Меня разморило. Должно быть, самогон подействовал только сейчас. Эти ощущения были в диковинку, поскольку крепких напитков я отродясь не пробовал. Бывало, что с соседскими ребятами сливали из родительских запасов немного браги, но по сравнению с варевом, которое мне «посчастливилось» испить сегодня, она казалась парным молоком.

В одном стало легче – страх постепенно отступал. Я все реже оборачивался на пленника; пару раз даже рассмеялся после очередной байки Ипполита, а затем подпер руками подбородок и едва не захрапел.

На улице холодало, но прохлада воспринималась мной как приятная свежесть. Где-то вдалеке ухала сова, чуть ближе, на болоте квакали лягушки и стрекотали насекомые. Ночь вступала в законные права, с каждой минутой приближая нас к неизбежному – к схватке с чудовищем.

В какой-то момент я чуть не отключился, но голос Митрофана, раздавшийся как гром среди ясного неба, едва не заставил меня вскочить с места.

– Пусть оборотень поест последний раз по-человечески!

Разговоры резко оборвались, и наступила гробовая тишина. Ипполит забегал глазами, прикидывая, как отнеслись к словам хозяина остальные.

Но все молчали. Лишь Григорий вынул из ножен длинный зазубренный клинок и положил на стол рядом со своей тарелкой. Ипполит последовал его примеру, тем самым показывая, что не возражает против затеи Митрофана.

– Пусть садится с нами, – в итоге произнес Григорий, – он все-таки еще человек.

Я не мог поверить своим ушам. Они либо уже напились, и у них отключился инстинкт самосохранения, либо решили сыграть в какую-то игру, о правилах которой я не имел ни малейшего представления. Чего они добивались? Пощекотать друг другу нервы? Посмотреть, кто первым выкажет страх, или что-то другое?

– Эй, оборотень, – окликнул Митрофан на правах хозяина, – иди к нам за стол. Голодный, поди?

Не моргая, я смотрел на пленника и молился, чтобы тот отказался от панибратства со своими палачами. Но вопреки моим желаниям и здравому смыслу, он поднялся и направился к столу. Мое тело непроизвольно сжалось. Я задрожал, но не сдвинулся с места, и лишь рука автоматически потянулась к ружью.

– Полено вон там возьми, – указал рукой Митрофан.

Я не хотел сидеть с ним за одним столом, но что мог поделать? Не вставать же. Остальные могли неправильно расценить подобный жест, а мне, кровь из носу, сегодня необходимо держаться на все сто.

Поставив чурбак рядом с хозяином, пленник сел и обвел всех взглядом. После взял предложенную вилку, достал из казана кусок мяса и принялся жадно его поглощать.

– Кто ты? – нарушил молчание Григорий.

– Оборотень, – ответил он.

– Это я знаю. Как тебя зовут?

– Игнатом.

Передо мной сидел обычный человек с обычным голосом и видом.

Любопытство и страх вступили в отчаянную схватку внутри меня. Я выискивал отклонения, которые бы указывали на его отличие от нас, но все попытки оставались тщетны.

– Как ты стал обо… – начал Всеволод, но был резко прерван Митрофаном.

– Хватит. Дайте ему поесть спокойно.

На некоторое время повисла пауза, а по ее окончанию охотники вновь принялись за выпивку. Отыскали кружку и налили оборотню самогон, от которого тот, к слову, даже не думал отказываться.

Я наблюдал, как мужики невольно косятся на пленника, как рука Ипполита дергается в сторону ножа, едва оборотень совершает резкое движение. Напряжение нарастало, и воздух за столом постепенно наэлектризовывался.

Что они задумали? Сыграть в русскую рулетку?

Я не хотел в ней участвовать, но и не мог придумать ни единой правдоподобной отговорки, чтобы покинуть игру.

А лицо Игната вдруг скривилось, и в тот момент меня как молнией поразило; пальцы судорожно заскребли по корпусу ружья. Оборотень резко поднялся и, отвернув голову от стола, громко чихнул.

Только потом я осознал, что вскочил вместе с ним, и с ошарашенным видом что-то бормотал, сжимая в руках оружие. Но кто мог знать, что тревога окажется ложной? Оценив масштаб позора, я раскраснелся, не смея поднять глаза на старших товарищей.

И тут они хором засмеялись. В их смехе не было ни капли издевки, я их действительно позабавил. Крошки хлеба полетели изо рта Ипполита, у Григория потек по бороде самогон, и только оборотень молча стоял, впившись в меня бесстрастным взглядом. Я не знал, как на него реагировать, и каких ожидать действий. Посмеется ли он вместе со всеми или бросится на меня через стол и вцепится в горло.

– Малец-то шустрый, – сквозь смех проговорил Митрофан, затем обратился к Игнату. – Ты и обернуться не успеешь, как он на тебя наскочит.

Я недоумевал: что их так забавляет? А если бы он, на самом деле, начал превращаться? Хотя, быть может, для оборота необходимо какое-то время, и мне об этом попросту неизвестно? Уж лучше спросить, чем еще раз выставить себя на посмешище.

– И как быстро это произойдет? – я обращался скорее к оборотню, поскольку глазами был прикован именно к нему.

И ответ последовал от Игната, тогда как остальные еще не успели перевести дух.

– Быстрее, чем ты успеешь поднять ружье, – спокойно ответил он, не сводя с меня взгляд, – к тому времени я дотянусь до двоих своими когтями.

Смех за столом прекратился. Сглотнув ком, подступивший к горлу, я сел и нехотя выпустил из рук ружье. Постепенно приходило понимание, с какой целью Митрофан позвал зверя за стол. На улице практически стемнело, а охотники все больше пьянели, хотели они того или нет. И только держа оборотня под рукой, мы заметим, когда начнется превращение.

Вдалеке послышался протяжный волчий вой. Не сговариваясь, все обернулись на Игната, который, словно под гипнозом, всматривался в сторону леса и, как мне показалось, прислушивался…

– Не хочется ответить? – поинтересовался Ипполит, махнув головой на источник звука.

– Не хочется, – ответил оборотень и сел на место.

Он превосходно держался, и его хладнокровию оставалось только позавидовать.

– А знаете, что?.. – заговорил Ипполит, и до моих ушей донесся звук вибрации.

Приглядевшись, я пришел в ужас – то дрожала его рука; до белых костяшек сжимая кружку, отдавалась тремором по столу.

«Он перепуган до смерти», – пронеслась мысль в моей голове, – «едва сдерживается, чтобы не свалиться в обморок».

– Ведь, скорее всего, мы умрем этой ночью, – продолжил охотник, понурив голову.

Всеволод поперхнулся хлебом и громко закашлялся.

– Что ты такое говоришь? – хозяин гневно воззрился на Ипполита. – Не пугай зазря людей.

– Я и не пугаю, а говорю то, что вижу… и чувствую, – ответил он и указал пальцем на Игната, – взгляни на него.

Взоры устремились на мирно жующего мясо пленника.

– Он ведет себя так, словно ему дела до нас нет. Ты бы смог так держаться, находясь под прицелом пяти вооруженных человек? Зная, что они в любой момент могут тебя пристрелить, как только одному из них покажется, что превращение началось?

– Мы больше напуганы, чем он, – добавил Григорий.

– Дело говорит, – закивал Всеволод, – мы, как глупцы, взялись за то, в чем несведущи.

– Да, – тихо произнес Митрофан, – ты прав.

Их слова острым кинжалом пронзили мое юное сердце. Охотники не просто боялись – они смирились с неизбежностью! Храбрятся друг перед другом, а на самом деле трясутся как ливер.

– Он совершенно не боится нас, а значит, чувствует превосходство. Так, оборотень?

Но Игнат продолжал грызть мясо, не удостоив Ипполита ответом.

– Но и убить его прямо сейчас мы не можем, – напомнил Митрофан, затем посмотрел на меня так, что слезы навернулись на глаза. – Прости, Малец, что так вышло.

Я лишь хлопал глазами, не в силах ничего ответить.

– Я могу открыть ворота, и ты уйдешь, – предложил он, – ты еще слишком молод для такого.

– Если я уйду, то уже никогда не стану мужчиной, – слова сорвались с моих уст прежде, чем я успел их остановить. Но сказанного не воротишь и, горько вздохнув, я добавил. – Я останусь с вами. Мы сможем это сделать!

По неловкому молчанию охотников я понял, что это не так. Они напивались, чтобы забыться; чтобы потерять чувство времени; чтобы умереть, не испытав ни боли, ни страха.

– Да, мы умрем, – подвел итог Ипполит, – и поскольку все, что произойдет сегодня, навсегда останется за этим забором – раз Малец никуда не собирается – я бы хотел кое-что вам рассказать. В частности – тебе, Митрофан. Очистить, так сказать, душу напоследок.

– Ты меня заинтриговал, товарищ, – хозяин уселся поудобнее, скрестил руки на груди, – я тебя слушаю.

– Помнишь, год назад у тебя подохла вся скотина на дворе? – Ипполит поднял кружку и сделал большой глоток.

– Помню, – Митрофан прищурился, не до конца понимая, к чему клонит собеседник.

– Так знай, это я ее потравил.

Густые брови Митрофана медленно поползли вверх. Он ожидал услышать очередную версию случившегося, в крайнем случае, имя злоумышленника, но то, что им окажется сам Ипполит, не мог и вообразить.

– У тебя же тоже скотину потравили? – он непонимающе уставился на товарища, пытаясь собрать в голове всю картину целиком.

– Я тоже так подумал, потому и решил отомстить тебе. Помнишь, мы поспорили, у кого боров больше?

– Помню.

– У меня он оказался больше. А через неделю он подох вместе с остальными свиньями. Я и решил, что это ты.

– Зачем бы мне так поступать из-за какого-то борова?

– Я был зол и не мог думать ни о чем ином. Но ты прав, вскоре я узнал, что это не твоих рук дело, но было поздно. Как оказалось, жена перепутала пищевые добавки и накормила скотину крысиным ядом. Представляешь? А я сгоряча уничтожил все твое поголовье…

– Да-а-а, – Митрофан до хруста сжал кулаки.

Я приготовился к худшему. Если Митрофан кинется на обидчика, то перевернет стол, и тот всей тяжестью обрушится на нас с Ипполитом. Мне не хотелось получить переломы и остаться беспомощным перед схваткой с чудовищем.

Даже в темноте я видел, как напряглись стальные мышцы Митрофана, как пульсировала вена на его лбу, как вздувались ноздри. Он пришел в бешенство и сгоряча мог «нарубить дров». Зачем Ипполит затеял этот разговор? На самом ли деле хотел исповедаться или преследовал иные, известные ему одному цели?

Григорий и Всеволод не спускали с хозяина глаз, ожидая начала действий. Они не сомневались, что Митрофан кинется в драку, если и не с ножом, то с кулаками, точно.

Я перевел взгляд на оборотня – тот чуть заметно ухмылялся. Видел ли это кто-то еще, я не знал, но нарушить тишину не решился.

И только сейчас услышал, что к волкам примкнули сельские псы. Они скулили, лаяли и протяжно выли, вторя своим диким сородичам. Ничего хорошего это не предвещало: животные словно чуяли приближение беды. Я представлял, как собаки рвутся из загонов, роют землю и вертятся волчком, приходя в неистовство.

Близился час, и внутри пленника пробуждался невыразимый ужас, готовый осквернить все, до чего дотронется взглядом. Чудовище уже рвется на волю, ведомое магнетизмом луны и необузданным голодом. По мере его приближения мы ощутим запах псины, исходящий от Игната; из его рта польется отвратительная смесь греха и непотребства…

– А, знаешь, что?.. – сказал Митрофан. И это было добрым знаком – он пошел на диалог, возможно, драки удастся избежать. – Мне тоже есть, о чем тебе рассказать…

Ипполит в мгновение обмяк, точно медуза, выброшенная на берег. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Уж не хотел ли намеренно спровоцировать Митрофана? В таком случае, каковы его мотивы? Напустить в кровь адреналину и тем самым преуменьшить страх перед чудовищем, или… о, ужас, подобным способом выйти из игры?

– Выкладывай, – насупив брови, прохрипел Ипполит и чуть подался вперед.

– Помнишь, когда мы были детьми, у вас сгорел амбар? – медленно и с выражением проговорил Митрофан, смакуя каждое слово.

– Только не говори, что…

– Да. Я его поджег. Неумышленно, конечно, но признаться побоялся. Помню, как бежал, сломя голову, а в спину мне летел пепел от соломы. Ветром его разнесло на несколько километров, и небо потемнело, как при грозе. Запах жареной кукурузы бил в ноздри; ох, уж, поп-корном я вас снабдил как полагается. Я несся через поле, запинался и плакал, не помня себя от страха, и молился всем богам, чтобы меня никто не увидел.

– В ту зиму мы чуть не умерли с голода, – зло прошипел Ипполит, – нам пришлось побираться, как бродягам, чтобы выжить. Весь наш урожай сгорел подчистую. Родители сказали, что пожар произошел из-за засухи. А это был ты! Сдохли все собаки, и нам пришлось их съесть, чтобы мясо не пропадало. Моя сестра едва не умерла от кори, потому что мы не могли платить лекарю.

– Да, все так, – согласился Митрофан, – это мой крест, и мне его нести.

– Ты чуть не убил всех нас, – рука Ипполита легла на рукоять ножа, но в то же мгновение послышался щелчок взведенного курка.

Митрофан целил из ружья в сидящего напротив Ипполита. Под столом, так, что никто не мог этого видеть. Поняв, что не успевает вскинуть клинок, охотник скривил лицо в зловещей гримасе и демонстративно убрал руку в сторону.

– РИТА-А, – прокричал Митрофан так резко, что я вздрогнул.

Через некоторое время со скрипом отворилась дверь, и в проеме показалась женщина. Глядя на Митрофана, любой несведущий мог решить, что Рита его младшая сестра либо дочь. Она была моложе супруга лет на двадцать; и своей красотой потрясала мужчин и вызывала зависть у женщин. А небольшой рост только подчеркивал ее достоинства.

– Принеси керосинку, а то мы уже друг друга не видим.

Не проронив ни слова, Рита вернулась в дом.

Доев очередной кусок мяса, Игнат со звоном бросил вилку и протяжно отрыгнул. Казалось, о нем уже все позабыли в ходе последних событий. Я единственный, кто успевал отслеживать на два фронта.