9

Утром я твердо решила, что Нестор и Аннета что-то от меня скрывают, что они не воспринимают меня всерьез, а в их биографиях есть некая общая страница, доступ к которой для меня заблокирован. В минуты такого озарения начинаешь спрашивать себя: а зачем, собственно, Нестор, этот непростой и очень богатый человек (о котором я, между прочим, практически ничего не знала), женился на мне, на беспородной провинциалке, вместо того чтобы найти себе жену с классическим образованием, умницу-интеллигентку-красавицу из хорошей семьи или вообще – иностранку с папочкой-миллионером? На худой конец, мог бы жениться и на какой-нибудь известной балерине или певице, гимнастке или фигуристке. Почему, почему он тогда на улице пристал именно ко мне?! И кто была та подвыпившая молодая женщина, проклинавшая его на чем свет стоит?

Хотя, попыталась я рассмотреть эту тему и с другой стороны, да какая мне разница, почему он выбрал меня? Если разобраться, я получила от жизни все, что хотела. Я же не просила от судьбы любви и романтики! Мне хотелось денег. Теперь я богата, на моих счетах скопилось уже немало, именно этот-то факт и позволяет, очевидно, Нестору чувствовать себя в отношении меня относительно спокойно: мол, жена не станет задавать ему лишних вопросов… Но вопрос все равно висит. Один-единственный. Почему я?

Нестор уже уехал на работу, когда я прибирала на кухне после завтрака и раздумывала о том, как бы мне избавиться от Аннеты, скомпрометировать ее, подставить, чтобы она лишилась – и навсегда – доверия моего мужа. И в эту минуту раздался звонок. Мне, привыкшей к нашему пустому тихому дому, показалось, что это сама жизнь позвонила в мою дверь. И, признаюсь честно, я ужасно обрадовалась, увидев на припорошенном снегом крыльце Людмилу, мою соседку. Вот уж на самом деле кого я хотела увидеть и с кем бы хотела посоветоваться!

– Привет, Людмила! – Я впустила ее в дом. – Ну же, входи! Мне так много нужно тебе рассказать про эту Аннету!

Людмила, между прочим, сильно изменилась. Она выглядела просто сногсшибательно. Похудела, похорошела, посвежела, помолодела.

– Что с тобой? Ты побывала на каком-нибудь дорогущем курорте, в Лансерхоффе, к примеру?..

– Ба, Тая, откуда тебе известно о Лансерхоффе?

– А ты не догоняешь?

– Неужели… Аннета?

– Она! Правда, ей-то там делать абсолютно нечего, ей-то худеть не требуется, зато ее клиенты-пациенты, те, над чьим имиджем и стилем она работает, постоянно куда-то отлучаются на недельку-две, чтобы привести себя в норму. Ладно, Люда, закрыли эту тему. Тем более что и тебе теперь худеть не надо. Ты выглядишь просто потрясающе! Надеюсь, твой Гоша от тебя в восторге?!

Мне понадобилось всего пара минут, чтобы накрыть стол для чая, поставить тарелочки-вазочки с кексами, рулетами, печеньем, вареньем.

– Нет, честно, где ты была? Как ты сумела так преобразиться?

– Тупо – фитнес. Не ела лишнего, много занималась. И не заметила сама, как втянулась, как мне все это стало даже нравиться. Единственный минус во всем этом – страшная нервотрепка, когда я сижу за рулем своей машины. Я от страха потею так, что по возвращении мне приходится отмачиваться в ванне. Это говоря откровенно.

– Я понимаю тебя. Когда я училась водить машину, я тоже боялась. Старалась ехать по правой стороне, постоянно косила глазом в зеркало, боялась, как бы меня не задели… Словом, я тебя понимаю. Зато когда наконец научишься водить машину, постепенно все страхи исчезают.

– Нет, они не исчезают. Больше того, ты же знаешь, у меня хорошая машина, дорогая, но я не испытываю никакого удовольствия от того, что езжу на ней. Наоборот – меня стало в дрожь бросать от одного вида моего «Бентли»! – сказала Люда.

– Что же делать? Может, тебе нанять водителя?

– Водитель – это шпион. Нет уж, спасибо!

– Ну, тогда пользуйся услугами такси.

– Ты не понимаешь… Я могу поехать в город, оставить машину где-нибудь на более-менее безопасной и удобной парковке и ходить по магазинам. Но ездить в «Коломбину»… Словом, это очень далеко, неудобно, да и улицы я до сих пор путаю. К тому же я теряю много времени. А уж если застряну в пробках, так и вовсе опаздываю.

– Людмила, ты что-то придумала. Я угадала? Вот, попробуй этот кекс… Хотя бы маленький кусочек.

Людмила покачала головой:

– Придумала. Я бы хотела иметь личного тренера, понимаешь? Чтобы он приезжал ко мне по утрам, а я занималась бы под его руководством, чтобы, глядя на него, у меня не возникало соблазна нарушить диету. Словом, домашний такой контроль.

– Он что, такой… хороший? – Мне не удалось скрыть улыбку. – Люда, да поступай так, как сама считаешь нужным! Главное, чтобы на это согласился твой Георгий. Хотя, если послушать тебя, он и без того занят так, что ему не до твоих тренеров. Когда муж ревнив и отслеживает каждый твой шаг – это тяжело, это невыносимо, ты чувствуешь себя как узница. И тогда ты меньше всего думаешь о любви – о его любви, – и его подозрительность оскорбляет тебя. Если же, наоборот, муж не обращает на тебя внимания и живет, как тебе кажется, своей жизнью, то и это нас оскорбляет, и это тоже плохо! Однако и в первом, и во втором случаях из этих ситуаций можно извлечь определенную выгоду. В своем случае ты можешь воспользоваться постоянным отсутствием мужа, чтобы заниматься всем, чем тебе угодно.

Я говорила простые вещи, но видела, как Люда, слушая меня, воодушевляется, как загораются ее глаза. Как же иначе, ведь она увидела во мне единомышленницу, человека, способного ее понять и разделить ее проблемы и мечты.

– Значит, моя идея не выглядит совсем уж бредовой?

– Напротив. Это вполне разумное решение. Когда ты заговоришь с Гошей на эту тему, не забудь сделать акцент на своей личной безопасности, на том, что ты боишься водить машину, намекни, что машина-то недешевая и ты нервничаешь каждый раз, когда садишься за руль. Словом, выдай ему все аргументы и послушай, что он тебе ответит. Но мне почему-то кажется, что Георгий только обрадуется тому, что ты чем-то увлеклась. Пусть это будет даже просто переоборудование одной из комнат под маленький тренажерный зал…

– …и маленький бассейн. Цвета морской волны!

– Но есть ли прок от маленького бассейна, если ты не сможешь там плавать, а лишь окунаться? Бассейн, насколько я поняла, нужен для того, чтобы ты тренировалась там в плавании, двигалась, продолжала контролировать свой вес и поддерживать хорошую физическую форму. Кроме того, бассейн закаляет, ты станешь здоровее, красивее! Разве не этого хочет твой муж?

– Думаю, ты права, и он даст мне денег на все это. И знаешь что еще? Ты тоже сможешь приходить ко мне поплавать.

– Вообще-то у нас есть бассейн, правда, мы так ни разу и не наполняли его водой…

– Так это в саду! А я-то хочу закрытый, то есть нам придется сделать пристройку к дому.

– Сейчас ведь зима. Разве зимой строят?

– Вот! Я и к этому вопросу тоже подготовилась, все разузнала. Оказывается, и почву под фундамент можно прогревать, и бетонную смесь! Когда есть деньги – можно все!

– Как это – подогревать? Что-то сомневаюсь я насчет этого…

– Поверь мне! Я даже связалась по Интернету с одной строительной фирмой, и мне прислали ответ. Вот, смотри.

И Людмила, блестя счастливыми глазами, достала из кармана сложенную пополам страницу с распечатанным текстом, где черным по белому было написано обо всех прелестях и тонкостях зимней стройки: подогрев бетона, электродный прогрев, бетонирование в термоактивной (греющей) опалубке, метод «термоса» (использование утепленной опалубки с устройством поверх нее защитного слоя, подготовка раствора бетона с использованием морозостойких добавок, прогрев инфракрасными источниками тепла (ТЭНами, керамическими стержневыми излучателями, кварцевыми трубчатыми излучателями) и прочим.

– Что ж, я вижу, ты действительно хорошо подготовилась. Тогда тем более тебе нечего так переживать по поводу этого разговора с Гошей.

Немного успокоившись, Людмила допила чай и решила, что теперь самое время поговорить о моих проблемах.

– Ну, что там с твоей Аннетой?

И тут вдруг я поняла, что не очень-то желаю посвящать ее в свои планы.

– Да ничего особенного. Просто я пыталась выяснить, когда и при каких обстоятельствах они познакомились с Нестором, но так ничего толком и не узнала. Кажется, он был знаком с ее мужем или что-то вроде этого. Когда я начала расспрашивать его, он уже почти спал. А когда Нестор спит – это святое, его нельзя будить.

– Все равно, будь поосторожнее с ней… – как-то отстраненно произнесла, словно не слыша меня и продолжая думать о чем-то своем, Людмила. – Мало ли… Ну, ладно, я пойду. У меня, как ты понимаешь, полно дел. Да, вот о чем я еще хотела тебя спросить. Как ты думаешь, а если мне приехать к нему на работу и там, в спокойной обстановке, в его кабинете, поговорить с ним, как если бы это было… просто деловое предложение с моей стороны? Понимаешь, он же постоянно решает подобные вопросы, а тут я… Не знаю, как тебе сказать… Мне кажется, что дома, за столом, поедая котлеты, он воспримет мою просьбу не всерьез, а как блажь… А если я приду к нему и он увидит меня, такую красивую, нарядную, похудевшую, может, у него и отношение к этой теме окажется иным, нежели дома?

– Да, думаю, ты права.

Вот тут и я, к своему великому стыду, поняла, что мне стала неинтересна Людмила с ее болезненным желанием нравиться всем и вся. Конечно, она имела право поделиться со мной своими планами, но разве мы обе не понимаем, что мы – совершенно чужие друг другу люди и что мои проблемы никак не могут касаться ее, и наоборот. Что мы словно бы из вежливости открыли друг другу свои мысли, чтобы сразу же разбежаться в разные стороны и на какое-то время забыть друг о друге. Мы не были с нею подругами и никогда ими не станем!

Когда Людмила ушла, я поднялась в свою комнату, включила музыку – фортепианный концерт Гайдна в исполнении Евгения Кисина – и снова принялась искать в Интернете крупицы хоть какой-то информации об Аллене Рее. Но вместо этого наткнулась на необычную статью об одном из величайших пианистов Франции, Франсуа Рене Дюшабле, решившем закончить свою карьеру весьма экстравагантным образом: «уничтожением двух роялей и своего концертного костюма – в знак протеста против буржуазной элитарности классической музыки». Оглядываясь на свою жизнь, полную тяжелого физического труда и унижений, я удивилась тому, как резко изменилась она после замужества. Я, оказывается, попала в теплую компанию буржуа – и даже не заметила этого! И кто привил мне эту тягу к элитарному искусству – Аннета? Или же все куда проще и буржуазия здесь ни при чем? Просто я устроена таким образом, что мне, чтобы окончательно очистить душу и стать другой Таей, женщиной высокого полета, исполненной новых чувств и желаний, необходима эта классическая музыка? Почему бы и нет?

Еще один вопрос я задала себе, вслушиваясь в чудесную, светлую и в то же самое время довольно-таки строгую музыку Гайдна: а не стать ли мне самой музыкантом? Пианисткой? Но, представив себе строгий ряд черно-белых клавиш, я отчаянно замотала головой: нет, нет, я не смогу, это просто невозможно! Это не для меня. Я никогда не постигну той тайны разнообразнейших магических звуков, извлекаемых виртуозами-исполнителями из этих совершенно одинаковых клавиш. Мой удел – лишь слушать эту волшебную музыку, сочиненную и исполняемую другими людьми, настоящими музыкантами, композиторами и пианистами.

Мой взгляд все еще продолжал скользить по строчкам статьи о Франсуа Рене: «… Дюшабль, которого французская пресса называет «прославленным Франсуа Рене», заявил, что он сыт по горло классической музыкой. «Я принес большой кусок своей жизни в жертву одному проценту населения… Рояль является символом буржуазии и индустриального общества, которое должно быть разрушено. Рояль, который используется так, как это делает общество, – это самодовольный инструмент, не подпускающий близко тех, кто не разбирается в музыке…»

Ничего подобного я в жизни своей еще не слышала. И надо же, чтобы эта статья, датированная две тысячи третьим годом, попалась мне на глаза как раз в тот момент моей жизни, когда я так полюбила фортепьянную музыку!

«Итак, великий пианист уходит. На прощание он даст три концерта. Первый, в конце июля, завершится сбрасыванием рояля в озеро Меркантур, второй – сожжением концертного костюма. После третьего концерта рояль будет взорван в знак того, что «концерт мертв. Да здравствует музыка!!»

Это как же ему, должно быть, надоело играть на этом прекрасном инструменте, что он решил его взорвать!

Однако имеет ли кто-либо право судить его за столь экстравагантный и одновременно отчаянный поступок? Не это ли его протест, корни которого следует искать в самой сути исполнительства? И не произойдет ли нечто подобное с Алленом Реем? И что мы, простые слушатели, знаем о судьбе исполнителей? Об их нелегкой и полной постоянного, непрекращающегося напряжения жизни? Ведь они должны каждый день быть в форме. Выйти на сцену, в каком бы состоянии души ты ни находился, сесть за рояль и – играть, исполнять наизусть многочисленные концерты, сонаты, пьесы…

Размышляя над этим, я вдруг осознала, что, даже слушая игру Евгения Кисина, представляю себе за роялем именно Аллена Рея. Моего обожаемого Аллена.

В доме было тихо, впрочем, как всегда. Я не сразу обратила внимание на то, что мое самочувствие резко ухудшилось, что мне стало трудно дышать. Возможно, я так разволновалась, слушая музыку, или, наоборот, случайно наткнувшись в Сети на информацию, что музыкантам без имени и денег всегда сложно найти работу и заслужить известность. Что такие талантливые (как Аллен!) исполнители обивают пороги агентств, пытаясь найти хоть какую-нибудь работу…

И тут вдруг я наткнулась в Интернете на одно имя, показавшееся мне знакомым: Айзек Либерман. Мне показалось, что я видела это имя, написанное красными буквами на белой афише, приглашающей публику на один из концертов Аллена… Кто этот человек? Музыкальный продюсер… Возможно, это именно он привез Аллена в Москву, устроил ему эти короткие гастроли. Ну и что дальше? И зачем я вообще ищу информацию об Аллене? Может, я хочу узнать что-то о его частной жизни? Женат ли он, к примеру?

Я оторвалась от компьютера и поняла, что мне совсем худо. Но что такое со мной творилось, я не могла понять. Тревога, страх, даже какой-то иррациональный, леденящий душу ужас охватил меня, когда я осмотрелась и вдруг поняла, что я дома совершенно одна. Одна! Может, это не так уж и плохо, что Аннета зачастила ко мне? Во всяком случае, никаких особых страхов до сих пор у меня не наблюдалось. Я жила вполне спокойно и никаких признаков депрессии у себя припомнить не могла. Так в чем же дело? Что меня так разволновало?

Впору было звонить Аннете и просить ее приехать. Или… Или позвонить Нестору и сказать, что мне плохо? Что, кажется, у меня прихватило сердце? Конечно, он сразу же отреагирует: ко мне привезут доктора, возможно, даже положат в клинику на обследование.

Раздался звонок. Обычный телефонный звонок домашнего стационарного аппарата. Но пока я до него доползла, звонки прекратились и замурлыкал мой. Я не удивилась, увидев на дисплее – «Аннета».

– Аннета! Как же здорово, что ты позвонила!

– Тая? – Я услышала тихий, почти замогильный голос Аннеты. – Ты дома?

– Ну да! Где же я еще могу быть? А что случилось? Ты можешь сейчас ко мне приехать?

– Да… Да. Конечно. Тая, будь на месте и никуда не выходи из дома!

– Ладно… Когда ты приедешь?

– Я уже близко. Минут через десять.

Я обрадовалась. Но легче мне все равно не стало. Знать бы, какие лекарства принимают люди в таких ситуациях? Сердечные капли? Но у нас в доме их не держали. Возможно, потому, что мы с мужем были молоды. Совсем еще молоды. И у нас ничего, кроме головы или – изредка – живота, не болело.

Я устроилась на диване в своей комнате, свернулась клубочком, укрылась пледом и замерла. Прислушивалась к звукам, доносившимся с улицы. Вернее, к той оглушительной тишине, что окружала наш дом, стоявший на окраине поселка, рядом с заснеженным лесом.

Я никак не могла понять, что у меня болит. Где-то глубоко внутри, в середине груди словно бы кто-то невидимый – явно профессиональный убийца – вбил кол. И теперь медленно проворачивал его там, раздирая мне душу.

Когда в комнате появилась Аннета, боль немного утихла. Я стала какой-то бесчувственной. Лежала, свернувшись калачиком на диване, удивлялась тому, как же неожиданно и великодушно боль отпустила меня.

– Что с тобой?

– Не знаю… – Я попыталась подняться, но Аннета, присев рядом, взяла меня за руку и сказала тихо: – Крепись, моя дорогая девочка.

И тут я заметила буквально все – от черного костюма Аннеты до ее заплаканных, оплывших глаз, мокрого рта и комочка белого носового платка, зажатого в руке.

Она сказала мне, чтобы я крепилась. Значит, случилось что-то страшное с каким-то близким мне человеком? Но, кроме Нестора, у меня никого не было. Разве что тетка… Но Аннета ничего о ней не знала. Да и вряд ли она надела бы черный траурный костюм по моей воронежской тетушке.

– Нестор?! – прошептала я онемевшими губами.

– Он умер прямо за письменным столом. В своем кабинете. Инфаркт.

– Нет, – судорожно замахала я руками, как бы отгоняя невидимых мух. – Нет… нет!!!