меня сделал?
– Кир, я…
– Ты… – подхватил боевик. Замер. И хотя выражение его лица было самым что ни на есть нейтральным, я почувствовала себя глупым оленёнком, угодившим под прицел охотничьей стрелы.
– Я не могу.
Сообщник ничуть не растерялся. Спросил тем же тихим, проникновенным голосом:
– Почему?
– Потому что прогулка в мужское общежитие – это перебор, – потупившись, пробормотала я.
Да, поцелуи – это одно, а вот общага… общага – это слишком!
Кира ответ не удовлетворил, попытка спрятать глаза понимания тоже не вызвала. Боевик поддел пальцем мой подбородок, заставил глядеть прямо. А мне пришлось приложить все усилия, чтобы не зажмуриться, когда наши взгляды встретились.
– Эмелис, я прекрасно понимаю, чего ты боишься. И обещаю – приставать не буду. Я… – он шумно вздохнул, – я очень соскучился. Просто побудь рядом. – И добавил чуть слышно: – Пожалуйста…
Нет, Кир, ты не понимаешь. Ты действительно не понимаешь, чего я боюсь!
– Кир, я не сомневаюсь в твоей порядочности.
– Что тогда?
О Всевышний! Я в своей порядочности сомневаюсь! Но сказать об этом вслух не смогу! И не проси!
– Лекции, домашка… А ещё курсовик не дописан.
– Ясно, – сказал боевик и накрыл мои губы поцелуем.
Жар. Холод. Снова жар. Сердце стучит где-то в горле, ноги не держат, мир кружится и плывёт. Отстраниться нельзя, потому что сил сопротивляться ласкам синеглазого нет. Равно как и желания. А на задворках сознания набатом стучит мысль: всё верно! Ни шага в сторону мужского общежития. Никогда!
Кир, хвала Богине, отнёсся к моему решению уважительно. Довёл до крыльца женской общаги, подарил ещё один головокружительный поцелуй и, дождавшись, когда скроюсь за массивной дверью, ушёл.