Много позже, когда артиллеристы таки устали и откатили свои орудия, а небо обрело естественный, природный цвет, инкуб сжал в объятиях, уткнулся подбородком в мою макушку и сказал:
– Знаешь, в это воскресенье, я проснулся с ощущением какой-то ужасной опустошенности. Как будто сердце вырвали. Весь день слонялся по квартире и все пытался понять – что не так? Но ответа так и не нашел.