ГЛАВА 1. ПРИНЦ УЭЛЬСКИЙ

Славный щенок английского стаффордширского терьера первым услышал звук открывающейся входной двери и почуяв появление в комнате постороннего, выпустил из розовой пасти тёплый сосок, растолкал остальных четырёх щенков помёта, которые посапывали зарывшись в тёплом подбрюшии молодой суки и выбравшись из под задней ноги матери, поскуливая от любопытства, вприпрыжку поскакал к вошедшим в комнату мужчинам.

– Какой смелый кутёнок! – восхитился видом бесстрашного малыша Леонид Евгеньевич.

Щенок действительно казался замечательным, – в меру крупный, с блестящей шкуркой рыже-белой масти, с любопытными тёмными глазами на лобастой голове и небольшими висячими ушами, крепко сложенный и уже твёрдо стоящий на своих небольших, но мускулистых ногах. Окаймлённая чернотой, розовая пасть малыша, с крепкой челюстью и крупными белыми молочными зубами, казалось расплылась в приветливой улыбке и оттуда вываливался на сторону толстый и влажный язык, а короткий прут хвоста приветливо кивался из стороны в сторону.

– Да ты, Леонид Евгеньевич, ещё остальных не видел, – поспешил направить гостя в нужное для сделки русло хозяин собаки. – Обрати внимание какие красавчики!

И мужчина погладив тревожно поднявшую голову на вошедших суку, оторвал от матери проснувшихся щенков и выложил их перед покупателем. Однако щенки не долго позировали гостю, а дружной гурьбой устремились к миске с мелко нарезанными кусками говядины, стоящей в углу комнаты. Молодая мать тоже встала с лёжки, подошла к столпившимся щенкам и принялась их нежно облизывать, и словно предчувствуя недобрые намерения гостя, недоверчиво поглядывала на Тычину.

– Леонид Евгеньевич, ты же вроде девочку рассматривал? – напомнил покупателю хозяин и выбрав одну из двух девочек, отнял её от миски и бережно передал в руки посетителю.– Смотри какая крепкая малышка. А зубы? Обрати внимание, будь любезен, пасть тёмная и прикус правильный. А голова, смотри какая аккуратная голова! Хорошей тебе охранницей будет.

– Да, очень хорошая девочка, – согласился покупатель, бережно приняв от владельца щенка и подхватив того под тёплое розовое брюшко и грудь раскрытыми широкими ладонями, покрутил внимательно осматривая прикус зубов и цвет глаз, но как-то всё тянул с ответом и как будто чего-то выжидал или не мог сразу принять важное решение.

– Я тебе настоятельно рекомендую, брать девочку. – убеждал покупателя хозяин. – Девочка преданней и хлопот с ней меньше, когда гон начнётся с кобельком намучаешься. Смотри какая красавица, пятнышко к пятнышку, всё на своём месте.

Меж тем щенок, первым встретивший вошедших, уже насытился поданным на завтрак мясом и пятясь задним ходом, в очередной раз опередив более медлительных собратьев и сестёр, переместился от миски, плюхнулся на толстую попу, отряхнув висячие уши задней ногой, и с любопытством уставился в глаза гостя. Затем малыш весело вскочил, взбрыкнув всеми лапами, потешно подбежал к ногам Леонида Евгеньевича, вцепился зубастой пастью в шнурки ботинок и стал тащить того к выходу. Мужчина неловко улыбнулся хозяину, как будто заранее извиняясь, осторожно опустил на пол предложенную к покупке девочку, поднял на руки хулигана и поцеловав того в тёмный и влажный нос на лобастой, весёлой морде, обратившись к продавцу, произнёс:

– Извини Семён Емельянович, видишь сам, кутёнок меня выбрал, – показал он хозяину выбранного щенка. – Нет моих сил ему отказать.

– Ну, что с тобой поделаешь Леонид Евгеньевич? – вздохнул с явным сожалением хозяин. – Скажу тебе по совести, хотел я этого выскочку батюшке нашего прихода оставить, давно тот просил кобелька в хозяйство. Деньги хорошие сулил. Но право слово, не могу тебе отказать. Вот же проказник какой, не смог спокойно посидеть. Знать такова его судьба. Забирай пожалуй, чего уж теперь.

Вот уже больше трёх лет как Леонид Евгеньевич Тычина вышел на пенсию. Вернее будет сказать его «выпроводили», так как сам-то Леонид Евгеньевич, всю жизнь проработав в бухгалтером в отделе снабжения рыбного порта, очень любил свою невзрачную на вид должность обычного клерка и свыкся с ней на столько, что до того последнего рабочего дня и не представлял себя без работы на пенсии. Штатное место бухгалтера находилось за второй проходной, в здании администрации порта, на третьем этаже, в отделе учёта и планирования, за столом у обычного окна с видом на Кольский залив, где у причалов высились стрелы портовых кранов и толпились у «стенок» морские рыболовецкие суда разных типов и размеров, приходившие в порт Мурманска на разгрузку улова и межрейсовую стоянку. Все тридцать с хвостиком лет своего трудового стажа, отшагав вдоль портовых складов и причалов от проходной к зданию администрации и обратно, Леонид Евгеньевич не представлял существование вне своего небольшого уютного кабинета, без скромного конторского стола у замечательного окна, жужжания любимого старенького «Hewlett-Packard» на нём, тихого тиканья старых часов, с круглым циферблатом, на стене перед ним, равномерно отмеряющих рабочий день на время до обеда и после.

Сам Тычина, после окончания мурманской мореходки никогда не ходил больше в море, даже на прогулочном катере, так как к стыду своему, страдал от морской качки, а Кольский залив и суда уже давно привык наблюдать только из окна рабочего кабинета. Но сама эта малая принадлежность к порту, незримая романтика морских странствий, крики голодных чаек над разгружаемым из трюмов уловом, тревожные звонки портовых кранов и перекличка грузчиков, гудки уходящих в рейс судов, всё это придавало такому невзрачному на вид месту у окна в кабинете Леонида Евгеньевича необычайную привлекательность и значимость. Наличие у него заветного синего пропуска в рыбный порт, создавало вокруг бухгалтера в сером пальто, ореол возможной причастности к дальним плаваниям и далёким тропическим странам, а опьяняющий запах водорослей и свежей рыбы, сопровождали Леонида Евгеньевича всю сознательную жизнь, вплоть до последнего дня, в который начальник отдела кадров на общем собрании коллектива с почтением зачитал приказ о выводе Тычины на пенсию и прошли проводы бухгалтера «благодарными» сослуживцами за званным ужином в портовой столовой.

Пожилой бухгалтер и так по складу характера и специфики сидячей работы не имевший на близких друзей, оставшись без своего насиженного места у окна, постепенно потерял контакты с сослуживцами, редкие дежурно-сочувствующие звонки которых постепенно сами-собой прекратились. Немногочисленные дальние родственники по традиции сообщали о себе только по праздникам и то, в большинстве ограничивались пересылкой по WhatsApp и Viber дежурных поздравительных иконок к Дню Рыбака, Новому году и Рождеству. Оставались правда традиционные встречи с выпускниками из его любимой 23 школы, на Варничной сопке, которые Тычина всё же старался по возможности не пропускать, но возраст бывших одноклассников достиг того предела, когда число их в геометрической прогрессии неумолимо сокращалось, а накопившиеся болячки, неудачи и бытовые проблемы приучили к одиночеству, так что встречи эти становились со временем почти формальностью. Сам же Леонид Евгеньевич вовсе не страдал от нехватки общения, так как и раньше не пытал склонности заводить новых друзей и изливать душу перед посторонними, а оставшись совсем один, после трагической аварии с женой и сыном, произошедшей семь лет назад на дороге в Карелии, которых погубил уснувший дальнобойщик, выехавший на встречную полосу, Тычина перестал интересоваться женщинами как мужчина и женщины не получая ответных флюидов внимания, так же потеряли к отставному бухгалтеру интерес. Всё это неким странным образом и послужило толчком, чтобы Леонид Евгеньевич вспомнил свою давнюю мечту и завёл собаку, небольшого роста, коренастого английского стаффордширского терьера, добродушное и преданное создание, в отличии от своих воинствующих американских потомков. Желание завести собаку не оставляло Леонида Евгеньевича с самого детства. Но в своё время этому противились строгие родители, которые считали содержание собаки не уместным в их стерильной кооперативной квартире. А позже и жена Татьяна, которая также являлась сторонницей идеального порядка в доме, всё его отговаривала и убеждала, что собаке не достаточно места в квартире, а содержание животного возможно только в большом доме, что собака не сможет оставаться одна, пока они вдвоём находятся на работе, а вот когда придёт время и они выйдут на пенсию, переедут с Севера в среднюю полосу, где купят себе домик на берегу реки, допустим в Подмосковье или в Калуге, вот тогда-то и можно будет завести собаку. Теперь же, не опасаясь нарушить чьё-либо жизненное пространство и спокойствие, в душе извинившись перед матерью и покойной женой, отставной бухгалтер смог наконец-то исполнить свою давнюю мечту. Мечту Леонид Евгеньевич назвал Принц Уэльский, потому что данную породу собак вывели при дворе её Величества королевы Великобритании и образ славного терьера, за преданность и отвагу, украшал герб королевских гвардейцев. Щенок стал отдушиной для Леонида Евгеньевича, в него он вложил всю ту нерастраченную нежность и любовь, которую может быть стеснялся обратить к людям, опасаясь, что это будет принято за проявление слабости. Никто, впрочем, не мог обвинить бухгалтера в чёрствости и равнодушии, просто такой у него сложился характер, держать все эмоции при себе.

Дни проживаемые Леонидом Евгеньевичем на пенсии, впрочем мало отличались от заведённого ранее распорядка и текли своей чередой, мало отличаясь один от другого. Как обычно мужчина просыпался рано, около половины седьмого, от тычка в щёку холодного и влажного носа уже повзрослевшего Принца Уэльского, спешившего сообщить хозяину о приближении времени утреней прогулки. Погладив собаку по голове, Тычина некоторое время приходил в себя рассматривая причудливые тени на стене от качавшихся за окном деревьев, затем потянувшись, неспешно садился на край кровати и найдя наощупь мягкие тапочки, неспешно шагал в ванную, затем так же не спешно одевался, в приготовленные с вечера на стуле свитер и брюки, и взяв питомца на поводок, закрыв квартиру спускался по широкой лестнице во двор, старясь сдержать нетерпеливый напор рвавшегося на волю Принца Уэльского. Обычно в сталинской четырёх этажки на улице Пушкинской, жильцы ещё крепко спали, лишь на втором этаже горело окно одинокой бывшей учительницы Зинаиды Павловны, которая при встрече жаловалась Тычине на бессонницу, и прочие свойственные её преклонному возрасту недуги и хвори. Выйдя из двора они шли в сквер у городского Дома культуры. В эти ранние часы улицы в центре Мурманска оставались ещё пустынными. Одинокие спешащие к остановкам общественного транспорта горожане, лавируя между работающими лопатами дворниками, тропили по тротуарам одинокие стёжки следов, по выпавшему за ночь белоснежному покрывалу, как будто оставляя закодированные послания последователям. Леонид Евгеньевич уже в сквере спускал с поводка Принца Уэльского, который в порыве нерастраченной энергии начинал стремительно обследовать заснеженные аллеи, лавируя между кустарниками и деревьями, сбивая с низких веток снежную пыль. Впрочем если приятель упиваясь свободой убегал из зоны видимости, Леонид Евгеньевич возвращал того тихим свистом между пальцами, этот свист из детства особенно доставлял мужчине удовольствие. Вымерзнув ка следует, приятели возвращались в тёплую квартиру, где пожилой мужчина готовил завтрак на двоих и кормил питомца. Человеку обычно на завтрак подавалась овсяная каша, заправленная каким-нибудь ягодным джемом или омлет с помидорами и луком, терьер же довольствовался сухим кормом с разными полезными добавками, после которого полагался кефир и витамины. Мясом же Тычина баловал питомца два- три раза в неделю, чтобы не отучать от установленного рациона. Придерживаясь порядка, заведённого ещё супругой, Леонид Евгеньевич старался не употреблять много жирной и жаренной пищи, себе мясное позволял ещё реже чем Принцу Уэльскому, предпочитая постное, в еде оставался умерен, не позволял лишнего, но иногда, в очередной раз помянув жену, бдительно следившую за неукоснительным соблюдением режима, мог заварить на скорую руку лапшу «Доширак» быстрого приготовления или по-желанию на сон грядущий, побаловать себя рюмочкой хорошего коньяка, а под трансляцию значимого футбольного матча или кубка биатлона по спортивному каналу, мог открыть бутылочку тёмного пива.

Фотография жены и сына Артёма стояла у Тычины на серванте рядом с телевизором и ложась спасть, тот почти в слух сообщал близким, как прошёл очередной день, вздыхал до слёз и желал спокойной ночи. Временами мужчина явственно ощущал их присутствие и даже стеснялся сделать у них на виду что-то не так. Сердце Леонида Евгеньевича до сих пор щемило при воспоминании о безвременной потере и эта неотвратимая пустота вокруг, делало всё остальное неважным и не имеющим никакого значения.

С весны до осени, в хорошую погоду, отставной бухгалтер бегал трусцой по дорожкам городского стадиона, который находился недалеко от дома. По утрам там занималось несколько человек его возраста, но тесных знакомств с другими пенсионерами Тычина не заводил, ограничиваясь стандартными приветствиями. Те другие повально чеканили шаги размахивая лыжными палками, заразившись вошедшей в тренд «скандинавской» ходьбой и передвигались по беговым дорожкам небольшими группками. Сам же Леонид Евгеньевич считал, что пока способен бегать будет бежать, не сморя на рекомендации поберечь суставы и большие нагрузки. В средствах Леонид Евгеньевич особенно не нуждался, человек не расточительный и рациональный, в чём то даже скуповатый, по бывшей профессии умеющий считать, он привык довольствоваться малым и не совершал мелких ненужных покупок. Пожилой мужчина хранил небольшой сберегательный счёт в банке, суммой которого правда после смерти жены не интересовался, одевался просто, но футболок и спортивных шароваров себе не позволял. Татьяна Павловна, работая инспектором отдела образования в администрации города, имела прирождённый вкус и чувство меры, и мужа всегда поддерживала в тонусе, призывала одеваться просто, но стильно, стрелочка к стрелочке. Летом Леонид Евгеньевич носил костюм с рубашкой, который покупали ещё с женой Татьяной, по случаю, в туристической поездке в Финляндию, а зимой одевал твидовое пальто, цвета шоколад, и финскую шапку ушанку из тонкой овчины, имел несколько пар приличной обуви и хорошие швейцарские часы, подаренные сыном Артёмом, с первой зарплаты от самостоятельного рейса в море. Сын Леонида Евгеньевича, окончив мореходку, ходил в море вторым штурманом на рыбаках, большую часть своей недолгой самостоятельной жизни провёл в море и ушёл из жизни не успев завести семью и обрадовать родителей внуками.

Проживая несколько последних лет в одиночестве, бытовые вопросы Леонид Евгеньевич привык решать сам. Самостоятельно занимался стиркой белья, убирался в квартире, готовил и мыл посуду. Таких как он, одиноких пожилых людей, вокруг в Северном городе проживало много. Тычина видел, что иные старики тяготятся одиночеством и потихоньку опускают руки, не следят за внешним видом и одеждой, становятся неряшливей, а некоторые даже откровенно бедствуют. Леонид Евгеньевич не желал опускаться ни в чём, храня верность старым привычкам, выработанным за многие годы совместного проживания с женой и чтя её память. В дни рождения родных и их смерти, Леонид Евгеньевич посещал семейное захоронение на городском кладбище, где он поставил общий, большой памятник жене и сыну. На портрете, изображённом на постаменте из тёмного мрамора, Татьяна Павловна сидела в кресле, а сын Артём стоял за её спиной, обнимая мать за плечи. Здесь же, за железной кованой оградой, Тычина отвёл место для себя и со спокойным сердцем был готов, когда придёт час, соединиться с любимыми людьми.

Эту зиму Леонид Евгеньевич пережил особенно тяжело, разболелся травмированный в молодости сустав ноги, и мужчина практически не выходил на улицу, с начала декабря до конца января, когда полярная ночь почти уже закончилась и над сопками окружающими город взошло солнце. Всё это время Принца Уэльского, по просьбе Тычины, выпускала гулять соседка с первого этажа. Собака скучала без длительных прогулок с хозяином и утром, по заведённой привычке, брала каждый раз свой поводок в зубы и тыкалась призывно в колени Леонида Евгеньевича, приглашая его на прогулку.

– Ну, что ты, милый мой, – гладил по голове Принца Уэльского Тычина. – Потерпи мой дорогой, скоро моя нога поправится и мы еще с тобой нагуляемся, навестим Татьяну Павловну и Артёма, пойдём в наш сквер.