Алексей Данилов

Одному жить бывает тошно.

Работа, конечно, спасает – но не до конца. Не будешь ведь все время трудиться, как бешеный топ-менеджер корпорации «Панасоник». К тому же у управленцев высокого уровня имеются жены, любовницы и секретарши. А я – совершенно одинок.

Казалось бы, в чем проблема – завести себе даму сердца? Три четверти моих клиентов – женщины, каждая вторая из них молода, мила и богата, и все они (за редчайшим исключением) почтут за благо скрасить мое холостяцкое бытие. А не хочешь связываться с клиентками – выйди на улицу, в спортивный клуб, в супермаркет. Молодой, хорошо одетый мужчина тут же оказывается под прицелом заинтересованных взглядов. Только выбирай.

Но никогда я не искал легких путей.

Мысли мои все чаще в последнее время обращались к совершенно не подходящей женщине. Не то чтобы хорошо мне знакомой. Или даже более-менее известной. Просто – пару раз встреченной на крутых дорожках. Причем я не сомневался: она должна испытывать по отношению ко мне самые негативные чувства. Потому что наши пути пересекались дважды, я ей дважды противодействовал, и оба раза оставил в дураках^[1]. А она – как мне казалось – ни по свойствам характера, ни по долгу службы не принадлежала к числу тех страдалиц, которым доставляет удовольствие поражение или унижение.

Чего уж там ходить вокруг да около! Я думал о Варваре. Варваре Кононовой. Если, конечно, ее имя – реальное, а не чекистский псевдоним (на которые это племя гораздо). Но как бы она ни звалась, из моей головы никак не шла. Я просыпался по утрам, и первое, что воображалось мне: ее широкое, красивое, очень русское лицо с черными бровями вразлет; ее мощные стати и плечи спортсменки; ее говор – точный, умный, порой жесткий и язвительный; тембр ее голоса – бархатистый. И когда я думал о ней, сладкое чувство разливалось в моей груди, холодно становилось под ложечкой и воображались различные картины совместного с Варварой времяпрепровождения. Что характерно, грубый секс занимал в моих мечтаниях весьма незначительное место, что неопровержимо свидетельствовало о наличии в отношении гражданки Кононовой не голой похоти с моей стороны, а гораздо более возвышенного и глубокого чувства. Глупо таиться от самого себя! Пожалуй, можно было сказать, что я в Варвару влюблен. Странная прихоть.

Проблема, однако, заключалась даже не в том, что после унижений, которым я подверг в профессиональном плане Варвару, она не захочет со мной видеться и встречаться. Уболтать, уговорить, покорить можно любую. В своих способностях я не сомневался. Вопрос лишь времени и упорства. Однако в десятимиллионной Москве (плюс ежедневно приезжих пять миллионов) не было у меня шансов отыскать одну отдельно взятую особу. Даже со всеми моими талантами. Потому как девушка не числилась ни в каких адресных базах: ни по месту регистрации, ни по владению квартирой, участком или авто, ни по налогам или кредитам. В нашем насквозь оцифрованном и стандартизированном мире одну категорию населения разыскать до чрезвычайности трудно: действующих или даже бывших сотрудников спецслужб. Мне мой импресарио и друг Сименс – прошедший огонь, воду и медные трубы, умеющий достать звезду со дна моря и рыбку из пучин мирового космоса – о том же сказал, когда я поделился с ним своей печалью: «И не пытайся».

Однако оставался у меня метод – доступный, из громадной массы столичных жителей, пожалуй, одному только мне. Мне, единственному. Но стоило ли расходовать энергию, чтоб им воспользоваться?.. Да и имел ли я право? Хороший врач ведь никогда не лечит самого себя.

Размышлизмы мои прервал звонок от Сименса. Верный помощник названивает мне каждый день как минимум два раза – даже если нет особых дел. То ли он таким образом поддерживает меня в тонусе, то ли стережется от собственного увольнения. В этот раз, к сожалению, веская причина побеспокоить меня у него имелась.

– К тебе на прием просится одна дама, – начал мой антрепренер. – Возбуждена. Обещает заплатить любые деньги. Это хороший признак. Особенно если учесть, что они, деньги, у нее, дамы, судя по всему, имеются.

Просто так ко мне на консультацию не запишешься. Никакой рекламы о моей деятельности мы с Сименсом не даем. Никаких афиш и, упаси бог, интервью. Человеку, страждущему моей помощи, требуется, для начала, отыскать номер телефона моего помощника. А он засекречен не хуже, чем у Варвары.

– Кто такая? – осведомился я.

– Как всегда, богатенькая жена. Самый твой контингент.

– Что с ней?

– Насколько я понял, лично с ней ничего. Проблема с ее мужем. Что-то ему угрожает. Нечто неизведанное. Супруга уверяет, что дело не терпит отлагательств. Я записал ее на завтра, на десять. Зовут ее Нетребина Алина Григорьевна. У тебя как раз окно.

– О господи! – простонал я.

– Знаю-знаю, работать ты не любишь. Но ведь нам же надо чем-то оплачивать счета. За офис аренду подняли. Авто тебе новое пора покупать. Раз хочет женщина отдать любые деньги – отчего ж не взять?

– Циник ты, Сименс, – вздохнул я, но в календаре у себя пометил: завтра, в десять, в офисе. Значит, придется вставать ни свет ни заря, а потом по пробкам тащиться к нам на Большую Полянку. Да, прав Сименс: работать я не люблю. А кто, спрашивается, любит?

Я выбросил из головы завтрашнюю встречу с богатой дамочкой и снова взялся думать о личном. О Варе Кононовой. И к вечеру принял решение. Злоупотребить служебным положением и Варвару вызвать.

В самом деле: если ты, голубушка, засекречена так, что я не могу сделать первый шаг – его придется делать тебе. Пусть твое самолюбие немножко пострадает. Ведь ты не будешь знать, что не сама ко мне пришла, а я тебе приказал. А я тебе ни в коем случае не признаюсь.

Процедурой я пользовался в жизни всего пару раз. Но предполагал, что здесь не может и не должно быть строгих правил. Королева всего – импровизация. Главное только – очень сильно захотеть.

Процесс, чем-то похожий на подростковые занятия мастурбацией – только без самой мастурбации.

Я устроился в глубоком кресле и представлял себе: вот раскрывается дверь (дверь – это важно, это обязательный элемент, как символ входа или перехода), и она появляется. И я очень, прямо-таки ужасно рад ее видеть. У меня все в душе аж замирает и растекается, как я ей рад. И мне доставляет громадное удовольствие лицезреть ее светло-зеленые очи, и высокий лоб, и широкие скулы, всегда румяные от спорта или от здорового питания. И я в упоении разглядываю ее шею, и богатое декольте, и эту впадинку между грудями… И мощные плечи спортсменки, и совсем не аристократические, но отчего-то столь милые мне руки… И еще Варвару чрезвычайно украшает тонкая талия – особенно по контрасту со впечатляющей грудью и бедрами. А я вспоминаю, сколь приятен тембр ее голоса, и сколь очевидный ум чувствуется во всех ее разговорах. «Приди, о приди же, приди!» – мысленно кричу я. А потом повторяю свое заклинание – вкупе с теми посулами, какими я осыплю девушку, когда она появится: как буду я ласков, терпелив, понимающ, не скуп, вдохновенен, остроумен, весел и добродушен.

«Как же тебе будет хорошо со мной!» – посылаю я – сам не зная куда, в некое ментальное четвертое измерение – свой призыв.

Варя Кононова

Обычный был вечер: ужин, новости по телику, пенная ванна с бокалом вина, французским сыром и романом Агаты Кристи. Варя давно уже научилась отыскивать плюсы в своем одиночестве. Пусть не с кем перекинуться словом и некого попросить принести в ванную свежее полотенце – зато не надо терпеть ничьих причуд, выполнять глупых требований. Можно никого не пускать в собственное пространство. А полотенце в ванную несложно принести самой, загодя.

Все в жизни ее на данный момент устраивало. Интереснейшая работа, замечательный начальник, ничего не болит, ничто не тревожит, наслаждайся себе старушкой Агатой и в тысячный раз поражайся коварству доктора Шеппарда.

Варя умела тихими, одинокими вечерами отключаться от всех рабочих ситуаций-проблем. Но сегодня в ее спокойное, выверенное бытие – попыталось ворваться постороннее. Да какое! Вдруг (когда читала напряженнейший диалог Эркюля Пуаро с негодяем Шеппардом) представилось, что вместе с нею, в ванне, нежится Леша Данилов, фигурант по двум ее делам. Обаятельный, самоуверенный и талантливый парень.

Видение оказалось настолько ярким, что Варя даже глаза скосила: вдруг Данилов действительно рядом? Вынырнул из своего паранормального мира?!

Улыбнулась собственной странной фантазии, постаралась сосредоточиться на книжке – но Алексей никак не желал уходить. Вспоминались то его открытая улыбка, то милый, южный юморок. Даже мысль мелькнула: «Позвонить, что ли, ему? Притвориться, что по работе? Узнать, как поживает, чем сейчас занят?»

Впрочем, Варя тут же сделала над собой усилие и решительно выбросила мысли об Алексее из головы. Мало ли, чего ей хочется? Никакого дела к Данилову у нее нет, а вступать с фигурантами в личные отношения она не имеет права.

Алексей Данилов

Дама, пришедшая ко мне, была расстроена и сосредоточена. В том не было ничего необычного. Большинство моих клиентов – дамы. Большинство из них расстроены и сосредоточены. Правда, мне показалось, что эта очень расстроена и слишком сосредоточена. Впрочем, данное обстоятельство могло свидетельствовать как о сложности случая, так и о личных качествах женщины, принимающей все до чрезвычайности близко к сердцу. И речь могла идти всего лишь о пропаже любимой («я ношу ее со школы, и она приносит мне удачу»)! заколки для волос.

Я исподволь осмотрел и оценил гражданку. Мне отчего-то показалось, что наше с ней сотрудничество не ограничится одной встречей, и потому я хотел составить о ней представление. По десятибалльной шкале зажатости я бы поставил ей сейчас одиннадцать. Мышцы вокруг ее рта напряжены. Губы вытянулись в нитку. Напряжен и плечевой пояс, а пальцы рук непроизвольно сжаты в кулаки. А жаль, потому что сама по себе пациентка была очень даже ничего. Не в моем вкусе, правда – слишком уж холодна и правильна – однако объективности ради следовало сказать, что все в ней было комильфо. Правильные и породистые черты лица, тонкие пальцы, скульптурный, словно мраморный, лоб. А кроме того, деловой, весьма недешевый костюм, стильная стрижка, свежий маникюр, дорогие сумочка и туфли. Имидж у нее, по жизни, видимо, был всегдашняя победительница, вечная отличница. Образец во всем, человек, с которым никогда ничего не случается. Тем удивительнее было видеть ее, всю напряженную, в моем кабинете.

Поэтому гостью я встретил особенно тепло. Встал со своего места, поклонился, подвинул стул. Ничто так благотворно не действует на прекрасный пол, как маленькие знаки внимания.

– Что привело вас ко мне? – спросил я, заняв свое место напротив. Голосу постарался придать как можно более мягкое звучание.

– Ах, столько всего происходит! – проговорила она глубоким грудным контральто. – Даже не знаю, с чего начать.

– С того, что стало последней каплей.

– Последней каплей? – Она на минуту задумалась, потом с усилием проговорила: – Пожалуй, та история с кровью. – Она чуть заметно вздрогнула.

– Расскажите. Вы же как человек, несомненно, образованный должны знать истину: чем больше выговариваешь неприятности, тем менее они болят.

– Мы с мужем приехали на дачу, – начала она, собравшись и без лишних предисловий. – У нас там, на участке, есть беседка. Мы обычно в ней накрываем чай, когда пожалуют гости. Или шашлыки делаем. И вот – мы не сразу заметили – я увидела уже в субботу днем. На столе в беседке стоит тарелка. Глубокая. В ней лежит что-то. А сама тарелка наполнена кровью.

Женщина еще раз содрогнулась.

– Так, – глубокомысленно проговорил я и замолчал, вынуждая ее продолжить историю.

– Я закричала. Позвала мужа. Он прибежал. Тоже очень расстроился. Побледнел. Мне показалось, чуть в обморок не упал. Я его никогда таким не видела. Я, когда пришла в себя, тарелку помыла, конечно. И знаете, что там в ней было? Дешевая бижутерия. Серьги, бусы. Из тех, что в переходах продаются, по три копейки.

– А вы уверены, что в тарелке находилась именно кровь? Не кетчуп? Не томатный соус?

– К сожалению, – ее снова передернуло, – это точно была кровь. И запах, и консистенция.

– Странная шутка, – озвучил я первую пришедшую мне в голову мысль. – Похоже на детскую игру.

– Ничего себе игрушки!

– Вам было неприятно? Или вы испугались?

– Какая разница! Убила бы того, кто это сделал!

– А потом, – проницательно спросил я в духе последователей доктора Фрейда, – когда гнев и злость прошли, вы пытались сформулировать для себя, что означало то послание в виде тарелки?

– Пыталась. Натуральный символизм. Но что они хотели этим сказать? Твой бизнес на крови замешен? Твои бриллианты преступно заработаны? Или еще какой намек дурацкий?

– А вы имеете какое-то профессиональное отношение к бриллиантам?

– Я – нет. Муж – да. У него своя фирма. Называется «Бриллиантовый мир». Семнадцать магазинов по продаже ювелирных изделий. По всей стране.

– А вы в полицию не обращались?

– Вы смеетесь? С чем? С этой тарелочкой?

– А соседи по даче? Их не расспрашивали?

– О чем?

– Кто к вам на участок проникал – может, они видели?

– Да нет, зачем мы будем привлекать внимание соседей к личным проблемам?

– Удивительная история, – размыслил я вслух. – И какая-то несерьезная. Из тех, знаете ли, когда на листке из школьной тетради пишут неустойчивым почерком: положите в дупло дуба сто рублей, а не то будет плохо. А как вы думаете, кому сей прикол адресовался? Вам? Супругу вашему? Или, может быть, это и впрямь шутка детей?

– У нас с мужем нет детей, – очень сухо и очень холодно отвечала посетительница.

– Тогда кому послание?

– Ему. Мужу. И он его воспринял. И совсем не как шутку. Он ничего не рассказывал мне, но я же видела: происшедшее его задело. Очень задело. Все выходные он был нелюдимым, неразговорчивым. Когда я попыталась вызвать его на откровенность, расспросить – он вспылил, раскричался.

– Конечно, ни о какой экспертизе речи не шло?

– Что вы имеете в виду?

– Кровь в тарелке – она была чья? Если животного, то какого? Если вдруг человеческая – какой группы?

– Разумеется, нет. Какая там экспертиза!

– Может, с вами случались другие неприятности в последнее время?

– Со мной все в порядке. А вот с Мишей, Михаилом Юрьевичем, моим мужем… Да, я уверена: нечто плохое в его жизни происходит. Но что конкретно с ним творится – я могу только догадываться. Причем очень смутно. Он на откровенность со мной, увы, не идет.

– Проблемы в его бизнесе?

– Полагаю, что так.

– Другая женщина?

Ее лицо чуть потемнело и слегка закаменело.

– Надеюсь, нет. Хотя все может быть. С мужчинами никогда нельзя зарекаться. Но прямых улик и поводов для подозрений у меня не имеется.

– Что-то еще происходило?

– Был другой момент, когда Миша испугался. По-настоящему испугался. Хотя, на мой взгляд, дело не стоило выеденного яйца. Опять чья-то шутка. Нелепая и неудачная.

– Что именно?

– Как-то мы с ним утром вышли из квартиры вместе. Обычно такое нечасто бывает, всегда он уезжает или уходит на работу спозаранку – он вообще у меня жаворонок. Я же покидаю дом гораздо позже. А тут Миша предложил меня подбросить, я ехала в поликлинику. Мы вышли из лифта вместе, и я машинально шагнула к почтовому ящику. Ключ от него есть у нас у обоих, и Михаил Юрьевич, как я знаю, по утрам всегда ящик открывает. Просматривает, что туда накидали, но обычно оставляет его содержимое на месте, чтоб я забрала – тем более что ничего интересного или важного по почте нам не приходит. Газет мы не выписываем, бумажную переписку ни с кем не ведем, поэтому попадаются в основном счета, налоговые уведомления или штрафы. Ну, и рекламная рассылка, разумеется.

– Вы хотите сказать: послание адресовалось вашему мужу? Недоброжелатель (если он был) заранее изучил ваши привычки и знал, что ящик откроет именно Михаил Юрьевич?

– Не знаю, однако письмо и впрямь адресовалось ему. А я его прочла чисто случайно.

– Что там было?