Пролог

– Невозможно.

Эллен почти бежала, стараясь не замечать кромешной темноты вокруг. Сердце бешено стучало в висках, и далекие огни казарменных окон казались ей спасительным маяком. Вся база погрузилась в ночь, словно в жидкий мазут, и каблуки вязли в густой тьме, заставляя в отчаянии хвататься руками за воздух, лишь бы не упасть.

Мокрой от пота спиной она ощущала чужой взгляд, а сплошная стена леса, окружавшая Форт-Келли с трех сторон, казалось, движется на неё, вызывая приступ панической атаки. Страх сжимался удавкой вокруг шеи, когда она неслась по длинной кишке прохода между шеренгами складов и грузовых вагонов, заполненных лесом. Их железные скелеты подсвечивал лишь слабый отблеск луны.

– Невозможно. Это бред.

Эллен пыталась уговорить себя, но выходило из рук вон плохо. Она не могла остановить поток мыслей, которые обрушились ей на голову волной цунами в десять баллов. Догадки, одна нелепее другой, паразитом въедались в разум, отравляли привычную картину мира, основанную на логике и фактах. Зверь. Эллен была готова сдаться психиатру сразу, как вырвется из этой проклятой глуши. Если вырвется.

Ночью здесь экономили свет, фонарь горел лишь на КПП в будке охраны, и Эллен удалялась от него всё дальше и дальше, ныряя в вязкую темноту, словно в море. Споткнувшись на ровной дороге, она проехалась на коленях по острым сколам гравия и потревожила отбитые накануне в синеву пальцы на ногах.

– Чёрт!

Эллен сжала зубы, чтобы не закричать от боли. Она готова была продолжать двигаться даже на четвереньках, лишь бы скорее покинуть открытую площадку комбината и оказаться рядом с жилыми блоками.

Превозмогая боль, она влетела по лестнице на второй этаж и трясущимися руками воткнула ключ в замок, подсвечивая бесполезным телефоном. Ни связи, ни сети, ни электричества – где-то снова произошёл обрыв. Эллен нащупала простую стеклянную банку со свечой и зажигалку: эти вещи она по совету фельдшера всегда держала под рукой. Дрожащий огонёк осветил комнату, и Эллен торопливо зажгла ещё три свечи, которые накануне расставила по углам. Она плотно захлопнула ставню, занавесила окно и закрыла дверь на замок. Где-то в глубине сознания Эллен понимала, что его это не остановит, но эти простые действия создавали призрачное ощущение безопасности.

Ноутбук был полностью заряжен, и она торопливо защёлкала мышкой. За интернет Эллен готова была продать душу, но пустой треугольник внизу монитора продолжал мигать в безуспешных поисках сети. Ей ничего не оставалось, кроме как найти сохраненную копию материалов, которые прислал ей Фрэнк Делино.

То, что она прочла, не хотело укладываться у неё в голове. Наверняка Делино продал душу дьяволу, чтобы достать эти архивы. Сканы протоколов исследований, проходивших на Форт-Келли, больше походили на бред сумасшедшего или огрызок сценария дешёвого триллера, если бы не были привязаны к реально существовавшей в пятидесятых годах прошлого века военной базе. Даты, подписи и гриф «секретно» не позволяли сомневаться в подлинности документа. «Проект „Зверь“, условное наименование испытуемого субъекта идентично» – сухие строчки протокола перемежались карандашными набросками дневника одного из лаборантов, которые детектив Дэлино соотнёс друг с другом по времени написания. «… то существо действительно меняет форму под воздействием фактора стресса, при этом испытывая адские боли… я слышал хруст костей… я видел своими глазами, как человеческая кожа словно выворачивается наизнанку… Природа этого процесса неизвестна нам».

Эллен торопливо пробежалась по строчкам и вздрогнула. Разум отказывался принимать это за истину, но сходство было слишком очевидно. Она вспомнила легенду индейцев Навахо, которую ей рассказал этот чокнутый шериф Нильсен. Теперь он казался не намного безумнее, чем она сама, ведь Эллен почти поверила в реальность происходящего.

Ночи здесь были хуже пыток: долгие, тёмные, тягучие, когда от бессонницы трещала голова, а от густой тишины закладывало уши. В шумном мегаполисе с постоянным доступом к благам цивилизации, с бесперебойной связью, яркими вывесками и круглосуточными моллами одиночество ощущалось не так остро, как здесь, в тихом посёлке на два десятка домов.

Лишь он один спасал её от этой тишины, от той пустоты, которая расползлась в её душе после исчезновения брата, как-то легко и просто поселившись в её сердце, покрытом коростой цинизма и скепсиса. Близость их душ была невероятной – казалось, она знает его долгие годы. Адам Бишоп проник в каждую клеточку её тела и растворился, словно вирус, от которого нет и никогда не будет вакцины. Эллен думала, что впервые влюбилась – безотчетно, стремительно, глупо, как девчонка-школьница, – но теперь она боялась его до смерти. Единственное, чего она хотела прямо сейчас – это выбраться отсюда.

Пять недель назад.

Эллен Барр перебирала листы толстенной папки, не понимая ни слова из того, что было написано там. Она не слышала, что говорит ей адвокат. Разум отказывался обрабатывать звуки, они превращались в фоновый шум и смешивались с гулом утреннего города за окном.

Эллен редко бывала дома, но мысль, что где-то у неё есть тихая гавань и люди, которые всегда ждут её, грела душу в постоянных разъездах по миру. Почти семь лет бесконечных командировок. Эллен сама выбрала такую жизнь – вечное горе и ожидание новостей, въевшееся в стены её дома, словно плесень, угнетало, ровно как и постоянные дожди с туманами. Её брат пропал без вести семь лет назад и все эти семь лет родители жили поисками. Полиция давно поставила в этом деле жирную точку, но они не теряли надежды. Любые обрывки слухов, любую скудную информацию и откровенно нежизнеспособные теории они складывали в папку, которую Эллен теперь беспомощно вертела в руках. «Натаниэль Барр» – надпись простой синей ручкой впиталась в затёртый до проплешин картон и навечно в её память.

– Такова была их последняя воля, – адвокат подытожил речь, которую Барр так и не услышала. – Эллен?

Весть об их гибели настигла её в Рейкьявике, ночью, в номере отеля, где она корпела над расшифровкой текста. Эллен молча кивала в трубку, а после пошла собирать чемодан для полёта в родной Висконсин. Её ждала огромная, просто чёртова куча дел.

За организационной суетой она не успела толком ощутить горечь утраты. Последний раз она приезжала домой два года назад на Рождество и за это время лица близких стёрлись из памяти, оставив лишь мутные образы и обрывки воспоминаний. В день похорон она смотрела на блекло-серые оттиски их лиц и в этих заострившихся чертах не узнавала своих родных. В кресле юриста по наследственным делам она оказалась лишь спустя два месяца после церемонии прощания: всё время находились какие-то дела.

– Эллен? – адвокат наклонился к ней и дотронулся до её руки, пытаясь обратить на себя внимание.

– Ещё раз, пожалуйста, – Барр перевела на него рассеянный взгляд.

– Мистер и миссис Барр просили вас не бросать поиски Нэйта. Это была их последняя воля.

Эллен молча кивнула. Сложив в портфель досье, документы на дом и ключи от банковской ячейки, она вышла из кабинета, зная, что сегодня снова заночует в отеле. Она не хотела возвращаться в дом, где запахом горя пропиталась каждая доска паркета. Эллен собиралась продать его как можно скорее.