© Андрей Уланов, 2018

© ООО «Издательство АСТ», 2018

На всех не хватит

Посвящается Элли, для которой и было придумано.

От автора

Все началось с того, что я стоял за прилавком книжного магазина и пытался продать очередную, «тоже фантастическую», книгу очередному покупателю. Покупатель оказался въедливым и, ткнув ногтем в очередную же полуодетую красотку на обложке, ехидно спросил: «Что, в этой книге и вправду есть… э-э… связанная обнаженная девушка?»

Поскольку книгу я не читал, то дать утвердительный ответ не решился, ибо если просто обнаженные дамы в «тоже фантастике» присутствуют почти наверняка, то связывают их не всегда. А отсутствие на героине хотя бы в одном эпизоде веревок, цепей и прочих оков данный въедливый господин вполне может счесть поводом для обращения в Союз защиты прав потребителей.

Так что, сев за написание этой книги, я решил подстраховаться – в ней подобная девушка есть. Их даже две… так, на всякий случай.:)

Глава 1

Кристофер Ханко, охотник за эдельвейсами

Проснулся я из-за того, что какая-то сволочь полоснула по моим глазам эльфийским клинком.

Гады… А я ведь предупреждал, что будить меня опасно для здоровья. Ну, ничего, вот еще минутку… еще пять минуток подремлю, а потом эти несчастные эльфы пожалеют, что родились. Разлепив наконец веки, я обнаружил, что никакого клинка нет, зато есть луч утреннего солнца, даже сквозь опущенные занавески не утративший режущих способностей. А еще была головная боль. Причем на редкость противная. Самым неприятным в ней было то, что я абсолютно не представлял, откуда она взялась.

Если бы дело происходило в походе, можно было бы предположить, что я проглотил за ужином кого-нибудь не того – хотя в этом случае логичнее было бы болеть животу – или развел неправильный костер. Но я лежал в мягкой и удобной кровати на втором этаже салуна «Одноглазый эльф», а за Фредди, конечно, водилось множество грешков, но отравленные клиенты, насколько я помнил, пока не числились.

Больше всего эта боль была похоже на очень гнусное похмелье. Но, во-первых, Фредди никогда не позволит себе выставить такую ослиную мочу, а, во-вторых, я вообще не пью. Так, пропущу иногда пару стаканчиков, но напиваться как орк не вижу смысла. В жизни есть куда более приятные занятия.

В этот момент в правом виске раздалось особенно гулкое тупанье. Я застонал и повернулся на бок. Боль пропала. Это произошло так неожиданно, что я едва не свалился с кровати.

Ничего не понимаю. Я сел, осторожно потряс головой, попытался зевнуть – спать совершенно не хотелось – и попробовал прилечь обратно на подушку. Боль моментально вернулась с удвоенными силами. Ага. Значит, на подушке она есть, а в других местах – нет. Интересно.

Я слез с кровати, завернулся в одеяло, вытащил из-под матраса свой «тигр» и начал перетряхивать всю постель сверху донизу, не совсем, правда, представляя, что именно ищу. Но нашел.

Находка моя представляла собой деревянный амулетик для наведения порчи – дрянная дешевка, какую можно купить у любого гоблинского шамана по полдайма^[1] за дюжину. Амулетик был приклеен к днищу кровати со стороны изголовья. Приклеен, впрочем, тоже некачественно – стоило мне до него дотронуться, как он тут же упал.

Я выудил деревяшку из-под кровати, сдул с нее пыль и задумался.

Самая жуткая вещь, которую может вызвать подобный амулетик, – приступ кариеса. Ну, в крайнем случае, цинги, если вы разделяете в еде пристрастия стервятника. И всех проблем – сходить к доктору и заговорить больной зуб.

Уверен, что никто из моих друзей – а их не так уж много – не имеет склонности к шуткам такого низкого пошиба. С другой стороны, враги – а их тоже не легион, хотя и больше, нежели мне хотелось бы, – вряд ли стали бы размениваться на мелкие пакости. Убить – другое дело, но никак не меньше. Оставалось предположить, что эта дрянь просто-напросто досталась мне в наследство от предыдущего постояльца. А раз так – можно потребовать от Фредди срезать плату за постой. В конце концов, проверка комнаты на вшивость входит в счет.

Придя к этому утешительному выводу, я выпутался из одеяла, побрызгал на себя водой из умывальника, оделся. По привычке осмотрел комнату, хотя все ценное надежно покоилось в несгораемому шкафу в подвале салуна, и вышел.

Со времен моего последнего визита в архитектуре второго этажа появилось одно новшество, на которое я вчера вечером, в темноте, не обратил внимания. На стене в конце коридора объявилось зеркало. Небольшое, овальное, с вычурной бронзовой рамкой, оно бы куда лучше смотрелось в гостиной над декоративным мраморным камином.

Последний раз я любовался на свою заросшую трехнедельной бородой рожу в каком-то пещерном озерце. А в зеркала не смотрелся уже, пожалуй, больше года – они в городке были наперечет.

На этот раз из зеркала на меня взглянул вполне обычный молодой человек. Черные волосы, серые глаза – вообще-то они у меня карие, но одно весьма полезное заклинание в качестве побочного эффекта изменило их цвет, бело-синий шейный платок с эльфийским орнаментом и темно-синяя суконная рубашка. Рубашка, как я подозревал, была украдена с какого-то армейского склада и неисповедимыми путями очутилась на полке лавки Полосатого Джо. К сожалению, в зеркало не влезал пояс с кобурой, из которой эффектно маячила рукоятка шестизарядного «тигра» фирмы «Гномиш армз», и новомодные брюки с заклепками от Леви Страусса. А жаль. Я подмигнул своему отражению и спустился вниз.

Несмотря на раннее время, Фредди уже открыл двери салуна и занял свою позицию за стойкой – все шесть футов и пять с четвертью дюймов его темно-зеленой пупырчатой шкуры. При виде меня он радостно осклабился.

Некоторые непонятливые новички при виде Фредди, особенно улыбающегося Фредди, отчего-то начинают удивляться: что делает тролль в салуне под названием «Одноглазый эльф», на что старожилы вроде меня вполне резонно отвечают, что горбатый тролль ничем не хуже одноглазого эльфа.

Кроме Фредди в салуне еще почти никого не было. Только за угловым столиком какая-то личность в гордом одиночестве пыталась загипнотизировать кружку. Судя по небольшому росточку и по манере прятаться в темноту, это был гном-переросток.

– Доброе тебе утро, – сказал я, подходя к стойке.

– Как всегда? – осведомился тролль.

– Ага, – кивнул я и выложил на стойку амулетик.

Фредди запустил свою лапищу под стойку и добыл поднос, на котором явно не без помощи колдовства обнаружились яичница с ветчиной, кусок пирога и большая кружка кофе. Запахи были потрясающие.

– Извини, – пробасил Фредди, ставя поднос на стойку и сгребая амулетик свободной лапой. – Не заметил.

Раздался тихий треск, и из сжатого кулака Фредди выскользнуло облачко зеленоватого дыма. Тролль разжал кулак и стряхнул на пол горсть трухи.

– Так можно и бородавку заработать, – сказал я.

– Тебя тут искали.

Кусок ветчины замер на полдороги к моему рту.

– Кто? Все же знают, что я не работаю.

Я только позавчера вернулся из одной весьма прибыльной и даже не очень рискованной экспедиции, итогом которой было то, что два профессора-ботаника из Европы стали обладателями трех ростков красного эдельвейса, который, по их мнению, растет только на могилах древних эльфийских королей, ну а я стал владельцем четырех сотен полновесных американских долларов. Человек я добрый, поэтому не стал, получив деньги, объяснять профам, что, во-первых, в Америке никогда не было эльфийских королей, а, во-вторых, красный эдельвейс растет на их могилах потому, что его там сажают. Вообще-то он растет в горах.

И теперь, до тех пор пока этим четырем сотням не придет конец, я намеревался валяться в мягкой кровати, читать Жюля Верна и Ницше, три раза в день питаться у Фредди и каждый вечер принимать горячую ванну. А в перерывах между этими занятиями предаваться ничегонеделанию.

Тролль пожал плечами.

– Мое дело – сказать. А спрашивать будешь сам, – с этими словами он ткнул во что-то за моей спиной.

Я развернулся в указанном направлении и обнаружил, что Фредди указывал на тот самый темный угол с темной личностью в нем. На этот раз я смотрел внимательнее и разглядел больше. Это была невысокая бледная девушка, старательно закутавшаяся в серый плащ с капюшоном. Возможно, полуэльфийка или гномка, хотя и не обязательно – невысокие люди иногда появляются и без помощи других рас. Хотя все реже и реже.

Я подхватил поднос и двинулся к столику, дожевывая на ходу ветчину.

– Мне сказали, что вы кого-то ищете?

Девушка посмотрела на меня довольно возмущенно – очевидно, там, откуда она прибыла, не было принято садиться к даме за стол без приглашения, а уж тем более плюхаться, как это сделал я.

– Я разыскиваю мистера Ханко.

– Мистер Кристофер Ханко – это я.

Глаза у нее немного потеплели. Странные, кстати, глаза, довольно непонятного… Я моргнул, сосредоточился, и они на миг полыхнули краснотой.

Вот значит как. Вампир. Точнее, вампирка.

Нельзя сказать, чтобы я сильно удивился. У нас здесь как-никак Пограничье. Одних оборотней не меньше, чем койотов. До тех пор, пока ты соблюдаешь определенные правила, всем плевать, что или кого ты сосешь в своей хижине. Другой вопрос, что вампирам плохо удается держать себя в этих рамках – последнего здешнего кровососа три года назад отправили в его же собственном гробу в плавание по озеру, возложив при этом на крышку связку динамита. Рыбы, говорят, остались весьма довольны.

– Мне сказали, что вы хороший проводник.

– Поправка. Я вхожу в двадцатку лучших проводников Пограничья. И на данный момент в этом городке я – самый лучший. До тех пор, пока не вернется Барсов, а это случится не раньше, чем через пять дней. Но я не работаю.

Одно из немногочисленных преимуществ избранного мной способа зарабатывать на жизнь – то, что не я бегаю за работой, а работа бегает за мной.

– Мне нужно попасть в глубь Запретных Земель.

Ну вот. Начинается.

Исключительно из чистого любопытства я задал еще один вопрос:

– И сколько же вы собираетесь мне заплатить?

– Я надеюсь, – заявило бледное создание, – что пятидесяти фунтов будет достаточно?

Это было даже не смешно.

– Послушайте, мисс-как-вас-там…

– Можете называть меня леди К.

– Нет уж. К – это я. Кристофер, не забыли. Так вот, уважаемая мисс леди М. Меньше чем за пятьсот фунтов ни один хороший проводник даже разговаривать с вами не станет. А плохой проводник – это далеко не самый приятный способ самоубийства.

Похоже, вампирка слегка растерялась.

– Но у меня только сто семьдесят фунтов. Векселем Сити-банка.

Час от часу не легче. Ближайшее место, где можно реализовать вексель лондонского банка, самую малость поближе Лондона. Один проезд станет в половину суммы.

– Хотите бесплатный совет? Возвращайтесь в свой склеп и забудьте о том, что вас сюда привело.

– Я не могу. Это старый долг, и он…

– Если он такой старый, – заметил я, – то вполне может подождать еще сотню-другую лет.

По-моему, она хотела сказать еще что-то. Но смолчала. Нацепила на нос противосолнечные очки и вышла из салуна.

Я доел свой пирог, запил его кофе и, сам не знаю зачем, заглянул в ее кружку. В кружке был морковный сок. По-моему, она к нему даже не притронулась.

* * *

Когда я вышел на улицу, солнце уже поднялось довольно высоко. Пришлось добыть собственные очки – большие, не дающие бликов и, как следствие, очень дорогие. Что поделать – за хорошие вещи приходится платить.

Для начала я собирался зайти на почту. Почта находится в здании вокзала, а вокзал, в свою очередь, представляет собой конечный пункт одноколейки, по которой к нам раз в неделю прибывает пара вагонов всяческого барахла, газеты второй свежести и примерно треть неприятностей. Остальные две трети приходят к нам сами.

За те семь лет, что я провел в Пограничье, шесть железнодорожных компаний пытались проложить новую ветку в глубь Запретных Земель. Все они обанкротились через пару месяцев, и вот уже больше года новых дураков не находилось. Похоже, седьмая сочла за лучшее заняться поисками северо-западного прохода. Так что в ближайшее время мы по-прежнему будем оставаться последним форпостом так называемой человеческой цивилизации. А с западного побережья на восточное придется добираться через Магелланов пролив.

Я вошел на почту, вежливо поздоровался со всеми присутствующими в лице нашего почтмейстера Енота Вилли и трех десятков сонных мух, выбрал скамейку почище и, вооружившись тремя кипами газет, начал приобщаться к новостям извне.

– Синьор Ханко?

Я как раз с интересом начал изучать речь Бена Дизраели, которую зачем-то перепечатала нью-йоркская «Таймс» из лондонской, и этот тип – кто бы он ни был – прервал меня на самом интересном месте.

– Да, это я.

Странный сегодня день.

– У меня к вам есть одно маленькое дельце.

Я опустил газету и посмотрел на человека, который уже после двух произнесенных им фраз начал мне активно не нравиться. Загорелый чернобородый человек, одетый, тем не менее, насколько я мог судить, в дорогой костюм европейского покроя. По-английски говорит почти без акцента. То ли мексиканец, долго живший в Европе, то ли испанец, долго живший в Мексике.

Гораздо больше мне не понравились два мрачных типа, маячивших за его спиной. В Пограничье не возят своих подонков. Выгоднее нанять их здесь – это дешевле, и, кроме того, они знают местные условия. У привозных бандитов обычно возникают трудности с акклиматизацией.

А маленькие дельца обычно оборачиваются большими неприятностями.

– Я вас слушаю.

– К вам сегодня обращалась одна синьора.

– Я ей отказал, – сообщил я и потянулся за газетой.

– Я знаю, – кивнул тип. – Сейчас она договаривается с неким синьором Хорьком.

Я хмыкнул и отложил газету обратно.

Черный Хорек почти так же ленив, как и я. Правда, он трусливее меня, намного жаднее, а главное – он не умеет готовить. Но дело не в этом. Чтобы Черный Хорек взялся за дело без предоплаты, ему надо посулить действительно много. Впрочем, я всегда знал, что он дурак.

– И?

– Я был бы вам крайне признателен, синьор Ханко, если бы вы сейчас явились к…

– Леди М.

– К упомянутой вами синьоре и сообщили ей, что согласны работать на ее условиях. А я, в свою очередь, готов компенсировать все понесенные вами в этом случае издержки.

– У меня почему-то возникает чувство, – начал я, – что если я приму ваше предложение, мне не надо будет вести её очень уж далеко.

Тип как-то странно посмотрел на меня.

– Вы проницательны, синьор Ханко. Слишком проницательны.

– Если не секрет, – спросил я. – Что это за дело, для которого вам так срочно понадобились проводники?

– Увы, уважаемый синьор, – поклонился тип, – это я вам открою только в том случае, если вы согласитесь на мое предложение.

У меня возникло странное ощущение, что тип с превеликим трудом удерживается от того, чтобы придушить меня на месте. А удерживается он исключительно потому, что я ему невероятно, позарез нужен.

– К сожалению, синьор…

– Сангре. Дон Педро Сангре.

Ну и фантазия у этого дона.

– Должен вам ответить то же, что и леди М. Я не работаю.

– Очень жаль, синьор Ханко. Очень жаль, – с этими словами тип развернулся и покинул помещение почты. Оба бандитос потянулись следом.

Я аккуратно сложил газеты в стопку и задумался. Дело пахло все хуже и хуже. В мире есть только три вещи с подобным запашком. Политика. Магия. Деньги.

Представлялось весьма маловероятным, чтобы наше захолустье вдруг ни с того ни с сего стало ареной политических баталий. Власть в Запретных Землях принадлежит тем, кто там живет, что бы ни думали по этому поводу господа в Вашингтоне.

Деньги? Я не знал, насколько остро стоят у вампиров финансовые проблемы, но дон Педро в деньгах явно не нуждался. Или нуждался, но в очень больших. Я достаточно навидался подобных людей. Деньги для них не цель, а средство.

Остается магия. Вполне логично – чего-чего, а этого добра в Запретных Землях предостаточно.

И единственное, чего я в этот день так и не смог понять, за каким чертом я, выйдя из помещения почты, направился обратно в салун, подошел к стойке и тихо спросил у Фредди:

– Зеленый, у тебя случайно нет на примете пары надежных ребят, которые согласились бы рискнуть своей шкурой и не содрали бы при этом последнюю с меня?

Бренда Карлсен, охотница за вампирами

Полдень. Пыль, жара, а вокруг каменистая пустыня с редкими кактусами и пылающий косматый клубок над головой. От такого пейзажа и свихнуться-то можно запросто, а уж навязчивые мысли в голову лезут прямо как мухи на покойника.

Меня, например, уже третий час преследовали мысли о ванне. Большой, нет, огромной ванне, полной горячей воды, и чтобы пена переваливалась через край. Упасть в нее, да так, чтобы только нос наружу торчал, и блаженствовать. Наконец, когда это видение стало совсем невыносимо, я потянулась за флягой, откупорила, сделала пару глотков, а остаток выплеснула на лицо, смывая застывшую маску пота и грязи. Сразу стало легче.

Правда, я осталась без воды, но, по моим расчетам, до деревни оставалось не больше пары миль, и на горизонте уже виднелось что-то зеленое. А где зелень, там и вода.

Еще у меня оставался ирландский бренди местного священника, отца О’Райли. Хороший человек этот священник, и мне он нравился, даже несмотря на то, что именно ему я была обязана этой работой. В конце концов, не будь ее, меня бы загнали в другую адскую дыру, которыми изобилует эта чертова страна. Ибо иерархи церкви очень не любят, когда я и мне подобные начинают шляться без дела вокруг собора в Мехико. Меня же они недолюбливают особенно – считают, что мой вид, видите ли, плохо влияет на паству. Наверное, так оно и есть.

Зато с О’Райли мы сразу же нашли общий язык, даром что я никогда не видела Зеленого Эрина. Ирландцы вообще приятные ребята, это подметили еще мои предки-викинги. Например, у них всегда найдется при себе хорошая выпивка – мне еще не встречался ни один ирландец без заветной фляжки. Держу пари, они и в аду умудряются припрятать глоточек-другой, дабы выпить в день Страшного Суда за торжество Всевышнего.

От приятных воспоминаний о прошлом вечере меня оторвал звук, донесшийся из-за поворота. Кто-то долбил землю мотыгой – яростно, исступленно. Будь это в Техасе, я бы непременно решила, что копают могилу, причем злейшему врагу, дабы успеть до захода солнца поплясать на ней.

Похоже, у Морганы возникли схожие мысли, потому что она вдруг замедлила шаг и, мотнув головой, вопросительно покосилась на меня.

– Спокойно, лошадка, – прошептала я, слегка похлопав ее по шее. – Сейчас мы завернем и посмотрим, кто это так шумит.

Сразу за поворотом начиналось небольшое поле, вскопанное едва ли на треть. Собственно, полем я назвала его из вежливости – скорее эта окаменевшая земля походила на подготовленную к промывке породу. Ее-то долбил столь яростно человек в грязно-белой дырявой рубахе и таких же штанах. Крестьянин или, по-местному, пеон.