Автор благодарит консультанта Виталия Вахидова.

Глава 1

– Говорите, разбилась насмерть? – Изольда Хлуднева, старший следователь по особо важным делам областной прокуратуры, положила телефонную трубку, которую слушала около пяти минут, не проронив ни звука, после чего выплеснула остатки кофе в корзину с бумагами и зажала только что выбитую щелчком из новой пачки сигарету между зубами. Прикурила от золотой зажигалки. – Выезжаем!

Залитая солнечным светом Набережная шелестела нежной майской листвой, а с Волги тянуло свежестью и тонким рыбным духом. На гранитных розовых ступенях, ведущих от летнего кинотеатра к пристани, рядом с которой высился сверкающий на солнце массив гостиницы «Братислава», лежало тело, прикрытое белой прямоугольной простыней. Проступившая сквозь ткань кровь уже успела подсохнуть, когда Изольда вышла из машины и бодрым шагом спустилась к погибшей.

– Уберите простынку! – приказала она приехавшему с ней оперу Вадиму Чашину и только после этого привычным движением сняла черные очки. Сощурилась, глядя на распростертое перед ней тело, обтянутое ярким, канареечно-желтым шелковым платьем с черной каймой по краям. Залитые кровью неестественно вывернутые ноги и раскинутые руки. Длинные накладные волосы были забраны в высокий конский хвост и теперь веером рассыпались вокруг бледного, в кровоподтеках лица с размазанной на губах помадой и явно накладными ресницами.

– Странно, почему она босая? – Изольда раздавила подошвой узкой туфли окурок и сунула в рот новую сигарету. – Думаю, она прилетела сюда из гостиничного номера… Бедняжка…

* * *

Я хорошо помню тот пасмурный майский день, когда началось это безумие, – сначала шел холодный скупой дождь, а потом вдруг выпало немного снега… Я увидела этого мужчину сквозь стекло купейного окна, когда он, ежась от холодного ветра с дождем и снегом, покупал сигареты у какой-то женщины на станции. В черном плаще, бледный, с грустным лицом, он приковал мой взгляд настолько, что, когда поезд тронулся и женщина с сигаретами на лотке заскользила назад, сама я, подавшись вперед, чуть не свалила со столика стакан с минералкой… До этого момента я ехала в купе одна, возвращалась с моря – пристанища ленивых эпикурейцев, разочарованных в русской зиме с ее холодами и морозами (к сонмищу которых причисляла себя с самого рождения и нисколько не стыдилась этого). Там я много спала, дышала на довольно безлюдном в это время года черноморском пляже свежим соленым воздухом и читала.

Представьте мое удивление, когда мужчина в черном плаще заглянул в купе – а ведь я была уверена, что он остался где-то на перроне.

– Можно?

Я пожала плечами: как будто от меня что-то зависело. У него есть билет, стало быть, дальнейший путь мы продолжим вместе. Проводница уже через пять минут после появления нового пассажира принесла в купе сразу два стакана горячего чая с лимоном.

– Газет свежих хотите? – спросила она, с удовольствием, как мне показалось, разглядывая моего попутчика.

Он отказался, снял плащ, оставшись во всем темном, джинсовом, выпил чаю, а второй стакан придвинул ко мне:

– А это вам.

Я молчала, чтобы он не подумал, что я жажду завязать с ним дорожную, пошлую беседу. Молча кивнув, я отпила несколько глотков. Пожалуй, это было самым ярким событием того вечера, поскольку, покончив со своим чаем, мужчина забрался на верхнюю полку и уснул. А утром мы приехали в С., вышли из поезда и, пожелав друг другу всего хорошего, сели в разные такси и разъехались в противоположные стороны.

Мы могли бы больше никогда не встретиться, и тогда ничего бы не произошло… Но тем же вечером в ночном клубе «Ротонда», куда я заглянула, чтобы повидаться с друзьями, я снова увидела моего попутчика.

Он сидел спиной ко мне в самом дальнем углу тускло освещенного желтоватым светом бара и пил. Его одинокая темная фигура вызвала во мне трепет, а к щекам прилила кровь, как если бы мне стало стыдно за собственные мысли. Я уже не слышала, что говорили мне мои соседи по столику, по поводу чего так громко смеялись; мне хотелось одного: покинуть это шумное заведение с гремящей музыкой, толпой танцующих распаренных девиц в мини-юбках и прозрачных блузках и бритоголовых юнцов с серьгами в оттопыренных ушах, и оказаться на свежем воздухе, в синих сумерках уходящего дня. Но только с ним, с тем единственным мужчиной, присутствие которого заставило мою кровь закипеть в жилах… Это было не изведанное мною прежде чувство, о котором я так много слышала и которого ждала, чтобы упиться этим любовным ядом, а уж потом – будь что будет. Я полюбила этого мужчину, его бледное лицо под копной темных спутанных волос, грустные глаза, низкий бархатный голос и его руки с длинными красивыми пальцами, которые видела всего лишь несколько раз еще там, в поезде, когда он снимал с себя плащ…

Внезапно я словно оглохла – все звуки бара превратились в густое звуковое желе, которое отделило меня от внешнего мира, я даже не слышала, кто из моих подвыпивших друзей просил меня остаться, не замечала, кто пытался удержать за рукав… Я решила выйти одна на темную улицу, где, на мое счастье, уже перестал идти дождь и было удивительно тепло.

Ждать, когда следом за мной выйдет ОН, было глупо. Мне ничего не оставалось, как побрести по тускло освещенному бульвару в сторону стоянки такси, чтобы добраться домой и позвонить Изольде, своей тетке. Только она была способна выбить из моей головы смурь и привести мои мысли в относительный порядок. Моя мать уехала с отчимом в Африку в какую-то зоологическую экспедицию и обещала вернуться лишь к зиме. Я скучала по ней, писала и отправляла им, в их африканское пекло, письма, которые, как мне всегда казалось, не доходили до них – сгорали в жарком, огненном воздухе… Изольда, мамина сестра, опекала меня и подкармливала, когда я спускала все присланные мамочкой доллары на нелепые путешествия и выходки…

«Ротонда» находилась на Набережной, в самом ее цветущем и красивом месте, возле отреставрированной белоснежной каменной беседки с белыми колоннами – приютом влюбленных. Я тоже целовалась в ней когда-то с мальчишками, но это было очень давно. Сейчас же, освещенная со всех сторон прожекторами, эта беседка – поистине архитектурный шедевр – казалась сотканной из жесткого белого кружева и была чудо как хороша. Не желая привлекать к себе внимание праздношатающегося вокруг бара молодняка, я спустилась по гранитным ступеням к воде, посидела немного на каменном, теплом, прогретом дневным солнцем парапете (и куда делась непогода, ветер и утренний дождь со снегом?!), после чего стала подниматься наверх, к основной аллее, казавшейся и вовсе праздничной из-за светящихся разноцветными огнями витрин бара и ресторана, расположенных на первом этаже гостиницы «Братислава». Как вдруг увидела на ступенях нечто странное – коряво нарисованный жирным белым мелом силуэт. Так, я видела в кино, фиксируют положение трупа – небрежно и грубо, словно отделяя мелом мертвое от живого.

Белая меловая линия только издали казалась силуэтом, а вблизи я поняла, что она дробится по трем ступеням, как если бы тело лежало поперек лестницы.

Не помню, как я оказалась на верхней смотровой площадке. Зубы мои стучали. Мне показалось, что за мной кто-то идет, и этот кто-то, наверно, пришел сюда, чтобы еще раз взглянуть на место, где он накануне убил свою жертву… Ведь убийцы всегда возвращаются туда, где совершили преступление…

Маленькая тень скользнула по парапету, кто-то, похожий на черное юркое животное, – должно быть, подросток, которого затошнило от выпитого пива, смешанного в желудке с дешевым вином, – нырнул в кусты – и оттуда донеслись характерные звуки…

Я кинулась к палатке, торгующей пивом и сигаретами, чтобы уже оттуда, по ярко освещенной улице, добраться до стоянки, как вдруг услышала:

– Не бойся…

Медленно поворачивая голову, я, счастливая, уже знала, кому принадлежит этот голос.

– Не бойся, не убегай, это просто мальчишка…

А я уже ничего не боялась. В голову ударила теплая пьяная волна, и я, охваченная сладостным ожиданием, смотрела, как мужчина, который несколько минут назад скучал в баре, не подозревая о моем существовании, медленно подходит ко мне.

– Привет, ты не узнаешь меня?

– В купе… – выдавила я из себя первое, что пришло в голову. – Вы ехали со мной в одном купе.

– Варнава.

– Не поняла…

– Имя у меня такое – Варнава.

Он смеялся надо мной заранее, словно давал понять, как он ко мне относится и что может себе позволить со мной в дальнейшем.

– Конкордия, – тоже как можно серьезнее представилась я.

– Да нет, я не шутил…

– Тогда Валентина.

– Я могу вас проводить. Здесь полно пьяных.

И мы медленно двинулись в сторону речного порта.

– Какое у вас странное имя… Варнава. Так сразу и не запомнишь.

– А вы и не запоминайте. Куда вас отвезти? – Мы уже приблизились к стоянке такси, и к нам подошли двое водителей.

– На Ильинскую площадь, – сказала я, все еще не веря своему счастью. Ведь я назвала свой адрес, а не Изольдин. Зачем ему знать, где живет моя тетка. Хотя приглашать его в гости вот так сразу я тоже пока не собиралась. Мне было интересно, как станет складываться все само собой помимо моей воли. Все и сложилось. Быстро, словно мозаика в детском калейдоскопе, набитом цветными стеклышками: утром я проснулась в его постели.

Большая квартира с множеством просторных прохладных пустующих комнат, где из мебели лишь в спальне с зеркальными стенами стояла огромная кровать да в дальней комнате – большой шкаф, в котором я нашла несколько женских платьев и коробки с туфлями. В ванной комнате также обнаружились следы пребывания женщины, причем женщины, ни в чем себе не отказывающей… Каждая вещь таила энергетику хозяйки, начиная от деревянной щетки для волос и кончая обтянутыми парчой сверкающими туфельками в шкафу.

Варнавы не было, он оставил записку: «У меня кончился кофе».

Я всегда подозревала, что мужчины сделаны из качественно другого материала, нежели женщины. Неужели он подумал, что чашка кофе может заменить мне его присутствие, его утренний нежный поцелуй?.. Но он ушел, растворился в гудящем рассветном городе, в его магазинах, улицах и светофорах… Другое дело, что я за время его отсутствия успела осмотреть квартиру. Это доставило мне если не удовольствие, то хотя бы позволило сделать кое-какие выводы относительно личной жизни Варнавы. Судя по уровню жизни, представленному здесь скудной, хотя и дорогой мебелью да кое-какими бытовыми вещами, купленными в магазине Дюпона, мой новый любовник ни в чем не нуждался. Разве что в женской ласке. Его драгоценная возлюбленная либо бросила его, либо он сам расстался с ней, не выдержав конкуренции с ее остальными любовниками – женщина, носящая такие открытые и стильные платья, которые не шли у меня из головы, и пользующаяся вместо нафталина пачулями, этой ароматнейшей индийской травкой, которой благоухали ее вещи, не могла ограничить свою интимную жизнь одним мужчиной. Это была шикарная женщина, ревность к которой у меня уже переходила все границы, когда вернулся Варнава.

– Мне не нужен твой кофе, – встретила я его словами, которые сами, словно черные бабочки, слетели с моих губ и растворились в моей ненависти к неизвестной мне сопернице. – Я и имя-то твое успела забыть, не говоря об остальном. Тебя бросили, и ты решил утешиться мною…

Я заготовила еще много слов, они так и теснились в моей голове и сердце, возникая из раненой души и поднимаясь к самому горлу, но Варнава прижал меня к себе и поцеловал. Это был не утренний нежный поцелуй, которого я так жаждала, едва открыв глаза и вспомнив, что натворила… Это был жадный и страстный поцелуй мужчины, провожающего свою женщину на смерть. Ни больше – ни меньше.

– Ее больше нет, – шептал он хрипло в перерыве между поцелуями и яростно сжимал мои плечи, чтобы вновь и вновь впиться губами в губы, – ее больше нет… Ты прости меня, но ты права, и рана моя глубока… Очень глубока.

Я вырвалась из его безумных и сильных рук и закрыла рот ладонью – мне не нужны были его поцелуи, реанимированные страстью к другой женщине. Они не принадлежали мне, как не принадлежал мне и этот мужчина. Я разрыдалась.

* * *

– Может, это его прозвище? – предположила Изольда, выслушав мой отчаянный и слезливый рассказ, когда я приехала к ней в прокуратуру и, рухнув там на стул, уронила голову на руки и затряслась, как дешевая актриса-инженю на пробах. – Варнава. Никогда прежде не слышала такого имени. Слушай, птица ты моя бескрылая и безмозглая, тебе что, моих рассказов мало? Значит, ты подцепила его в «Ротонде» и поехала, как идиотка, к нему домой? В первый же вечер? А ты знаешь, что именно возле «Ротонды», прямо на лестнице, ведущей на смотровую площадку, вчера утром нашли труп молодой женщины… На, смотри…

С этими словами Изольда достала из ящика письменного стола папку и швырнула ее мне. Из нее выскользнули большие цветные снимки: труп женщины в желтом платье, заснятый в разных ракурсах. И много крови, очень много крови. Особенно впечатляюще выглядела белая простыня, пропитанная красным…