Финал

Дождь решил, что Джо поживет еще, поэтому лил как из ведра, не давая возможности развести под ней костер.

– Душевно стою – подумала Джо. Глаз заплывал, правый бок горел, и Джо чувствовала, как оттуда вытекала кровь, унося с собой последние силы. В прорехи рубахи поддувал ветер, но в свете дикого ливня, который насквозь промочил девушку, это уже казалось мелочью. Основная часть добросердечного населения, притащившая Джо на костер, попряталась под козырьки своих глиняных домов, и выглядывали уже не злобно, а просто с любопытством, постепенно переходящим в скуку.

– Зачем опять вляпалась? – с тоской подумала Джо – ну дети, ну собрались их принести в жертву, ну и что…

Тут живо она представила себе горящих детей, и все взорвалось в ней.

– Ну, нет – со злостью крикнула она в дождь.

– Не жить вашему роду. Прокляты вы перед небесами, приносящие в жертву своим кровожадным богам маленьких детей.

В это время сверкнула молния, и через минуту задымился один из самых отдаленных домиков. Было просто удивительно, как при таком ливне и так легко загорелась, да что там загорелась, заполыхала хижина.

Старейшина, жесткая с крепко сжатыми губами женщина начала что-то кричать обезумевшим от паники людям. Но надежды остановить их были напрасными. Кто-то упал на колени и начался молиться, кто-то дико кричал, кто-то рванул со всех ног к реке и залез туда, но, ни один человек не бросился спасать хижину. Джо не успела удивиться, как услышала за своей спиной:

– Красиво говоришь!

Проводник почувствовала, что руки ее развязаны, и кто-то взялся уже за ноги.

– Макс – прошептала она – я не смогу идти.

– Я понял – ответил он – догадываюсь, что сутки в таком положении не прибавили твоим ногам прыткости. Затем он легко повесил ее на свое плечо и пошел вихляющей походкой.

– От стрел ты хорошо прикрылся – съязвила Джо.

– Да уж. Я всегда предпочитаю женщинами прикрываться – в ответ услышала девушка.

– Где дети? – спросила она.

– В хорошем теплом и сухом месте, где и положено быть детям – задыхаясь, ответил Макс, продолжая бежать через деревню. Минуя кустарники, они, вернее Макс залетел в лес. Минут через десять этого непрерывного бега, он, наконец, остановился.

– Не рановато ли? – нахально спросила Джо, пытаясь этой нарочитой наглостью прикрыть свою боль и усталость.

– Ну, я бы конечно пронес тебя еще миль пятнадцать, однако погони за нами не наблюдалось, да и устал я играть в великого воина – и в этот момент бережно положил Джо на землю.

– Так, где дети? – заладила Джо.

– Я успел их отвести к своему племени – это тебя успокоит?

– Нет, за ночь не успеть, поэтому ты их куда-то запрятал. А вот куда – вот вопрос.

– Ладно, поймала. Покажу тебе поляночку заветную. Ты кстати, идти-то сможешь? – спросил Макс.

Объяснению Джо предпочла медленно подниматься, держась за ветви близстоящих кустарников. Макс сидел на земле и с ног до головы осматривал Джо. Вроде бы открытых ран и переломов он не наблюдал, хотя кто ее знает, ведь будет молчать до последнего.

– Одежонку тебе для сожжения выбрали не очень, мог бы для этого случая их староста что-нибудь из своего подкинуть – мрачно пошутил он. И правда, длинная рубаха, продранная в нескольких местах, ничем не подпоясанная, да еще и сделанная из какой-то жесткой дерюги просто просвечивала насквозь. И Макс с болью смотрел на ее тонкое тело практически все в кровопотеках, особенную злость вызывал ее заплывший глаз.

Мало я поджог – с яростью подумал он – надо было все их норы сжечь.

– Ты так смотришь на меня – раздумчиво сказала девушка, пытаясь опираться на свои избитые ноги – что, кажется, сейчас добьешь.

– Вставай, давай – нарочито грубо ответил хранитель – дети ждут. Она оперлась на него, и они поплелись в сторону заветной полянки. Лес был непонятный: одновременно редкий и непроходимый. Редкий, потому что деревьев мало, а непроходимый благодаря мелкому, цепляющемуся растущего в неисчислимом количестве кустарнику. Куда ее вел, по какой тропке, Джо не запоминала, концентрируясь только на том, чтобы дойти. Вдруг она встрепенулась:

– Макс, а они не пошлют за нами погоню?

Он ответил сразу:

– Конечно, нет. На них же гнев богов снизошел. Им теперь отмаливаться от них да хижины свои восстанавливать. Если они только детей могут сжигать, а воинов боятся, то о чем говорить. Не пойдут, побояться.

Джо облегченно вздохнула, теперь только одна задача стояла перед ней – дойти. День клонился к закату, когда героическая парочка взошла на заветную полянку. Первое что увидела Джо, сидящих возле костерка детей. Вся эта кучка сидела, прижавшись друг к другу. Возле шатра стояли лошади, задумчиво поглядывая вдаль и похрустывая кустарником. Джо отцепившись от Макса, проковыляла до своей Ласточки и пошарившись в седельных сумках достала мешок с лекарствами, любимую батистовую рубашку и мягкие кожаные брюки. Затем она занырнула в шатер, а Макс уже привычно и отлажено взял лежавшее неподалеку ведро и пошел за водой. Он принес воду, затем дойдя до лошадей, пошарил в сумке и достал девичьи сапожки. И со всем этим добром зашел в шатер. Был он там совсем недолго, и вышел оттуда уже не с пустыми руками, а с большими мешками. Он подошел к детям, сбросил с рук мешки и кинул фразу:

– Ну что давайте ужин готовить.

Через минуту каждый из ребятишек был занят своим сугубо важным делом: кто-то мыл, кто-то делал вид, что режет, кто-то побежал с котелком за водой. А вечер стал наступать все быстрее, что отражалось во все больше сгущавшейся темноте и опускающейся тишине. Все слышнее стало журчание веселого и никогда не унывающего ручья, и треск разрастающегося костра. На поляне стало уютнее и как будто теплее. Когда в котелке уже дымилось и детские носы все чаще стали проносится в районе этого самого котелка, из шатра полубоком, слегка пошаркивая ногами, вышла Джо. Это был совсем другой человек. Девушка была уже отмыта, все раны были замотаны и замазаны. А в батистовой рубашке, мягких брюках, элегантных сапожках и своей неизменной выделанной из самой мягкой кожи куртке, она вообще выглядела как леди, совсем как леди, ну почти как леди. Вылив по пути ведро, она добралась до костра и присела на подложенную Максом овечью шкуру. Чьи-то детские заботливые ручонки протянули ей чашку, откуда доносился аппетитный запах мяса и картошки. Взяв чашку, Джо вдруг заплакала. Макс молча, исчез из озаряемого костром круга, и также молча, возник через секунду. В руках он держал деревянную бутыль, которую протянул девушке.

– Не больше двух глотков… – сказал он.

Джо выпила положенные ей два глотка, и тепло прошло по телу. Посидев минуты три в таком блаженном состоянии, она начала есть. Съев ложки три, Джо подозвала к себе самого высокого и очень худого мальчика и отдала ему чашку со словами:

– Я больше не хочу, а ты доедай – видя замешательство мальчишки, Джо добавила: – Тебе надо есть, тебе завтра вести ребят домой. Может вон ту малышню – указывала она на маленькую кудрявую девчонку – нести придется. Сильно слабенькая. Ты ешь не для себя, ты ешь для них! – завершила разговор Джо.

Парень молча взял чашку и ушел на свое место. Незаметно подошел Макс, присел на ее шкуру и тихонько начал обсуждение, глядя не на нее, а на детей:

– Ты не стала меня дожидаться. Когда увидела, что их ведут на костер, ты, конечно, ринулась в бой, и конечно, потянула время, пока дети не ушли в лес. Судя по тому, что ты молчишь, я верно мыслю. Значит, они тебя скрутили, переодели в обалденную одежду, и прикрутили к тому столбу. Ты провисела на нем сутки, но ты твердо знала, что я выкручусь в трактире, и найду сначала испуганных детей в лесу и тебя, так живописно приверченной к этой деревяшке. Так вот вопрос: а ты не думала, что я могу не успеть?

Джо засопела, опустила глаза и промолчала.

– Значит, думала – продолжил Макс – но дети главнее. А то что нам того дедушку закинуть надо в другой мир и без него мир там рухнет, ты в тот момент не подумала. Нет, вернее думала, но чаша весов перевесила и…

Тут Джо решила нарушить обет молчания и прервать монолог хранителя.

– Я не думала, я делала… И ты бы поступил точно также…

Наступила пауза, где было слышно чавкание вперемежку с сопением, подтверждающее, что жаркое нынче удалось.

Макс крикнул детворе:

– Каждый моет посуду за собой сам, и завтра ест из этой же посуды.

Дети наперебой рванули к ручью. Через минуту посуда была вымыта, ну или прополощена, ну или облита водой.

Все начали рассаживаться у костра, но Макс вновь начал их строить:

– Так, парни расстилают лапник, разжигают костер побольше и раскладываются. Все девочки, то есть пять штук, в том числе и ты, Джо, отправляются в шатер.

Девочки, за исключением Джо, тихонько поднялись со своих мест, и, взявшись за руки, отправились спать. А Джо еще понаблюдала, как мальчишки расстилают на собранном лапнике потники, как потом укладываются, как Макс укрывает одних своим плащом, других своим тулупом, третьим достается одеяло, вздохнула и пошла в палатку. Там она проделала ту же самую схему накрывания, и в завершении укрылась родным коротким тулупчиком. Потом она тихонько вздохнула, даже чудесная мазь из волшебного мешочка не действовала, и избитое тело продолжало ныть.

– Ну хоть душа не ноет и то хорошо – подумала Джо с трудом перекатываясь с бока на живот – сейчас глазки закроем… Но закрыв глаза вновь и вновь видела злые глаза старосты, ощущала дрова ступнями своих ног и слышала отвратительные проклятия жителей.

Не могу – подумала Джо – надо прогуляться… Она тихонько обула сапоги и выползла из шатра. Костер еще пылал во всю свою молодецкую мощь и также во всю эту мощь спали крепки молодцы.

Джо присела возле костра и в этот момент услышала:

– Какого… ты здесь расселась? Быстро спать.

Джо обернулась и встретилась взглядом с хранителем. Видимо что-то было с ее взглядом не то, потому что Макс растягивая слова, произнес:

– Ну да-ва-й, подру-га, раз-де-вайся что ли…