Я все собираюсь рассказать, как познакомилась с Робертом. И что этому предшествовало… Я, шатаясь по городу и разглядывая витрины магазинов, вдруг увидела, как одна женщина расклеивает на столбах и стенах некрологи. Боже, как же они действовали мне на нервы! Так вот, она остановилась всего в двух шагах от меня, я в это время покупала у уличной торговки лимоны, и принялась клеить черно-белый листочек… И тут лимоны выпали у меня из рук и покатились… Мне показалось, что я вижу перед собой фотографию своей сестры, Оли. Девушка была похожа на нее, как две капли воды… Продавщица подняла рассыпавшиеся лимоны и просто вложила пакетик мне в руки, а я не могла оторвать взгляда от некролога. Понятное дело, что имя умершей два дня тому назад девушки было болгарское – Мина Туманова. Я спросила женщину, от чего умерла Мина, но она, возможно, восприняла мой вопрос как нечто бестактное и бросилась от меня прочь… Я решила позвонить Ольге, отошла в сторону, поднялась по лестнице, села на усыпанную пунцовыми виноградными листьями скамейку и как-то особенно нервно, торопливо принялась набирать знакомый номер. Но Оля, то есть абонент, находился вне зоны действия Сети. Мне стало как-то нехорошо, я медленно повернула голову и увидела прямо перед собой стену дома, а на ней еще два точно таких же некролога… Да так можно с ума сойти! Эта Мина Туманова смотрела на меня так жалобно, словно хотела что-то сказать, о чем-то попросить. Правду говорят психологи – осень дурно действует на нервных и впечатлительных, к коим я себя и причисляла, людей. Я встала и спустилась на ту улицу, где видела эту женщину с пачкой некрологов в одной руке и банкой клея в другой. Ничего страшного не случится, подумала я, если я еще раз встречу ее и расспрошу об этой умершей девушке. Она должна понять, что я расспрашиваю ее не случайно, я скажу ей, что эта Мина похожа на мою родную сестру Ольгу как две капли воды… И я быстрым шагом направилась в ту же сторону, что и она. И мне повезло – я увидела ее за поворотом, ведущим к старому городу. Она расклеивала свои скорбные листочки на очередном столбе. Я прибавила ходу, и тут она, словно почувствовав мое приближение, повернула голову, увидела меня и припустила что есть духу на противоположную сторону улицы, где скрылась в лабиринте торговых палаток… Я тоже перешла улицу, и началась самая настоящая погоня. Но женщина, полненькая, невысокая, с растрепанными черными стрижеными волосами, в черной кожаной куртке, замелькала совсем уж далеко от меня, потом она свернула к пристани, я за ней… С пристани она отправилась в старый город, женщина словно вела меня за собой все дальше и дальше известной мне «Книжарницы» (книжный магазин), туда, куда я не осмеливалась еще углубиться… Я не знаю, чего боялась, но старый город, напоминающий своими каменными и деревянными домами музей под открытым небом, внушал мне, помимо уважения, еще и безотчетный страх. Если Созопол представлял собой вытянутый и уходящий далеко в море узкий, как аппендикс, полуостров, то старый город находился как раз в самом конце этой кишки и располагался на скале. Я бежала по улице, стиснутой двухэтажными, увитыми узловатыми виноградными плетями домами, не встречая по дороге ни единого человека, и вот налетела на понуро бредущую овчарку и чуть не захлебнулась собственным криком… Понимая, что дальше может быть еще хуже и страшнее, я, преодолевая страх, повернула обратно, но шла уже медленно, зная, что за мной бредет собака… У «Книжарницы» я остановилась, чтобы перевести дух. Сделала вид, что разглядываю единственную открытую в это несезонное время сувенирную лавку с выставленным прямо на улице товаром: красные клетчатые, ручной работы скатерти и салфетки, керамические кастрюли и тарелки зеленовато-коричнево-оранжевых оттенков, деревянные, расписанные видами Созопола шкатулки, толстые, из овечьего меха, домашние тапочки, вязаные, грубой шерсти, жилеты и свитера… Здесь же – корзинки со склянками, наполненными розовым маслом и розовым, упакованным в пергамент мылом.

Из кафе, расположенного по соседству, доносилась спокойная греческая музыка. Это было греческое кафе, в Созополе вообще много чего греческого, ведь и Созопол-то основали греки две с половиной тысячи лет назад… Я вошла и опустилась на первую же скамью. Ко мне подошла молоденькая официантка, от которой сильно пахло духами, и я заказала кофе. Вот тогда-то ко мне и подошел Роберт, он до моего появления сидел в глубине кафе. Пришел со своим кофе, сел напротив и улыбнулся мне.

– Привет, – сказал он, и я почувствовала облегчение. Теперь я хотя бы не одна, и я попрошу этого мужчину проводить меня до дому. Чего бы мне это ни стоило. – Извините…

А потом пошел обычный разговор между незнакомыми скучающими людьми. Я из Лондона, а вы? А я из России. Какая там погода? Синхронный дежурнейший вопрос. Да какая разница, какая в России погода? Холодно, наверное, снег, слякоть… А мы вот в кафе, пьем кофе, отвратительный на вкус, непонятно, что туда насыпали, какую-то горькую дрянь вроде перца, что ли? Да и сколько его, этого кофе? Один глоток, к тому же он густой, невозможный, как яд…

Мы вышли и отправились на поиски ресторана, где можно было бы поужинать вкусной горячей едой, а не только выпить кофе. Искали, но не нашли, все рестораны в это время были уже закрыты: не сезон… Не сезон. Как часто я буду слышать эту фразу… И тут Роберт предложил поехать в Бургас. В получасе езды отсюда… Он что-то говорил о китайском ресторане, о том, что если мы там задержимся, то сможем вернуться на автобусе, который ходит между Созополом и Бургасом каждые пять минут, или на такси… Он был очень практичный и знал, чего хотел от жизни, этот англичанин, и даже не от жизни, а от меня.

Между тем совсем стемнело, зажглись фонари, а мы все бродили и бродили по старому городу, не зная, чем себя занять. Хотелось есть, хотелось домой, если можно назвать домом чужое жилище, принадлежащее сумасшедшей Стефане. С моря подул прохладный ветер, запахло рыбой… Роберт все пытался взять меня за руку, но я делала вид, что не понимаю его жеста, и ловко убирала руку всякий раз, когда он хотел ее поймать. Наконец он остановился и сказал мне, что приглашает меня к себе, что он снимает здесь, неподалеку, квартиру, прямо на берегу моря, в старинном особнячке, что там очень красиво, тепло, потому что он днем топил камин, что у него есть свежая рыба и персики.

– Роберт, – я задала этот мучивший меня вопрос, – это правда, что к русским женщинам тут, да и не только тут, но и вообще во многих странах, относятся, как к шлюхам?

Он не понял последнего слова, а я не знала, как объяснить.

– О, русские женщины очень красивые, мы любить русские женщины! – воскликнул Роберт. – И ты очень красивая девушка, Мария.

– Роберт, не валяй дурака, – я хлопнула его по рукаву. – Отвечай на вопрос: откуда такое отношение к женщинам?

И тут он спокойно, подбирая слова, ответил:

– Русские женщины приезжают сюда, чтобы заработать… А ты… ты разве приехала сюда не за этим? Вот только не понимаю, почему в ноябре? Это не сезон, мужчин мало…

– Я приехала сюда, чтобы поесть жареной рыбы, – я едва сдерживалась, чтобы не залепить ему пощечину. Так вот, значит, какие цели преследовал этот симпатичный, с благородной внешностью англичанин, мать его. – Роберт, я любила одного мужчину, и он любил меня, у меня будет от него ребенок… Но он женат, понимаешь, и не собирается разводиться со своей женой! Словом, я сбежала из Москвы сюда, чтобы он меня не нашел. Именно поэтому я и не пойду к тебе и никогда не поеду в Бургас. Я не та, за кого ты меня принял, вот так-то вот. И будь ты русским парнем, я влепила бы тебе пощечину… – И я произвела характерный жест, замахнулась на Роберта, который моментально отреагировав, поймал-таки мою руку и крепко сжал.

– Мария, ты можешь ударить меня, но малко-малко, – последние слова он произнес на болгарском языке. Подумаешь, меня приняли за русскую шлюху, здесь ко всем русским женщинам так относятся, и он не первый, кто смотрел меня похотливым взглядом все то время, что я жила в Созополе.

– Да ладно, Роберт, я не злюсь… И вообще мне пора домой. Ты меня не проводишь?

– Конечно, провожу!

Мы поднимались по крутой каменной лестнице в новый город молча. Он, по-видимому, расстроился, что оскорбил меня, а мне просто нечего было сказать: в порыве чувств я выдала ему о себе все, что могла… Небо здесь было низкое, и звезды горели прямо над головой – не как в России. Мне хотелось обратить его внимание на это, но я сдержалась. Теперь мне вообще было трудно строить с ним отношения, чтобы своей разговорчивостью и желанием свободно общаться не спровоцировать его на решительные действия. А вдруг он не поверил мне?

На самом верху лестницы я почувствовала, что сердце мое колотится, как после утомительной тренировки.

– Как тебе Созопол? – спросила я наконец, чтобы не молчать, чтобы Роберт смог забыть о своем промахе и мы вернулись бы к прерванному разговору. – Нравится?

– Красивый город, – задумчиво проговорил он. – Я приезжаю сюда каждый год.

– И каждый раз осенью?

– Нет, в августе здесь тепло, а вода… – Он вздохнул, обернувшись и бросив долгий взгляд на раскинувшееся за нашими спинами спокойное, поблескивающее отраженными прибрежными огнями море. – Тут очень хорошо… – И без паузы, сразу: – Я тоже сбежал от своей жены. Спрятался, – он усмехнулся. – Не знаю, как быть, как с ней жить, мы не понимаем друг друга, она живет с арабом, мне кажется, что он террорист, у него были какие-то нехорошие дела в Иордании… Мне сказали об этом мои друзья. Но моя жена ничего не хочет слышать.

Я не могла давать ему советы, не имела права, хотя бы потому, что не была его другом, но меня так и подмывало сказать, что, мол, бросай свою жену, которая спит с арабом-террористом, что это не жизнь и что поездка в Созопол ничего не решит, а просто все отложится на неопределенное время… Но, думаю, он и сам все знал.

Наша прогулка оказалась под конец скомканной, тяжелой. Роберт проводил меня до самого крыльца, мы стояли под высокими черными кипарисами и молчали. Да, он о русских женщинах думает плохо, даже не плохо, а скорее определенно, что может унизить приличную женщину, но здесь нас только двое, храбро подумала я, и никто никогда не узнает, что я провела ночь с англичанином, причем не переспала с ним, а просто провела ночь за разговорами, за кофе или чаем… Мне было страшно оставаться дома одной, я не хотела встречаться со Стефаной, в конце концов, мне надо выговориться и рассказать кому-то о Валентине… И я решилась.

– Роберт, два дня тому назад я увидела привидение… Ты знаешь, что означает это слово?

– Привидение?

– Я боюсь оставаться здесь одна, я снова не буду целую ночь спать, а это может повредить моему ребенку, – я похлопала себя по животу. – Ты бы не мог переночевать у меня? Я накормлю тебя, мы посидим перед камином, поговорим, ты расскажешь мне про свою жену и ее опасного араба… Тебе ведь тоже скучно. И думай обо мне все что хочешь…

Роберт взял меня за руку.

– Того парня, от которого я сбежала, зовут Игорем. Я очень люблю его, и то, что я приглашаю тебя к себе на ночь, еще ничего не значит, кроме того, что я тебе сказала… Ты согласен? Если нет, я не обижусь… Возможно, я скоро уеду, но я заплатила вперед хозяйке, и мне не хотелось бы терять деньги… К тому же у меня есть билет на обратный рейс из Бургаса… Словом, мне надо как-то тут прожить почти две недели. Ты согласен побыть это время со мной, но не как с женщиной, а просто как с человеком?

Я предлагала ему себя и в то же время отказывала ему в самом, как мне казалось, необходимом: в тепле и ласке. Роберт смотрел на меня и, судя по его взгляду, ничего не понимал. Может, думал он, я просто кокетничаю и пытаюсь придать нашим курортным отношениям романтический оттенок? Но мне было в тот момент все равно, что он подумает. Мне нужен был он сам, его присутствие, его голос в полумраке моей комнаты, его дыхание где-то поблизости…

– Да, да конечно, я согласен! – вскричал он шепотом, словно опомнившись. – Пойдем, а то твои хозяева увидят, как я вхожу к тебе… Может, им это не понравится…

Я открыла дверь и пропустила Роберта вперед. Все, теперь этот английский благородный зверь, этот воспитанный британский пес будет лежать возле моих ног и охранять меня от призраков и сумасшедших.

Прости меня, Игорь, сказала я, задрав голову и обращаясь к темно-синему небу, по которому ветер гнал большую черную лохматую тучу, я обещаю тебе, что буду вести себя достойно… Но согласись, Роберт ничего, а?