Цитаты из книг автора «Анна Коэн»

– Люди становятся счастливее, когда солнце греет им лица. – В широкой улыбке вновь блеснул серебряный зуб.

Много лет назад, я еще была маленькой, туда сбежал мой брат, Вендель.

Вы – Теодор Крысиный король, Худший из худших.

Мужчина был один. Когда он поднялся к ним по одной из боковых лестниц и вышел на сцену, все смогли рассмотреть его. Преклонного возраста, но не старик, седой, с длинными, собранными в тонкий хвост волосами, он шел, прихрамывая, припадая на левую ногу. Левая сторона его рта была оттянута книзу, как это бывает с теми, кто перенес удар. Его темно-серый плащ был потрепан, а поднятый высокий ворот почти скрывал от глаз рваную мочку правого уха. Чем ближе он был, тем дальше они все отступали. Незнакомец подошел к столу и сел, скривившись, будто

ветреный майский день тысяча восемьсот девяносто четвертого года.

Картежница почти коснулась носом зеркала, тыча пальцем в рубец от ожога, который паутиной раскинулся на виске и достигал скулы. Обычно его скрывали челка и латунный козырек кепки.

Луиза обернулась и увидела прямо перед глазами выдающийся подбородок с ямочкой. Олле. – Только не так, не ты. Луиза не понимала, что ему нужно. Какое значение она могла иметь в жизни этих людей? И его. Все, что могла, она уже сделала. Торопливым движением он на секунду привлек ее к себе, обнял и тут же отпустил. Луиза оторопела от этого жеста и теперь ждала, что он скажет, глядя в непривычно серьезные карие глаза.

Эриу, один из островов Альбиона, если она правильно истолковала его слова. Он служил александрийцам в дальних походах до Новых земель – там отважные моряки запасали пресную воду. Ледяные воды, омывавшие Альбион, не привлекали праздных путешественников, а немногочисленный народ жил скромно и уединенно. Выходит, именно оттуда Олле убежал еще ребенком.

Среди них был мужчина лет шестидесяти, очень жилистый и по-франтовски одетый. В его руках, покрытых россыпью старческих пятен, была гармонь, и он нежно поглаживал блестящий бок и ряды мелких круглых кнопок. Старик представился Вольфгангом. В углу, у механизма, который раньше вращал сцену, сидел мальчишка-подросток по имени Пэр Петит и перочинным ножом вырезал что-то наподобие дудочки. Затем к ним присоединилась, выплыв из гримерной, немолодая дама, пахнущая пудрой и линялым мехом, которым она обернула свои костлявые плечи. Тонким голоском с придыханием она назвалась Клариссой.

На низкой скамеечке у печурки сидела пожилая женщина, подобной которой Луиза еще не видела. Она была очень большой, но не как великанша, а как гора сливок, венчающая торт. Как несколько зефирных пирожных, поставленных одно на другое. Она повернула голову в мелких седых кудряшках и улыбнулась с таким сочувствием и теплотой, что у еще слабой и голодной Луизы закололо в груди и защипало в носу: женщина смотрела на нее, как когда-то Зельда.