужно было доделать отчёт. Экран смартфона загорелся. Прилетело сообщение:

«К вашему сведению, я сегодня умерла!»

С тоской посмотрев на кипу бумаг, Котовский перевёл взгляд на фотографию в рамке. На ней Матильда задувала семьдесят шесть свечей.

«Придётся ехать».

Тихонько высморкавшись, Котовский занялся поиском билетов. «Час на пароме, шесть часов на поезде, три автобусом по узкому серпантину и тридцать минут пешком. – Лампас во всём любил точность. – Так-так, это в понедельник рано утром можно будет вернуться обратно. Если, конечно…»

Телефон на столе снова затрещал – Лампас дёрнулся, и каштан опять выпал.

– Папа, что это значит? – Элин голос звучал взволнованно. – Бабушка… Я получила ужасное сообщение.

– Не знаю. – Опустившись на колени, Лампас шарил рукой в поисках каштана. – Но поехать всё-таки стоит. Помнишь, когда мы не поздравили её с днём ангела, она до самой ночи просидела в ожидании именинного пирога или хотя бы телефонного звонка.

– А вдруг она правда… Ей же лет сто, наверное?

– Не преувеличивай, дорогая! – Лампас наконец нашёл гладенький блестящий каштан и водрузил его на место. – Бабушка каждый год обижается. Придётся проведать её, я купил билет. А вы подогрейте с Варфоломеем на ужин лазанью.

– Можно и нам с тобой?! – взвизгнула Эля. А Варф гавкнул в трубку. – Пожалуйста-пожалуйста!

– Думаю, мне лучше… Ну хорошо, – быстро сдался Лампас. – Только прихватите дождевики. В прогнозе – ливень на все выходные.

Глава 2
Кутья с цукатами

Эле обычно нравилось гулять под дождём. Раскинув руки и распустив волосы, она подставляла ему лицо, стараясь как следует накружиться и промокнуть. Но сейчас всё было по-другому. Ноги хлюпали в резиновых сапогах: вода пробралась туда, стекая с дождевика. Глиняную насыпь размыло, и путники тащили на подошвах по килограмму грязи. Но хуже всех приходилось Варфу: его лапы то увязали, то разъезжались в стороны.

– Как школа? – Папа пыхтел, но идти молча не хотелось.

– Ну… э… Нормально! – Эля убрала с лица намокшую прядь. В голове прокручивались последние события: поднос с колбами, реактивами и каштан… Снова выпал в неподходящий момент. Интересно, директриса уже нажаловалась отцу?

– Я получил рекомендации от врача, и он готов принять тебя в следующий четверг.

«Нажаловалась».

Эля вздохнула. Она до ужаса боялась врачей. Белые халаты, холодные металлические шпатели, которыми лезут в горло, добираясь до самых кишок, острые ланцеты… Нет, ни за что. Никакой операции.

– Каштан не самый лучший выход. Ты же понимаешь?

– Кто бы говорил… А почему нигде нет света? – Эля издали увидела бабушкин зáмок. – Должно быть, из-за непогоды проблемы с электричеством. Где-то у меня тут был… – Лампас достал из сумки фонарик.

Тот несколько раз мигнул, но включился.

– Лучше разуемся на крыльце. – Он осмотрел резиновые сапоги. – Иначе Матильда нам головы оторвёт…

Ещё шаг – и Лампас едва не соскользнул вниз с обрыва.

– Идти по краю опасно. Держись ближе к скале.

Эля боязливо вжалась в высоченный каменный выступ.

– Ты ведь помнишь, о чём просила ба? – Котовский внимательно посмотрел на дочь.

– Не плакать. – Эля шмыгнула носом, а Варф тонко заскулил.

Отец кивнул и устремился вперёд, девочка с псом припустили следом. Они уже вышли на равнину.

– Бабушка всё равно не увидит… если она и правда уме…

– Ты же знаешь, Матильда не любит сырость.

Лампас с тоской посмотрел на небо – чернильные тучи заморосили сильнее. Эля потёрла уши под дождевиком. Варф остановился, несколько раз пролаял и завилял хвостом. Даже в такой ливень он уловил знакомый запах, а значит, они уже близко.

– Думаю, в новом воплощении она станет твоей внучкой, – хихикнул Лампас. – Хотя нет, это было бы слишком просто. Получится, что вы просто поменяетесь местами. М-м-м. Она будет твоим мужем! – Лампас просиял, будто разгадал сложный ребус.

– Или твоей женой!

При слове «женой» в груди кольнуло. Но вида Лампас не подал:

– Только не это! – Он поднял ладони к небу. – Кажется, пришли!

Перед ними из полнейшей темноты возник зáмок. Некогда уютный и наполненный смехом… Таким помнил его Лампас. Это было давно, кажется, в какой-то из прошлых жизней. Сейчас же зáмок подряхлел, краска на нём облупилась, изгородь оплели ползучие сорняки.

Лампас потоптался у входа и приподнял коврик. Там, как и прежде, лежал ключ. Если Матильда и правда умерла, им вряд ли кто-то откроет.

* * *

Посреди комнаты стоял деревянный гроб, обитый изнутри красным бархатом. По маленькой подушечке рассыпались кудрявые волосы. Матильда лежала в гробу, скрестив на груди руки. Едва послышались шаги и скрежет в замочной скважине, как она закрыла глаза и поджала губы. Губы! Она забыла накрасить губы. Собственные похороны – это ведь такое дело: все моменты должны быть продуманы.

«Ещё репетировать и репетировать!» – мысленно выругала она себя.

– Я уже думала, не дождусь! – Голова Матильды повернулась к гостям.

– Ба! Ты жива! – Эля скинула дождевик и размотала любимый полосатый шарф. – А мы кутью принесли. Папа сказал, так принято.

Эля достала из рюкзака контейнер и протянула Матильде.

– Спасибо. С самого утра ничего не ела. Подай ложку. – Бабушка приподнялась в гробу. – О, она с цукатами!

Лампас и Эля терпеливо сидели на диване и ждали, пока Матильда наестся. Варф устроился в ногах, положив голову на лапы.

– Эльчонок, ну ты и вымахала! – Матильда ловко вылезла из гроба и раскрыла наконец внучке объятия. – Красавица! Ты что, отрезала свои шикарные волосы? – Бабушка погладила её по голове.

– Ещё прошлым летом. Папа так и не научился заплетать косы. А короткая стрижка… Это модно.

Матильда смерила Лампаса осуждающим взглядом.

– Она сама захотела. Эля, скажи ей!

Матильда понимающе кивнула, глядя на правую глазницу, которую Эля теперь прятала за длинной чёлкой.

Девочка принялась расхаживать по комнате и всё-всё в ней разглядывать. Старинные портреты на стенах, бархатная скатерть с бахромой, серебряные канделябры. Как давно она здесь не была! Эля вышла в зимний сад, который зеленел и цвёл круглый год.

– Как он вырос! – Девочка подошла к кадке с мандариновым деревом.

– На прошлое Рождество я сорвала целых четыре мандарина. Если бы кое-кто чаще баловал бабушку визитами… – Матильда стояла, прислонившись к двери. – Ах да! Я же хотела… – Она полезла в стол и вытащила из выдвижного ящика тканевый мешочек. – Здесь косточки. Я не выбросила. – Бабушка вдруг тяжело задышала и бесшумно опустилась в старое кресло, из которого торчал поролон.

– Ба, ты в порядке? Накапать лекарство? – Эля заметила открытый флакон с каплями на тумбочке. От него пахло ментолом.

– Не надо, – махнула сухой ладонью Матильда. – Лучше расскажи мне что-нибудь.

Эля устроилась на полу и больше часа не замолкала, всё говорила и говорила: о школе, о химии, о вредном однокласснике… – Он меня жутко бесит. Пишет баллончиком неприличные слова на стенах. У него дурацкие широкие штаны и такие голубые глаза, будто в его голове дырки и через них видно небо…

– Он тебе нравится…

– Вот ещё! – фыркнула Эля. Несколько минут она молчала, а затем положила руку на худую ручонку Матильды. Кожа у неё была тонкой, как пергамент, но кольцо с изумрудом всё равно смотрелось величественно. – Знаешь, ба… Я иногда думаю про маму…

– Ну, мне кажется, может, ты с ней когда-нибудь и встретишься. Если повезёт.

– Думаешь?

– Может быть.

– А как я её узнаю? – уточнила Эля.

– Хм. Она, конечно, будет притворяться, отнекиваться и ни за что не сознается в том, что… – Бабушка осеклась.

– В чём?

– А?

– Ты сказала, она ни за что не сознается в том, что… – напомнила Эля.

Но бабушка так и не договорила. Она вдруг закрыла глаза и захрапела, как старый морской волк.