– А в последнее время вы не замечали, может, она была особенно задумчива или расстроена?
Задавая этот вопрос, Лиза подумала, что сильно увлеклась, тратя столько времени на разговор с охранником, который вообще мало что знает, поскольку стоит внизу, в холле, и следит за порядком. Однако охранник ответил:
– Нет, она не была расстроенная. Напротив, у нее был вид человека, у которого все получается в жизни. Чего нельзя, например, сказать о ее подружке – Тине Неустроевой.
– В смысле?
– Понимаете, я же здесь целыми днями, от нечего делать наблюдаю за ребятами, составляю психологические портреты… Так вот, мне никогда не было понятно, что может связывать, к примеру, такую вот девочку, как Мила, из благополучной семьи, умную, красивую, я не знаю… Словом, такую хорошую девочку с Тиной Неустроевой… Полная противоположность. Тина курит как сапожник. Постоянно меняет парней. Учится плохо и, если бы Мила не разрешала списывать, вообще непонятно, как бы добралась до одиннадцатого класса. Если Мила одевалась… как бы это сказать… сдержанно, что ли, дорого, но скромно, то Тина – просто кошмар какой-то… Свитера вытянутые, джинсы с дырами на коленях или короткие юбки… Ярко-розовые, к примеру, колготки или желтого цвета… Ногти – черные, в красную крапинку… Дурдом, одним словом. И видно, что ничего путного из нее не выйдет.
Кстати, это цитата из разговора со школьным охранником. Да-да, простым охранником, который откуда-то знает все детали жизней школьников, в свободное время анализирует их, а потом делиться этим с каким-то там адвокатом через минуту после знакомства. Уж не знаю, как это было у вас, но охранники, которые работали в моей школе, знали имена работников школы, а школьников если и признавали, то максимум в лицо, если примелькаешься. И, по-моему, это нормально, это и не является их основной задачей, тем более с элетронными пропусками в этом вообще нет смысла. А здесь... это больше было похоже на слежку, чем на простое внимание к мелочам.
Хотя не волнуйтесь, тут все герои подобного плана: через секунду все рассказывают, во всем признаются, да и вообще прекрасные свидетели. Ах, да, тут и полиция такая приятная, что следователь с порога, буквально во время первого же допроса, начинает защищать ту, кого в предсметртной записке обвиняет мертвая школьница в своем суициде. Ну, видать, у него тоже прекрасная интуиция.
Лена улыбнулась про себя, подумав, что следователь ведет себя неправильно: вместо того чтобы копаться в ее учительской жизни, пытается ее защитить, как адвокат. Или просто тренируется в упражнениях по логике. А еще он очень внимательный, дотошный, этакий перфекционист. Что ж, не самые плохие качества.
И "прекрасная интуиция" стала одной из трех причин, почему я очень пожалела, что когда-то повелась на такую красивую обложку. Почему это вообще стало проблемой? Начнем с того, что этот роман очень тяжело назвать детективом. Да, расследование тут есть, но практически целиком состоит из:
1) внезапных признаний всех и вся, чему даже недосыщицы временами удивляются, что делает им честь, но... внезапные признания есть во всех диалогах, это даже не их суперспобность, это такая особенность романа;
2) потрясающих догадок адвокатессы и ее помощницы, причем половина догадок, которые они высказывали, были завязаны на самых мрачных подозрениях, вроде суицида из-за группового изнасилования, о котором даже мышка, мимо пробегавшая, не пискнула, которые очень быстро и без сожалений забывались, так что оставились только правильные ответы,
3) волшебных медицинских экспертиз.
Вторая причина — герои-повествователи. Проблема не в том, что их много, а в том, что они признаются читателю во всех грехах раньше, чем это было бы интересно. Это мог бы быть нетривиальный монолог злодея после того, как хорошие парни его победили, но в таком формате из этого получались страннейшие спойлеры. Плюс я всё-таки рассчитывала на детектив, получила триллер с натяжкой.
Третья причина — моралфажность. Возможно, кто-то другой наоброт увидел в этой книге отражение своих взглядов, но не я. Мне ж было временами противно читать эту книгу из-за ряда высказываний, вроде рассуждений о том, кто пропащий и кого можно убивать.
– Да, вы знаете, Лариса, у меня было нехорошее предчувствие, было! Я даже будила мужа ночью, чтобы сказать ему. Потом позвонила Миле, мы поговорили… Конечно, я ее тогда разбудила, было что-то около двух часов ночи, она разговаривала со мной непривычно грубо… Я сказала ей, что устала в гостях (у друга моего мужа был юбилей, и мы провели там некоторое время), и Мила посоветовала мне походить по магазинам, развеяться…
И кстати, это, по-моему, первая книга, в которой я увидела скобки в прямой речи. Я могу понять, как это должно было звучать в настоящем диалоге, но... скобки? серьезно? Почему нельзя было немного перестроить хоть это предложение из цитаты, хоть любое другое (да, это не единичный подобный случай в этом романе)? Тоже касается и восклицательных знаков — их очень много и это раздражает, сами по себе они не несут какие-то чувства, это просто превращается в вечные крики.
Из плюсов только то, что "витамин любви" действительно упоминается в этой книге, название не взялось с потолка, и обложка с зеркалом и отражающимся в нем яблоком и эта прекрасная девушка в образе Белоснежки, это прям очень эстетично. Но это как-то ситуацию в целом не улучшает.
В общем, совсем уж слабенький триллер, не советую