Глава 1

– Серебрякова, тц. Серебрякова, пс, Серебрякова, блин оглохла?

Андрей вот уже целую минуту пытается до меня достучаться, но я упорно игнорирую его. Во-первых, нечего садиться на самую галерку, а во-вторых, надоело ему помогать. Пусть сам все делает. И тот факт, что он мой сосед по лестничной площадке не даёт ему никаких привилегий. Мы даже не друзья. В институте он никогда не здоровается, стыдится меня. Но вот когда дело доходит до учебы парень как по щелчку пальцев активируется и начинает со мной общаться. Волшебство да и только.

– Песков! Я все слышу, – Наталья Марковна преподаватель Высшей математики стучит карандашом по столу.

– Готовимся самостоятельно! Не трогай Дарью. Она в отличие от тебя все делает сама. Давайте, давайте ребята, пишем, пишем. Осталось семь минут.

– А чё я? Я ниче! – отвечает Андрей.

Группа хохочет, а я лишь покачав головой, поджимаю губы и продолжаю вычислять пределы.

– Дашка, ну Песков и кадр. Достал он тебя уже, – шепчет моя лучшая подруга Алла.

– Ничего страшного. Просто у него все мысли о футболе. Вообще не понимаю зачем родители его заставили поступать. Он хорошо играет. В перспективе мог стать отличным футболистом.

– Ой Дашка, родители всегда правы, им виднее, с ними не поспоришь.

– Угу, – тихо отвечаю подруге.

Алла понимает, что подняла болезненную тему и больше не говорит ни слова.

Лекция проходит спокойно, в конце пары Наталья Марковна проверяет наши работы и радует меня очередной пятёркой.

– Дашка, нам в сто первую, – Алла виснет на моей руке и тянет в противоположную сторону.

– Почему? В расписании… – слабо сопротивляюсь.

– Да мало ли что в расписании. Егорова ляпнула, что пока Селёдка не выздоровеет, пары будут совмещённые с третьим курсом. Вот такие дела.

Селедкой Алла называла нашего преподавателя по философии Анну Ивановну. Впрочем ее все так называли в университете. Потому что она была очень преклонного возраста, высокая и худая.

– С третьим курсом? – только успеваю я спросить.

– Да, да, пошли скорее. В столовку ещё забежим. Хавать охота.

– Да я не голодна, – бегу за ней по коридору.

– Дашка, – резко останавливается Алла. – тебя итак на ветру сдувает. Я угощаю, перестань. И ещё у меня для тебя подарок.

– Какой подарок? – удивлённо улыбаюсь.

– А вот увидишь. Ладно, погнали!

В столовой Алла покупает нам по порции салата оливье, чай и два рогалика в шоколаде. Мне в который раз неудобно за то что у меня нет денег на обед. Я не могла признаться даже лучшей подруге, что коплю на зимние сапоги, так как старые разошлись по швам, а у бабушки на новые денег нет. А ещё Маришке нужна новая школьная форма, а вещи сейчас очень дорогие. И снова у бабушки пенсии не хватит все это купить. Я экономила всегда, как себя помню. Бабушка честно даёт мне деньги на обед, но я откладываю их на более важные покупки.

Алла, я уверена, все прекрасно понимала и видела, но мы с ней мою ситуацию с деньгами старались не поднимать лишний раз. Поэтому она по доброй душе часто меня угощала, а я помогала ей с выполнением заданий по учебе. Такой выгодный взаимообмен у нас с ней был. Нет, я не скажу, что мы с ней друг друга использовали, совсем нет. Алла была моей настоящей подругой, самой лучшей. А она в свою очередь уважала и искренне ценила меня.

– Дашка, только сразу скажу, отказа я не принимаю, вот хоть убей!

– Ты ещё не сказала, что за подарок. Что же ты мне хочешь предложить такого, что я должна тебя убить?

– Я вчера перебрала свой гардероб. И нашла кое-что для тебя. Только не закатывай так глаза! Не переживай, меня никто в этих шмотках не видел, это ещё со школы остались. Мне уже маловаты, а вот тебе в самый раз будут. Там джинсы, брюки, кофточки и одно платье.

Алле надо сказать спасибо, потому что говорит она совсем тихо, и остальные студенты вряд ли нас слышат. Я смущаюсь до ужаса и чувствую, как щеки пылают огнем стыда.

– Так что вот. Тебе во сколько на работу сегодня?

– Мне? Мне к шести как всегда, – говорю деревянным тоном.

– Вот и Гуд! Пары до пяти, успеешь домой занести. В универ тебе притащила тяжёлый пакет, на работу с ним не сходишь, – Алла непринужденно пожимает плечами и взлохмачивает светлые прямые волосы, стараясь придать причёске объем.

А я молчу. Не знаю, что ответить. Разумеется подруга знает, как я живу и в каких условиях. Но такое предложение поступает от нее впервые за несколько лет дружбы. Скорее всего, заметила, что я давно не обновляла свой гардероб.

Да, одежды у меня немного. Джинсы так вообще одни. В них я хожу и летом и зимой, и осенью, и весной. Круглогодично.

– Ну так что? Чего молчишь, Даш?

Я смотрю на нее и мне хочется разреветься. То ли от счастья что она отдаст мне вещи, то ли от усталости жить в бедности всю жизнь.

– Спасибо, Алла. Спасибо большое. Я возьму, – просто не могу ей отказать. Ведь она принесла их специально для меня.

– Заметано. Пакет у гардеробщицы. Попросила последить. Не забудь. Померяешь дома, Обязательно! – шепчет Алла и улыбается.

– Хорошо, померяю. Спасибо большое ещё раз!

– Плевое дело. Не парься! – отмахивается она.

Глава 2

В сто первой аудитории собрались почти все студенты, когда мы переступаем порог. «Опоздали» – мелькает первая мысль. Я с волнением смотрю на лекционный стол, но там никого нет.

– Пронесло! Хорошо, что преподавателя ещё нет. Пошли скорее, – теперь уже моя очередь наступила тянуть подругу за рукав. Учиться я любила, а опаздывать не очень.

Места на первых рядах свободны, и мы спокойно усаживаемся рядом с большим окном. Достаем тетради, ручки, учебник.

Не успеваем мы обменяться фразами, как в аудиторию важным шагом входит профессор филологической кафедры. У нас он ещё не вел ни разу. Мужчина средних лет с длинными по плечо волосами и строгим взглядом. Я смотрю на Аллу, а она на меня. Мы улыбаемся.

– Здравствуйте, первый и третий курс! Меня зовут Олег Валентинович, для тех, кто меня не знает. Я буду вести совместные занятия у ваших групп, вам уже сообщили. Сегодня и последующие несколько лекций мы будем проходить и вспоминать Ницше. Первый курс проходить, третий вспоминать. Сегодня будет вводная лекция посвященная труду Фридриха Ницше…

Мы с Аллой навострили уши и внимательно слушаем. Но нас и Олега Валентиновича неожиданно прерывают. В кабинет без стука входит ещё один студент.

– Здрасте! – широко улыбается парень.

Все разом обращают все свое внимание на дверь. И я, конечно, тоже.

Семён Графов собственной популярной персоной стоит в проходе и бесцеремонно жует жевательную резинку. Его знают все в институте, даже те, кто не хочет его знать. Он самый популярный парень. И я будучи студенткой всего три месяца уже наслышана о нем. Король веселых шумных вечеринок, покоритель женских сердец и просто богатый парень. А еще говорят, он наглый, вечно лезет на рожон, любит гонки.

Нет, вы не подумайте, я не следила за ним и не собирала на него досье. Просто, когда про него говорит каждая первая девушка в институте, информацию о его скандальной персоне невозможно игнорировать.

Я, прикрываясь копной пушистых волос, исподтишка смотрю на него. Он высокий, прическа – а-ля Эдвард Каллен, на шее есть татуировка, но не видно, какая именно. Глаза слишком серьезные и взрослые для парня такого возраста, и голос… Голос очень низкий. Как будто он только и делает, что курит целыми днями напролет. Наверное, я впервые так долго смотрю на него. Раньше если замечала его в стенах института, сильно не засматривалась. Просто потому, что он не моего поля ягода.

– Семён, проходи, хватит устраивать шоу! У нас важная тема, а ты снова опаздываешь, – отдёргивает его преподаватель.

– Сенкью, – отвечает он по-английски и, топая тяжёлыми ботинками, заходит в кабинет.

Я невольно слежу за ним до тех пор, пока он попадает в поле моего обзора. Парень поднимается выше чем мы, и я отвожу взгляд.

– Отлично! Итак, теперь все в сборе. Можно начать лекцию. Как я уже сказал, сегодня мы будем повторять тире изучать учения Ницше. Почему я сказал повторять? Потому что сейчас кто-нибудь из тридцать второй группы кратко расскажет нам об этом человеке. Кто он? Где родился? Кем был? Основные мысли этого философа и какие книги он написал. Хотя бы название одной.

Олег Валентинович проходится по кабинету и смотрел на студентов.

– Хорошо, что мы не с третьего курса, да? А то бы сейчас пришлось попотеть. Фиг вспомнишь, что изучали два года назад, – шепчет мне на ухо Алла.

– А я вот знаю, хоть и не с третьего курса. Читала про него немного. Он очень интересный, хоть и противоречивый.

– Кто? Ницше? Ой, Дашка. Вечно ты меня удивляешь. Круто! Молодец!

– Желает кто-нибудь выступить? Прибавлю один балл за смелость, – спрашивает профессор.

Все молчат. Наступает тишина. Никто из тридцать второй группы не хочет выступать.

– Тридцать вторая группа, обращаюсь к вам. Желает ли кто-нибудь выступить с кратким докладом по сегодняшней теме? Самойлов? Курочкина? Кубаш? Не хотите выйти? – повышает голос мужчина и берет со стола журнал.

Снова никого. Владельцы названных фамилий явно не горят желанием отвечать.

– Хорошо, пойдем по журналу. Выступит… Выступит… – затяжная пауза, сделанная специально, явно щекочет всем нервы. – Так, Миронова. Как раз закроешь тройку. Встаём отвечаем.

Справа от меня через пролет как раз и сидит та самая Миронова. Девушка медленно встаёт и растерянно смотрит на него. В нерешительности вертит ручку в руке.

– Я я… я не помню ничего. Это два года назад было! – восклицает она.

– А как вы учили? Вы присутствовали на лекциях?

– Да.

– Хорошо. Тогда отвечаем. Где он родился?

– Во Франции? – неуверенно лепечет она.

– Неправильно. Кто знает? – преподаватель бросает взгляд на нас, так как мы сидим всех ближе.

Я поднимаю руку. Просто по инерции.

– Да, – кивает мне Олег Валентинович.

– В Германии в деревне, – легко отвечаю я.

– Правильно. Следующий вопрос Миронова, – преподаватель вновь смотрит на девушку. – К какой эпохе философов он относился до Сократовской или после Сократовской?

– До… Сократовской, нет, после. Ммм. Нет все же до.

– Ваш ответ, Миронова?

– До Сократовская эпоха.

– Есть возражения?

Я снова тяну высоко руку. Так как чувствую себя в своей тарелке. Отвечать особенно правильно, я очень люблю.

Профессор кивает мне.

– Нет, Ницше относился к после Сократовской эпохе. Он жил после Сократа.

– Может, тогда вы знаете, как он относился к Сократу? Продолжал ли он идеи Сократа или не был его сторонником? – довольный моим ответом спрашивает Олег Валентинович.

– Честно, я знаю лишь то, что в первых трудах он был противником Сократа и не разделял его мнения. А потом, возможно, где-то и сам продолжил его идею.

– Довольно! Как ваша фамилия? – профессор резко пошел к столу и взял журнал нашей группы.

– Серебрякова! – с улыбкой отвечаю.

– Дарья, вам пять. Миронова, пока ставлю минус. Плохо очень плохо. Совершенное незнание материала. Итак, кто ещё желает выступить? Так. А пожалуй ответит нам студент Графов.

Олег Валентинович снова подходит ближе к студентам и, скрестив руки на груди, усмехается.

Графов? Я медленно оборачиваюсь и гляжу на парня. Он поднимается с места и хищно улыбается.

– Итак, Семён, продолжаем. Назови мне его основные мысли, которые помнишь. А также особенности его учения и хотя бы одну книгу.

Я повернулась и, убрав волнистую прядь волос за ухо, стала внимательно слушать, что скажет Семён.

– Хм, мысли как у всех философов о всякой ерунде, о жизни, о смерти, об искусстве. Книга? А черт его знает. Там названия сложные, да и книгами это чтиво не назовешь. Я пробовал читать, но мысль быстро теряется. Такое ощущение, что переверни десять страниц и начни читать, а смысл не изменится, все то же самое, муть какая-то. Особенности. Была у него особенность. Он псих! Вот и все!

Все студенты начинают смеяться, а преподаватель громко хлопает в ладоши. Видимо, этот спектакль он видит не в первый раз.

– Семён, тебе в актеры надо, чего ж ты в пед пошел? Сейчас бы покорял Киностудии, а не сидел на скучной лекции!

– Сказали, рожей не вышел! – пожимает плечами парень.

Я шумно вздыхаю не удержавшись. Вот это наглость. Ну и ну. Но Олег Валентинович просто пропускает это и не делает Графову замечание.

– Дарья, что вы скажете по моим вопросам, – спрашивает у меня преподаватель.

Семён садится.

– Семён, я тебя ещё не отпускал. Постой немного. Пусть все увидят, какой ты герой. Дарья?

Я тоже решаю встать и немного повернуться ко всем остальным. Делаю глубокий вдох и начинаю говорить все, что знаю о философе.

– Основные мысли его были: воля к власти, и мысли о сверхчеловеке.

– Ха! Сверхчеловек – это человек паук, что ли? – перебивает меня Семён.

Все снова смеются, а я смотрю прямо ему в глаза. Он делает то же самое, наши взгляды встречаются. По телу пробегает точно электрический ток. Его глаза наглые, полные иронии. Он смеется надо мной. А мне вдруг становится неловко за то, что решила отвечать. Теперь получается – я его оппонент.

– Нет. Это не паук, – говорю ему тихо.

– Дарья, не обращайте внимания, продолжайте! – поддерживает профессор.

Я отвожу глаза в сторону, но всё ещё чувствую пристальный взор парня.

– Особенностью его учения, я думаю, было то, что все его книги написаны афоризмами, просто мысли. И как сказал Семён, их действительно трудно читать. Но если очень постараться, то можно уследить мысль автора.

– А что скажешь про то что он псих? Снова не согласишься? – бросает вызов Семён.

Я смотрю на него и краснею. Он издевается?

– Почему он был псих? – неуверенно бормочу.

– Потому что он три раза пытался совершить самоубийство, вот почему! А это значит он псих, и все его учение под большим сомнением…

– То есть, по-вашему только психи могут совершить самоубийство?

– Да! И все его учение – это…

– Это большой вклад в философию как науку! – защищаю я философа.

– Он пытался себя замочить! Думаю этого достаточно…

– А если он был в отчаянии? – неуверенно смотрю на Семёна.

– Стопарь виски и нет отчаяния. Не знала? Проверенный способ! – щелкает пальцем парень.

Все снова гогочут. А я готова провалиться сквозь землю. Щеки начинают гореть. Да что со мной такое.

– Я вижу, ты не знала про это, про то, что он был таким неуравновешенным. Я прав, Серебрякова?

– Я не, не…

– Так стоп! Брейк! Садитесь ребята! – громко прерывает меня преподаватель.

Я смотрю на Семёна. Он поджимает губы в неприязненной ухмылке. Резко отворачиваюсь и сажусь на место.

– Дашка, с ума сошла спорить с Семёном? – шипит Алла, дёрнув меня за руку.

– Не знаю. Наверное, я не в себе, – отвечаю тихо, при этом чувствую, как затылок буквально горит от его взгляда.

– Дашка, это не Ницше камикадзе, а ты! Ну блин даёшь, дорогая!

– А чего? Меня преподаватель спросил.

– Ой, Дашка, не могу на тебя, – улыбается Алла, а я лишь пожимаю плечами.

Я правда не виновата. Я просто отвечала. Да, возможно, немного смело особенно для меня. Но, ничего уже не вернёшь. Что сделано, то сделано!

Начинается лекция. Мы открываем тетради и быстро записываем все, что говорит Олег Валентинович.

Я погружаюсь в учебный процесс и к концу пары почти забываю про Семёна.

– Не расходимся, – просит Олег Валентинович. – У меня есть несколько заданий. Итак, на следующее занятие, то бишь через неделю вы мне подготовите. Первое – Миронова Елена, с вас жду эссе по теме «Биография Фридриха Ницше».

Я смотрю на девушку. Елена морщится и недовольно захлопывает тетрадь, даже не записав тему для эссе.

– Второе, – продолжает преподаватель. – Семён и Дарья, с вас презентация. Тема – «Идея сверхчеловека. Этапы и их особенности» и никаких чтобы пауков. Свои шуточки оставьте, пожалуйста, дома.

– Что? Я? – вырывается у меня от шока.

– Да, вы!

– Допрыгалась, стрекоза, – хохочет Алла.

– В смысле, я и Серебрякова? Это как? – грубовато кричит Графов с задних рядов.

– Обыкновенно. Ищете материал и готовите совместный проект. Ты уже на третьем курсе, подскажешь Дарье, как это надо делать. А она поделится с тобой своими знаниями.

Я поворачиваюсь и быстро нахожу его взгляд. Он смотрит на меня. Надо же! Я и Семён? Это же как Север и Юг, мы на разных полюсах. Чувствую, что просто не в силах долго смотреть на него, отворачиваюсь.

– Но! – возражает Семён, недовольный столь креативным решением профессора.

– Мы Высшее образование получаем, а не помидорами торгуем на рынке! – пресекает мужчина, выставив вперёд руку. – И третье. Муравьева и Липницкая с вас тоже презентация. Тема: «Так говорил Заратустра». По его книге. Остальные не расслабляемся. Читаем сегодняшнюю лекцию, буду спрашивать. Все могут быть свободны.

Студенты шуршат тетрадями и выскакивают из аудитории. Я думаю, что по-хорошему надо бы поговорить с Семёном и обсудить план действий насчёт презентации. Но боюсь подходить к нему. Мнусь около стола, нарочно медленно убирая толстый учебник в рюкзак. А когда все же решаю взглянуть на место, где сидит Семён, обнаруживаю, что его и след простыл. Он уже ушел.