Цитаты из книги «Девять девяностых»

Лучший способ забыть о себе – наблюдать за миром.

Как можно уехать в Москву по своей воле? Сюда должны ссылать, будто на урановые рудники. Наказан и казнен – Москвой.

Он совсем потерял и так-то еле живой интерес к своей внешности, отпустил неряшливую бороду, и маленькая девочка в маршрутке, внимательно разглядев ее, громко сказала своей маме: – У дяди борода, как у тебя – пися!

неприятно, конечно, зато из этого выйдет отличная история.

Города – как люди, и с кем-то просто не складывается. Неважно, кто виноват – ты или город. В Вене пролился горячий глинтвейн – обжег коленку, и на руку тоже попало, огнем по вене. Киев – место, где сумело остановиться время, но это не в плюс Киеву. В Варшаве так серо и грустно, будто это Москва. Как можно уехать в Москву по своей воле? Сюда должны ссылать, будто на урановые рудники. Наказан и казнен – Москвой. В Санкт-Петербурге лучше, но он сырой, болотный, и под обоями в квартирах – непрописанный, но живучий туберкулез. Палочки Коха.

Что может быть скучнее, чем родиться и умереть в одном городе? Если так, всю жизнь будешь ходить мимо своей будущей могилы.

Хозяин не любит свой дом – и дом грустит, плачет, эти пятна от слез – на обоях, на потолке. А если дом счастлив – тогда в нем всегда свет, даже если окна выходят на север. И цветы растут во все стороны, и кот спит в уютном кресле. В нелюбимых домах цветы вянут, а коты прячутся по углам, как мыши.

Оксана Емельяновна и Галя жили в маленьком городе на севере Урала. О таких городах в столицах стараются не думать – как не думают, например, о смерти. Как отгораживаются от дурных новостей: не думаешь – и нет их.

Она не видела, не слышала, не знала того, как исчезают – одно за другим – вещественные свидетельства ее детства. А значит, они могут всё еще существовать.

Полтора дня рассы́пались на сотни мелких подробностей, деталей и эпизодов, восстановить хронологию этой мозаики было бы немыслимо, да и зачем?