Я никогда не забуду вкус этих гренок. Никогда. Это был вкус доброты, простоты и бескорыстия. Эти яства мне с тех пор подавали нечасто. Яйя… Яйя, запрещавшая мне разговаривать во время своей любимой радиопередачи, Яйя, которой я сто раз зачитывал тот пассаж из романа Жюля Верна, в котором Михаил Строгов приговорен «никогда больше не видеть вещи земные» и ослеплен раскаленной добела саблей. Я старательно подчеркивал голосом рычащие «р» злого Огарева, чтобы его голос звучал еще более сур-р-р-р-р-рово и стр-р-р-р-р-рашно. Она это обожала. Несколько месяцев спустя я совершенно случайно узнал, что ее уволили, и когда наконец решился спросить у бабушки (а мне потребовалось на это не меньше отваги, чем доблестному посланцу царя) почему, то она просто ответила, что от Яйи «не всегда хорошо пахло».)